Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Он верил в это. Никто не устоит против человека, который свою волю отождествляет с волей Бога. Она почувствовала, как когти ястреба впились в ее сердце.

— Ты, возможно, держишься за свою ненависть и сопротивляешься по-детски, — сказал он, — но мне все равно. Для мужчины большое удовольствие мять руками жену или дочь врага, зная, что ей придется уступить, даже если она скорбит по погибшим родным.

Он сорвал платок у нее с головы и силой поставил ее на ноги.

— Раздевайся, — приказал он.

Она быстро разделась, он стянул с нее сорочку. Она легла в постель и схватилась за одеяло. Он медленно разделся и лег рядом.

Она съежилась, сдерживая слезы. Он просунул под нее руку, а другой поглаживал по животу. Она закрыла руками грудь.

— Не сопротивляйся, — сказал он.

Он раздвинул ей ноги. Его пальцы дотрагивались до срамных губ, щупали клитор, проникали во влагалище. Он, наверно, догадался о ее тайне — она иногда лежала под одеялом и ласкала себя, пока душа не воспаряла от удовольствия. Она покраснела от стыда. Она застонала, а он продолжал поглаживать ее, пока она вся не запылала. Ее бедра двигались, а потом он вдруг навалился, его широкое тело прижало ее к постели, и он вошел в нее. Она вскрикнула от боли, предвкушение удовольствия исчезло. Торжествуя еще одну победу, он причинял ей руками боль.

Есуген не открывала глаз. Хан шевельнулся рядом. Ночью он соединился с ней еще раз, заставив ее обхватить и ласкать рукой член, пока тот не встал, ласкал ее сам, пока она не стала вздрагивать под ним, а когда ее тело наконец выгнулось дугой, как лук, вошел в нее.

Проще было не думать, не прислушиваться к внутреннему голосу, забыть прошлое. Она доставила ему удовольствие, и поэтому он может дать то, чего она желала больше всего. Только ради этого она пошла на все, отбросила стыд и печаль, которые чувствовала, отвечая ему. Она не могла помочь мертвым, но, возможно, спасала еще живых.

Она отодвинулась от него и села, потом закрыла лицо руками.

Он сказал:

— Я запретил тебе плакать.

— Я плачу, потому что, наверно, потеряла ту, которую любила больше всех. — Она замолчала, подбирая слова. — У меня есть сестра, которую зовут Есуй. Она старше меня на год, и всю жизнь мы клялись никогда не расставаться. — Слезы у Есуген лились ручьем, ее охватил страх утраты. — Есуй вышла замуж как раз перед тем, как наши мужчины уехали сражаться. Ее муж, наверно, погиб в сражении, но она, должно быть, жива. — Она вздрогнула. — Я бы знала, если бы ее не было в живых — мы были так близки, что я бы почувствовала. Перед свадьбой она обещала мне убедить своего мужа взять меня второй женой, чтобы мы были опять вместе. Как я могу ей помочь, ее же некому защитить?

— Мне понятны твои семейные привязанности.

— У тебя есть власть, и ты можешь вернуть ее мне, — сказала Есуген. — И она будет тебе хорошей женой. Люди говорят, что мы похожи, но Есуй красивей меня и гораздо умнее. Я бы любила тебя, если бы она была со мной, и она полюбила бы тебя тоже.

— Значит, ты хочешь, чтобы я взял еще одну жену, — сказал он. — Если она старше тебя, то она должна занять более высокое место, чем ты. Уступишь ли ты ей свое место?

— Уступлю. — Она взяла его за руку. — Я займу низшее место, лишь бы она была со мной.

Он притянул ее к себе.

— Если она такая же, как ты, тогда я должен найти ее. Мои люди поищут ее среди пленных и здесь, и в других станах. Если ее не найдут, я пошлю людей на поиски ее. Такая любовь между сестрами тронула меня.

— И я умоляю щадить тех наших людей, которые попадутся во время поисков.

Он кивнул.

— Превосходно — дарю тебе и их жизнь. — Он запустил руку ей меж бедер. — А теперь вознагради меня за мою щедрость.

73

Табудай проснулся со стоном. Есуй обнимала его, пока он не перестал дрожать. Он снова вспомнил битву, волны всадников противника, которым невозможно было противостоять.

— Спокойно, — прошептала она.

Он оттолкнул ее и лег, свернувшись калачиком, как ребенок. Она подумала, как храбро он собирался на войну. Битва изменила его.

— Я трус, — сказал он.

— Нет, ты не трус. Битва была проиграна, и тебе надо было предупредить нас. Мужчины часто отступают, чтобы сражаться потом.

Ей не следовало говорить это, Табудай не думал о новых сражениях, бежав с поля боя.

— Я проклят, — бормотал он. — Признай это, Есуй… Я не выношу, когда ты повторяешь свою ложь.

— Это не ложь.

Есуй выползла из шалаша. Небо над лесом светлело. У нее сводило живот от голода. В последнее время они питались лишь ягодами да корешками, она не осмеливалась уйти подальше от шалаша, чтобы найти какую-нибудь пищу. Вскоре им придется открыть вену своей единственной лошади, чтобы досыта напиться крови, если Табудай откажется поохотиться. Он не разрешал ей скрываться из виду, словно боясь, что она бросит его.

Сам он бросил мать и своих людей на произвол судьбы. Он не присоединился к людям у завалов, которые те соорудили на холмах пониже. Один человек, которому удалось спастись, рассказал им о яростном натиске монголов, топтавших тела своих павших товарищей, чтобы добраться до татар. Ее мать сражалась и подбадривала людей, словно сама была вождем. Так сказал человек, избежавший кровавой бойни. И он видел, как погибла ее мать. Монголы не оставят в живых ее отца и братьев. И Есуген…

Ее сестра не может потеряться. Их души слишком тесно соединены. Если бы Есуген умерла, она бы тоже умерла.

Лошадь подняла голову и зашевелила ушами. Есуй слышала лишь щебетанье птиц. Монголы скоро прочешут лес. Только вчера она слышала, как далекий голос что-то кричал, проглатывая часть слов, как это делают монголы.

Она стала на колени у шалаша.

— Табудай, — сказала она, — мы должны уходить на север, в леса. Там мы укроемся. — Муж ничего не сказал. — Я собираюсь сходить к ручью и принести воды, а потом мы должны уйти.

Он выполз из шалаша.

— Какая ты храбрая, — сказал он. — Как ты цепляешься за любую надежду спасти своего трусливого мужа.

— Я не храбрая. Я трясусь от страха всякий раз, когда слышу, как трещит ветка. И ты не трус. Самые храбрые бежали от врага. Табудай, ты должен…

Он ударил ее по щеке, она качнулась и заморгала.

— Надо было дать убить себя. Лучше быть мертвым, чем слышать, как тебя стыдит собственная жена.

— Ты сам себя стыдишься, — прошептала она. — Теперь у меня нет никого, кроме тебя, а ты ничего не делаешь. — Она встала и поправила платок на голове. — Я принесу воды.

Она медленно спустилась с холма и оглянулась, Табудай шел следом. Она двигалась медленно, ловя каждый звук, пока не услышала тихое журчание воды. Это был ручеек, который вот-вот мог пересохнуть.

Наклонившись, чтобы наполнить бурдюк, она вдруг услышала крик, доносившийся снизу. Она замерла. Кто-то взбирался на холм. Затрещали кусты под ногами Табудая, бросившегося вверх, шум мог привлечь внимание врага. Внизу заржала лошадь. Есуй запуталась в полах длинной шубы и упала, а потом с трудом поднялась и стала карабкаться к шалашу. В просвет между деревьями она увидела, как Табудай расстреножил лошадь и вскочил в седло. Не успела она крикнуть ему, как он исчез.

Ветки цеплялись за нее. Есуй доковыляла до хижины и повалилась на землю. В груди рос гнев на Табудая, она боролась с этим чувством. Он не мог защитить ее сам, и монголы вряд ли станут убивать женщину. Она гадала, подумал ли он об этом, или им владел лишь страх.

Из-за деревьев показались десять всадников, направивших на нее свои луки.

— Пощадите! — крикнула она и натянула платок ниже на лицо.

— Ты не умрешь, — сказал один из всадников. — Догоните другого. — Пятеро помчались через лес. Приказывавший спешился, подошел к ней и поднял с земли. — Как тебя зовут?

— Есуй, — прошептала она. — Дочь Ихэ Черэна.

Монгол задрал голову и заорал:

— Хан хорошо вознаградит нас за тебя!

88
{"b":"156063","o":1}