— Такова твоя точка зрения? — задумчиво сказал Джон. — Ты так сильно хочешь его, мисси?

— Не твое дело. Не распускай руки ради самого себя. Ты мне не нравишься, но я не хочу, чтобы Кахнаваки убил тебя.

— Убьет меня из-за сумасшедшей! — Джон поднял голову, задумчиво глядя на Шеннон. — Не буду спорить с тобой, Шеннон, ты не в своем уме, веришь ты или нет. Ты безумна, и твое увлечение Кахнаваки часть этого бреда. Войдем в комнату, и я расскажу тебе о человеке, с которым, как тебе кажется, ты хочешь заняться любовью.

В смятении Шеннон смотрела в спину уходящему Джону.

— Я не говорила этого, — растерянно прошептала она. — Я сказала, что это не твое дело.

Джон прихрамывал, и Шеннон почувствовала угрызения совести. Она напомнила себе, что он виноват во всем случившемся. Он пытался раздеть ее. Шеннон ввела в заблуждение его доброта и бесспорно искренняя забота о ее благополучии.

Собак нигде не было, а Джон был на полпути к хижине. Самое время убежать. Ночь можно провести в лесу. Или можно вернуться в хижину, послушать, что расскажет Джон про Кахнаваки. Можно было даже исподволь узнать хоть немного о самом Джоне Катлере.

Когда Шеннон вошла в комнату, Джон сидел в кресле-качалке. Жестом он велел ей встать перед ним. Ничто не выдавало его истинных чувств. Может быть, его удивило ее возвращение. Может, обрадовало. По усталому виду Джона можно было догадаться, насколько сильно у него болит нога.

Шеннон повиновалась, стараясь придать своему лицу такое же безразличное выражение.

— Ты обещал рассказать о Кахнаваки.

— Сначала я хочу сказать о другом. Я должен извиниться перед тобой за свое поведение.

— Я не скажу Кахнаваки.

— Не будь смешной, Шеннон. Неужели ты на самом деле думаешь, что он поверит тебе больше, чем мне?

— Его наблюдатель видел, как ты приставал ко мне…

— Его наблюдатель видел, как ты убегала. Мне велено держать тебя здесь против твоей воли. Незначительное принуждение разрешается и прощается. Прошу извинить меня за то, что ты называешь «распускать руки». В свою защиту скажу, что я слишком долго жил один и потому повел себя грубо. И… — его глаза стали глубокими и почти совершенно зелеными. — Ты очень красивая женщина.

— Ну, хорошо…

— Хватит. Я действительно обратил внимание на твою неудобную одежду и совсем не рассматривал твою грудь. Давай не будем больше возвращаться к этому вопросу. Ложись в постель, и я расскажу тебе о Кахнаваки. Ты заметила, — сказал он с легкой улыбкой, — я сижу спиной к кровати, как настоящий джентльмен. Раздевайся, ложись, и я начну свой рассказ.

— Нога болит?

— Не обращай внимания. Делай, как я говорю.

Шеннон стала у него за спиной, сняла туфли. Джинсы испачканы мокрой бурой глиной. Хотелось побыстрее снять их, но…

— Мне нужно в туалет, — хмуро сказала она.

— В туалет?

— Удобства? Уборная? — Шеннон сморщилась, когда он рассмеялся. — Я правильно сказала?

— Конечно. Тебя проводить? — не ожидая ответа, он позвал: — Герцогиня! — Помахивая хвостом, собака вылезла из-под кровати. — Присмотри за Шеннон, Герцогиня.

Шеннон схватила туфли и вышла на улицу, задумчиво посмотрела на лес, отделяющий ее от саскуэханноков. Ей очень хотелось к ним. Они ошибались, думая, что у нее больше общего с человеком по имени Джон Катлер. Возможно, из-за происхождения или языка. Но правда вспыхнула в ней, как костер, который она пыталась разжечь на их священной земле.

— Ваша земля священна и для меня, — прошептала Шеннон, глядя на деревья. — Не только потому, что там нашли вечный покой мой отец и ваши предки, но и за ее чистоту и красоту. Я напрасно боролась против загрязнения окружающей среды, бессмысленной охоты и хищнической эксплуатации полезных ископаемых. Душой и телом я с вами, а не с «моим» народом. Если бы вы только знали об этом…

Шеннон устремилась к сараю. Интересно было узнать, с какими еще животными мог сосуществовать Джон Катлер. Слегка приоткрыв дверь, чтобы, не дай бог, какая-нибудь живность не сбежала, она заглянула в темный сарай. Но оказалось, что это не сарай и не стойло, а миниатюрная кузница. Широко распахнув дверь, Шеннон смогла рассмотреть в лунном свете наковальню, мехи и аккуратно разложенные кузнечные клещи и кочерги. Она рассмеялась, представив себе заросшего, громадного Джона Катлера в черном кожаном фартуке. Весь в поту, чертыхаясь, он кует инструменты… для кого? Для каких целей?

«Капканы», — с отвращением подумала Шеннон. Стоило только обратить внимание на мужчину или поверить ему, как оказалось, что он жесток. «Пусть это послужит тебе хорошим уроком, Шеннон, — сказала она себе. — Держись подальше от этого зверя».

Бросив взгляд на хижину, Шеннон сняла грязные джинсы, яростно вытрясла их и вошла в кое-как сколоченную уборную.

— Останься за дверью, Герцогиня, — приказала она собаке.

От реки дул холодный пронизывающий ветер. Шеннон быстро оделась и вернулась в хижину.

— Я принес тебе воды… Там, в тазу. И щетка для волос…

— Спасибо, у меня своя. — Шеннон привела себя в порядок, признательная Джону за его притворную незаинтересованность, и разделась у него за спиной. Интересно, хватит ли у него наглости проверить, сняла ли она лифчик. Аккуратно сложив одежду, она положила ее на постели, нырнула под одеяло и сообщила: — Я уже легла.

Джон одобрительно посмотрел на нее.

— А теперь закрой глаза, мисс Шеннон, и я расскажу тебе о твоем герое.

— Он вовсе не мой герой, — по многолетней привычке Шеннон принялась заплетать в косу длинные золотистые волосы. — Начинай свой рассказ, Джон.

Несколько минут Джон, как зачарованный, следил за плавными движениями ее руки, а затем начал свой рассказ.

— Мой отец был человеком своенравным. Когда-нибудь я расскажу о нем подробнее. Сейчас достаточно сказать, что он был своенравным. Мама знала об этом, когда выходила за него замуж. Но она не могла предположить… насколько это усложнит их жизнь.

— Они англичане?

— Да. Но мать моего отца была француженкой. — Джон натянуто улыбнулся и прибавил: — Для Кахнаваки это имеет значение. Он питает склонность к французам, а не к англичанам.

Шеннон вспомнила историю гибели саскуэханноков… Возможно, ее ускорила тайная встреча с французами…

Она вздрогнула.

— Он не должен доверять им, — вырвалось у нее непроизвольно.

— Согласен.

— Продолжай, Джон.

— Мой отец отправился в Америку по торговым делам моего деда. Дед надеялся, что путешествие и трудности, встречающиеся в пути, обуздают его нрав. Но он ошибся. Отец влюбился в девственную природу. Фактически, он так и не вернулся к матери.

— Он не послал за своей семьей?

— Нет. Он прислал деньги, чтобы обеспечить нас… по долгу совести. Но мама потратила их на собственные поездки. Она переехала в Нью-Плимут.

— Твоя мать, должно быть, удивительная женщина.

— Да. Даже отец был потрясен. Его не интересовал Нью-Плимут, и он перевез нас в Нью-Амстердам. Здесь постоянно находился компаньон отца, торговец Питер Ван Хорн. Он присматривал за нами, когда отец бывал в отъезде. А уезжал он часто и надолго. Однако, мне посчастливилось хорошо узнать его. Мой отец по-своему был добрым человеком.

— Когда он умер?

— Около семи лет назад. Уже на смертном одре он признался, что у него есть еще одна жена, — лицо Джона исказилось от боли.

— О! — не удержалась от восклицания Шеннон.

Джон холодно кивнул.

— Можешь представить, что там было. Если бы он не умирал, я, наверное, задушил бы его собственными руками.

— Какое потрясение для твоей матери!

— Это еще не все. Он не просто пренебрегал ею, — слегка прихрамывая, Джон начал ходить по комнате. — Он не был верен ей. Я не раз слышал, что французы женятся на индианках, нo…

— Она была индианкой? — поразилась Шеннон. — А как ее звали?

— Оджибва. После смерти отца мама отправила меня на ее поиски. Я должен был сообщить ей, что она овдовела. Мама сочувствовала ей, она была удивительной женщиной. — Джои остановился, расправил плечи. — Это предыстория моей встречи с Кахнаваки. Я путешествовал в глубине страны, где был вовлечен в драку с бандой индейцев-шони. Они бы прикончили меня, если бы не Кахнаваки. Мы с ним бились бок о бок. Кахнаваки прекрасно владеет ножом, я — кулаками. Мы здорово дрались, но были в меньшинстве.