Генерал потрясал кулаком, другие ворчали.

— Я никогда не отступал, — продолжил свою речь Хори Субечи. — Разве королева Гурбесу не говорила тебе, что надо стоять и сражаться, раз уж ты вышел на поле? Надо было передать командование ей — из нее получился бы генерал получше тебя.

Даян полез за ножом, но кто-то схватил его за руку. Даян зарычал. Хори Субечи поднял свое седло и ушел. Гучлуг и прочие замерли. Джамуха подождал, зная, что придется сказать даяну.

— Ладно, — проворчал Бай Буха. — Если вы считаете, что надо сражаться, мы будем сражаться. Все люди когда-нибудь умирают, и, наверно, пришло время биться с монголами насмерть. Слушай приказ — мы атакуем монгольский лагерь.

Найманы вышли из предгорий, проехали берегом реки Тамир и переправились через реку Орхон. На другом берегу найманские разведчики встретили передовые части монголов и были отброшены. Найманы выстроились в боевой порядок на покрытых травой холмах под горой Наху. Монголов уже было видно, их крохотные черные фигурки выделялись почти у горизонта на фоне темнеющего неба.

На рассвете найманское войско двинулось через степь. Бай Буха, окруженный воинами арьергарда, наблюдал с холма за движением всадников. Навес Гурбесу казался ярко-белым пятном на фоне черных скал горы Наху.

Даян, сидевший на коне, наклонился вперед. Джамуха взглянул на него, а потом посмотрел вниз. Монголы ехали, сомкнув ряды так тесно, как растет трава. Легкая конница найманов мчалась им навстречу. Сперва, когда крылья начали охват, Джамуха считал, что найманы могут одолеть противника. Стрелы летели тучей, за стрелками из лука в центре боевого порядка стояла тяжелая конница. Он подумал, что Бай Бухе следовало бы теперь подтянуть арьергард, чтобы быть готовым к тому, что монголов потеснят. Потом вдруг найманские лучники слева ударились в бегство, отстреливаясь от преследовавших их монголов.

Даян приподнялся на стременах.

— Что это за люди, которые вгрызаются в наш авангард как волки? — крикнул он.

— Я знаю этих людей, — сказал Джамуха. — Их ведут те, кого Тэмуджин называет своими четырьмя псами. Это Джэбэ и Хубилдар, Джэлмэ и Субэдэй, и говорят, они алчны до человеческого мяса в день битвы. От них не убежишь, Бай Буха. Подтяни арьергард и отбрось их.

Губы даяна дрожали.

— Как же мне продвигаться вперед, если мы уже отступаем?

Он скомандовал, и сигнальный флажок опустился.

Вскоре даян уже отступал к горе. Джамуха оставался на холме до последней минуты. Когда монголы начали окружать найманскую армию, он приказал своим людям последовать за даяном. Оба крыла монгольского войска катились по степи, целое море людей и лошадей захлестывало найманов.

Бай Буха был уже у подножья горы, когда Джамуха догнал его. Центр найманского войска еще удерживал свою позицию, но правое и левое крылья монголов уже охватывали его, ведомые четырьмя псами анды Джамухи. Здесь, где не были слышны крики раненых и умирающих, свист стрел и лязг оружия, казалось, что люди на поле битвы во что-то играют.

Даян показал рукой.

— Кто эти люди, — спросил он, — что сражаются играючи и чьи кони прыгают, словно резвящиеся жеребята?

— Это уругуды и мангуды, — ответил Джамуха. — Когда-то они воевали на моей стороне. Они безжалостно преследуют врагов, перерезают им глотки, забирают оружие и сдирают одежду, не оставляя позади себя ничего, кроме голых трупов. Хватит ли у тебя смелости встать на пути этих людей?

Он надеялся этим подогреть мужество даяна. Однако флажки просигналили, что надо отступать дальше. Джамуха последовал за даяном, не оглядываясь, пока они не оказались высоко на отроге горного хребта, выше того места, где стоял павильон Гурбесу. Найманы, обретавшиеся в тылу, тоже последовали за даяном. Гурбесу все еще находилась под белой крышей своего павильона. Видимо, она не собиралась бежать. Центр монгольского войска, как лезвие, рассекал ряды найманов, и Джамуха заметил девятихвостый штандарт своего анды.

— Кто ведет сюда это войско, — кричал даян, — кто рассекает наши ряды, как меч?

— Это мой анда Тэмуджин, — ответил Джамуха. — Теперь он налетает на нас, словно голодный сокол. Держись, Бай Буха. Ты должен отбросить их, прежде чем они достигнут горы. А позади него еще больше людей, их ведет его брат Хасар, стрелы которого летят далеко, пронзая каждая сразу по нескольку человек. А там — люди под командой Тэмугэ-отчигина. Его называют ленивым, но он никогда не опаздывает на битву.

Небо темнело. Еще раз замелькали сигнальные флажки. Даян и его королевская гвардия поднимались в гору, пока не укрылись под деревьями. Отступающие найманы бежали в гору справа и слева от Джамухи. Противник окружал их, а войска Тэмуджина теснили их в центре, так что больше некуда было отступать. Крылья монгольской армии сближались, как клещи, тесня найманов к горе. Павшие люди и лошади были похожи на разбросанные детские игрушки. Прорвавшись сквозь монгольские боевые порядки, на север устремились некоторые мэркиты во главе с Токтохом Беки, бросившим своих союзников. Монголы загонят найманов наверх, а потом окружат гору.

Воля Неба была ясной. Джамуха вспомнил тот день, когда он плясал с Тэмуджином под большим деревом и когда они поклялись никогда не расставаться. С тех пор, какое бы оружие он ни применял против Тэмуджина, оно непременно обращалось против него самого. С каждым ударом он лишь увеличивал силу и власть анды. Даян — это еще одно оружие, которое подведет его, Джамуху.

Он сидел на коне, окруженный своими людьми, не двигаясь, не произнося ни слова в сгущающейся тьме, прислушиваясь к боевым кличам живых и стонам умиравших, а в гору мимо него бежало все больше людей.

— Сражение проиграно, — сказал наконец Джамуха. — Если уж приходится бежать, то лучше это сделать под покровом ночи. К рассвету противник окружит гору Наху.

— Выходит, нам снова надо бежать, — сказал кто-то. — И куда же мы побежим теперь?

Джамуха поднял руку.

— Я вас подвел, — сказал он. Никто не возразил ему. — Я освобождаю вас от присяги, данной мне. Если вы захотите сдаться на месте, помните, что Тэмуджин часто прощает тех, кто был верен своим вождям, так что он, возможно, помилует вас. Если же я попаду в его руки, пощады мне не будет.

Конь его медленно пошел в гору. За ним последовало несколько человек. Конь его остановился, Джамуха подозвал Огина.

— Я хочу, чтобы ты доставил послание, — сказал Джамуха. — К ночи битва закончится, и ты поедешь к Тэмуджину… Разумеется, если ты захочешь сделать это для меня.

Огин ударил себя в грудь.

— Я в твоем распоряжении, мой гур-хан.

Джамуха усмехнулся, услышав ничего не значащий титул.

— Скажешь так: «Я, Джамуха, вселил страх в сердце даяна своими словами. Он прячется на горе, слишком напуганный, чтобы противостоять тебе, и мои слова были теми стрелами, которые ранили его. Воспользуйся этим, мой друг, и победа будет твоя. Теперь мне надо от найманов уходить. Эта битва для меня закончилась».

Огин повторил послание и сказал:

— Хочешь, чтобы я попросил его ответить?

— Никакой его ответ ничего не изменит. Мы поедем к горам Тангну. Поезжай туда, когда передашь послание.

Огин поехал под гору. Когда он скрылся из глаз, Джамуха со своими двинулся тоже вниз. Он даже не сосчитал, сколько человек осталось с ним.

Ночью найманы взбирались все выше в поисках пути для отступления. Приказ был отдан, все отходили куда попало, поскольку в приказе не был назначен рубеж сопротивления. Найманы, не получившие указания, куда идти, и яростно теснимые монголами, думали лишь о бегстве. Паника и отчаяние гнали их по скалистым склонам и предательским тропинкам. Тьма, которая, как они рассчитывали, скроет их, привела многих к смертельным падениям в невидимые пропасти. Когда даян со своей охраной спустился с горы, то под скалами в темноте он натыкался лишь на горы трупов. Кругом была тишина, не слышно было ни стона, ни крика.