— Разве?

— Да!

— Закрой глаза и спи.

— А где ты будешь спать?

— В своей кровати, — прорычал Джон. — Спи спокойно.

— Но…

— Замолчи!

Шеннон оцепенела. Голос Джона, грубый, хриплый, как при первой встрече, ужаснул ее. Кто он? Добрый рассказчик или разъяренное животное? Он будет спать рядом с ней…

Это было первое потрясение. Из-под полуопущенных ресниц Шеннон наблюдала за Джоном. Он начал раздеваться и не остановился, пока не снял всю одежду. Шеннон свернулась клубочком и зарылась лицом в подушку, дрожа от страха и изумления. Джон сказал, что у нее тело богини. Нет, это у него тело бога! Он сотворен фантастически совершенным. От шеи и до кончиков пальцев ног его тело безупречно и прекрасно. Его зеленовато-карие глаза тоже прекрасны. Шеннон никогда в жизни не видела более выразительных и неотразимых глаз.

— Ненавижу! — простонала она в подушку.

— Знаю. Так даже лучше. Спи. И пусть тебе приснится Кахнаваки, если он тебе еще нравится.

Солнечный свет, струящийся в окошечко хижины, разбудил Шеннон. Она осторожно потянулась. Воспоминания о вчерашнем вечере и Джоне Катлере нахлынули на нее. Если бы Шеннон сказали, что она проспит девять часов рядом с обнаженным малознакомым мужчиной, она бы ни за что не поверила. Сегодня она вынуждена была признать это. Интересно, оставался ли он с ней в одной постели до утра? Шеннон Клиэри нашла взглядом Джона Катлера. Он был одет и готовил завтрак.

Широкая улыбка озарила его лицо.

— Доброе утро, мисс Шеннон. Как твоя головка?

— Намного лучше. Как твоя нога?

— Как новенькая.

Прикрыв ноги одеялом, Шеннон села по-турецки и принялась расплетать косу.

— Надо полагать, ты больше не злишься? — спросила она.

— Я и не злился.

— Ты был в ярости, — возразила Шеннон.

— Обычное раздражение. Оно не позволяет блуждать моим мыслям, — в зеленых глазах Джона горели озорные огоньки. — И не только мыслям.

Шеннон вспыхнула и продолжила расплетать волосы. В его словах был особый смысл. Если они и заболтались вчера до поздней ночи, уютно устроившись под стеганым одеялом…

— Я напек тебе лепешек. Никакого «мяса животных», хотя, признаюсь, смазал сковороду салом.

Шеннон сморщила нос.

— Ценю вашу заботу, мистер Катлер. Вы послали за Кахнаваки?

— Около двух часов назад он был здесь. Я просил его прислать для тебя фасоль и молоко.

— Я же хотела поговорить с ним! — Шеннон вскочила с постели, с горящими от возмущения глазами. — Правда, Джон! Ты не знал, что мне нужно поговорить с ним!

— Он считает тебя сумасшедшей, — Джон скользил взглядом по ее голым ногам, едва прикрытым мятой футболкой. — Вы прекрасно выглядите сегодня, мисс Клиэри.

— Смотри, если хочешь, — фыркнула Шеннон. — Мне удобно в такой одежде. На мне больше одежды, чем было на тебе ночью.

— Ты подсматривала? — Казалось, Джон был потрясен. — Ты странная женщина, Шеннон Клиэри.

— Я же сумасшедшая, — напомнила она холодно.

— Тебе это придает очарование, — ответил он. — Иди к столу.

— Мне нужно в уборную, — не ожидая его ответа, Шеннон позвала: — Герцогиня, — наклонившись, она погладила собаку, торопливо выбирающуюся из-под кровати. — Пойдем приведем себя в порядок, девочка.

— Шеннон, подожди, — Джон схватил джинсы и швырнул ей в руки. — Одно дело флиртовать со мной, мисси, и совсем другое — с людьми Кахнаваки. Тебя может удивить их реакция.

— Я не флиртую…, — возмутилась Шеннон. — Ты уверен, что саскуэханноки следят за хижиной?

— Они следят за тобой.

— Что тебе сказал Кахнаваки сегодня утром?

— Что если я хочу когда-нибудь жениться, с тобой не должно случиться ничего плохого.

— О! — Шеннон с трудом скрыла разочарование. — Ты оказался прав. Поздравляю, Я и впрямь очередное испытание.

— Если это тебя хоть немного утешит, — взгляд Джона снова заскользил по ее ногам. — Ты — самое трудное из всех моих испытаний.

— Хорошо, что ты сказал мне об этом. Извини, Джон. Герцогиня, идем, — натянув джинсы на длинные стройные ноги, притягивающие взгляд Джона, Шеннон вышла из хижины. «Тяжелый удар по твоему самолюбию», — сказала она себе.

Нет, она не ждала, что Кахнаваки по уши влюбится в нее. Но разве в его глазах не светилась симпатия? Разве они не пережили минуты умиротворения и доверия, когда плыли в каноэ?

«Ты хотела, чтобы время остановилось, — горько упрекнула себя Шеннон. — А для Кахнаваки это мгновение ничего не значило. Факты говорят сами за себя, Шеннон. Трое мужчин трижды разбили тебе сердце. Прими мои соболезнования. И все же, в этот раз все было иначе», — подумала Шеннон. Она поверила мгновенно и всецело. В основе этого влечения лежала не сексуальность, а духовное родство и взаимоуважение.

Шеннон горько плакала, сердито смахивая слезы ладонью. Почему у нее всегда так получается? Почему она путает причину и следствие, природу и необходимость? Она не влюбилась в Кахнаваки. Она влюбилась в его землю, его мир и хочет быть частью этого мира. Ее мир, ее общество придут через три века. Но пока она не хотела возвращаться туда. Она насладится жизнью в мире, где для нее есть место. Что ее ждет в ее мире, ее веке? Семья? Отношения с матерью и сестрой натянутые. Карьера? Мысль об учебе абсурдна. Мужчина ее мечты? Она еще не встретила его.

— Шеннон?

— Убирайся, — в глазах Шеннон сверкала ярость. Еще смеет жалеть ее! — Со мной все в порядке, только немного болит голова. О, нет, Джон… не надо…

Джон подхватил ее на руки и понес в хижину, тихо приговаривая:

— Если тебе нужен Кахнаваки, Шеннон, ты получишь его. В конце концов, он такой же мужчина, как все. Когда он увидит тебя, услышит тебя, он не сможет устоять, — Джон опустил ее на кровать и склонился над ней. Его жесткая борода колола мокрые щеки Шеннон. — Мы с ним друзья. Я замолвлю за тебя словечко. Не плачь.

— Слезы — женское оружие, — Шеннон засмеялась сквозь слезы. — Помнишь, вчера ты просил меня не плакать?

— Я помню все, что было вчера. Каждую мелочь, — усмехнулся Джон, опершись на локоть и глядя ей в глаза. — Скажи мне, Шеннон, чего ты хочешь?

— Я хочу домой.

— Ты не хочешь к Кахнаваки?

— Я хочу… — Шеннон вспыхнула и прошептала: — Не знаю, как объяснить тебе. Думаю, мне нужен не он, а то, что он олицетворяет для меня.

— Что же это?

— Красота. Покой. Гармония.

Джон ласково убрал волосы со лба Шеннон и осторожно поцеловал синяк.

— Скоро ты вспомнишь свое прошлое и будешь жить в согласии с миром и собой. Сейчас ты очень напугана. И я не смог тебе помочь. — Он целовал ее лицо, шею. — Прости меня за это.

Только на мгновение Шеннон не устояла перед ласковым теплом его губ. Колючая жесткая борода приятно щекотала кожу. Джон долго жил в лесной глуши, и в его поцелуях было желание. Но он принадлежал другой женщине.

— Джон.

— М-м-м?

— Джон, прекрати, пожалуйста, — Шеннон старалась говорить строгим голосом. — Разве ты не понимаешь, что происходит? Ты заваливаешь испытание.

— Заваливаю испытание? — Это слово настолько потрясло Джона, что он резко выпрямился. — Для воспитанной женщины у тебя слишком грубая речь.

— Что? Грубая речь? — Шеннон не сдержалась и захохотала. — Грубая речь? О, Джон…

— Ну, хватит, — проворчал Джон, возвышаясь над ней, как башня. — Ты будешь отдыхать весь день. Ты ненормальная.

— А ты очень милый, — она встала на колени и шутливо погладила его бороду. — Ты мне нравишься, Джон Катлер. Не могу поверить, что я боялась тебя.

— Ты мне тоже нравишься, — Джон ласково провел рукой по длинным золотистым волосам. — Мне нравится, как ты пахнешь. Мне нравятся чувства, которые ты вызываешь во мне. Мне нравится твой голос, и даже те глупости, что ты говоришь.

— Мне это подходит? — весело спросила она. — Знаешь, о чем я думаю?

— О чем?

— Кахнаваки немедленно должен разрешить тебе жениться на своей сестре. Ты прекрасный человек. Он больше не должен испытывать тебя. Я бы с радостью женила тебя на своей сестре. Ты именно тот человек, который нужен ей.