— У тебя, оказывается, всегда были иллюзии, — нахмурился Джон. — А я надеялся, что это от ушиба головы.

Шеннон весело рассмеялась.

— Не было у меня никаких иллюзий. Только видение, о котором я тебе говорила вчера. В остальном мои воспоминания ясные и четкие. Тогда я тоже ушибла голову.

— Ты выздоровела?

— Совершенно. Не волнуйся, — она игриво сморщила носик. — У тебя самого тоже гиперответственность, но не столь огромная, как у меня. Если б ты слышал, как смеялся надо мной Филипп, узнав, что я не спала всю ночь перед своим первым днем выборов. Мне казалось тогда, что мой голос мог повлиять на судьбу всей страны.

— Ты сама-то понимаешь, что говоришь? Ты принимала участие в выборах? Это же смешно!

— Почему?

— Когда я был мальчишкой, я мечтал стать королем или рыцарем. Я думал, все девочки хотят быть принцессами. Но ты…

Шеннон сдержала улыбку.

— Что я?

— Ты мечтала стать мужчиной! Выборы!

— Очень смешно. Там, откуда я пришла, Джон Катлер, совсем не обязательно быть мужчиной, чтобы иметь власть или быть полезным.

— Ты полезна в моем мире. Ты развлекаешь меня.

— Ах, успокойся. Ты настоящий шовинист. И это твой недостаток. Там, откуда я пришла, мужчина может разговаривать с женщиной на любые темы, и их отношения становятся более полными.

— Они говорят о политике?!

— Конечно. И об экономике. Они прямо и откровенно говорят о сексе.

— Секс? Что это?

— Половые сношения. Ну, я не знаю, как вы их называете. Спариваться?

Джон фыркнул.

— Ты говоришь непристойности, женщина. Я расскажу об этом Кахнаваки.

— Что?

— Не беспокойся. Я скажу, что тебе это подходит.

— Какой же ты несносный!

Джон бросил повод и схватил Шеннон, заставляя ее замолчать.

— Давай обсудим «спаривание» честно и откровенно. Ты девственница?

— Не твое дело!

— Ну вот! — Джон отпустил ее. — Нет на земле места, где бы мужчины и женщины могли обсуждать подобные вопросы. Это противоестественно.

— Ты же не пытаешься просто обсудить этот вопрос. Ты стараешься смутить меня, — высокомерно заметила Шеннон. — Прекрати. Пошли дальше.

— Подожди.

— Что еще? — Она хмуро посмотрела на Джона. Джон отошел от нее, поднес ко рту сложенные чашечкой ладони. Герцогиня тут же спрыгнула с мула и села у ног хозяина. И вдруг зазвучала мелодичная песня красногрудой малиновки. Вдалеке запела еще одна малиновка.

— Как красиво! Джон? Это Кахнаваки отвечает тебе?

Джон самодовольно кивнул.

— Он научил меня.

— Вы подаете друг другу сигналы! Как мне нравится!

— Кахнаваки может подражать дюжине птиц. Я научился только двум. Правда, крик совы у меня еще не очень хорошо получается.

— Покажи, пожалуйста, — попросила Шеннон. — Только один раз. Это так волнующе.

— Хорошо, — Джон еще раз сложил чашечкой ладони и раздалось почти идеальное уханье совы. Ответ Кахнаваки был более низким, и Джон слегка поморщился. — Он талантлив. И должно быть, смущен. Мы пользуемся криком совы ночью.

— Научи меня.

— Зачем? Сигналы нужны на охоте, а ты не ешь «мяса невинных животных», — Джон развязал свой мешок и вынул из него красиво украшенную бахромой кожаную куртку.

— Что это, Джон? Какая красивая! Разве не прелесть эти украшения! Стежки, вышивка бусами…

— Шкура невинного животного, — уколол ее Джон.

— Перестань дразнить меня, — пальцы Шеннон пробежали по бесчисленным рядам красных и белых стеклянных бусин. — Кто вышивал ее, Джон?

— Эту куртку сшила вторая жена моего отца. Она заканчивала шитье, когда я принес ей печальную весть. Она настояла, чтобы я взял ее и носил… вместо отца.

— Как грустно. Ты берег ее для особого случая?

— Я не надевал ее прежде. Но теперь…

Шеннон рассердилась и быстро отвернулась от него, сожалея, что любовалась курткой. Он наденет ее для своей невесты! А почему бы и нет? Разве он не побрился для нее? Когда же, наконец, он кончит заискивать? Джон сообщил Кахнаваки о своем прибытии. Прекрасная невеста, наверное, тоже прихорашивается — причесывается, пользуется душистыми травами, чтобы волосы блестели и от них исходил возбуждающий аромат. Надевает свое лучшее платье, сбереженное для долгожданной встречи.

Сестра Кахнаваки. Она, должно быть, красавица. В этой семье из поколения в поколение передаются драгоценные гены: изящная фигура, огромные бездонные черные глаза, гладкая бронзовая кожа.

— Ну? — весело спросил Джон. — Как я выгляжу? Я надел ее первый раз.

Шеннон неохотно повернулась к нему.

— Превосходно! Уверена, невеста будет потрясена.

— Шеннон, что-нибудь не так?

— Пойдем быстрее. Нельзя заставлять невесту ждать.

— Ты злишься? — Джон пытался вспомнить, чем обидел ее. — Потому что я спросил, девственница ли ты? Я пошутил.

— Знаю. — Шеннон стало стыдно за свое ребяческое поведение. Отбросив ревность, она прикоснулась к мягкой бахроме на куртке и сказала: — Я никогда не видела более красивой одежды и более красивого мужчину. Боюсь, я немного волнуюсь перед встречей с саскуэханноками. Извини меня.

— Они полюбят тебя. Я сказал Кахнаваки, какое у тебя доброе сердце. Но я не сказал ему, чтобы не ввести его в заблуждение, как дорога для меня ты. Ты многому меня научила, Шеннон Клиэри.

— Я? Чему это я тебя научила? — Шеннон вспыхнула от похвалы.

Джон прижал ее к себе. Щека Шеннон прильнула к мягкой коже куртки.

— Ты помогла мне понять своего отца. Ты освободила меня от горечи из-за его… измены. Я понимаю сейчас, как трудно было ему объяснить свой уход от законной жены.

Шеннон вонзила когти в ладонь. Как сильно задевают — нет, — разрушают ее чувства слова Джона. Уход? Разве история не повторяется? Он снова думает о сестре Кахнаваки! Он захвачен мыслями о первом дне новой жизни, а не о последнем дне жизни с Шеннон.

«Его «жизни» с тобой? — поддела она себя. — Два дня, Шеннон. Всего два дня. Посчитай их. Он был влюблен в сестру Кахнаваки шесть лет. А ты надеешься, что два дня, проведенные с тобой изменят его решение. Дай ему шанс! Этот парень пытается поступить правильно и быть верным своей невесте, и ты должна помочь ему».

— Джон?

— Да?

— Хочу ответить на твой вопрос, — Шеннон глубоко вздохнула и выпалила. — Я не девственница, — Джон уставился на нее, а она холодно пояснила: — Краткий любовный роман. Я сожалею, но не прошу прощения ни за это, ни за что другое. Хочу, чтобы ты понял: я не стесняюсь обсуждать эти вопросы открыто. — Джон не ответил, и она спросила: — Что, никаких комментариев?

— Когда же произошел твой «краткий любовный роман»?

— В начале этого года.

— Понятно. И…?

— И что?

— Он был в этом или в том мире? — Шеннон удивленно уставилась на Джона. — Так я и думал. Опять бред…

Весь оставшийся путь до деревни Джон посмеивался. Огорченная Шеннон посматривала на него в недоумении, не зная, как ей реагировать.

Спустя час, Шеннон и Джон остановились в небольшом лесочке, явно используемом для заготовки дров. Их взглядам открылась расположенная в низине саскуэханнокская деревня, окруженная высоким частоколом, где в этот час царила обычная суета.

— Зачем им такие укрепления, Джон? С этим частоколом деревня похожа на каторжную тюрьму.

— Похожа… Когда Кахнаваки стал вождем, саскуэханноки стали воевать реже, чем раньше. Но у них есть враги. Поэтому они построили деревню в этом месте. Посмотри, к ней невозможно приблизиться ни с одной стороны, кроме северной. А здесь очень крутой склон, что замедлит продвижение противника.

— Когда ты говорил о больших вигвамах, ты имел в виду эти дома? Пожалуй, они более шестидесяти футов в длину.

— Восемьдесят. В каждом вигваме живут приблизительно семьдесят пять человек. Внутри очаги. Каждый очаг — на две семьи. У каждой семьи свое помещение с двумя помостами: на нижнем спят взрослые, на верхнем — дети.

— Очень удобно. Вероятно, они проводят в вигвамах мало времени. У них много работы, должно быть. Смотри, что они делают?