Шеннон видела, что воспоминания о том бое захватили его.

— А сколько было шони? — застенчиво спросила она.

— Восемь, — Джон усмехнулся. — Правда, с ними был пленный, которого нужно было охранять. Поэтому с нами дрались только семеро, но…

— Семеро против двоих!

— Да, драка была что надо. Временами мне казалось, что меня вот-вот убьют. Потом мы стали их теснить. Это нас опьянило. Кахнаваки был похож на сумасшедшего. Наверное, это роднит вас. Глядя на него, и я дрался, словно одержимый. В конце концов, мы их разогнали.

— Здорово!

— Я думал, мы отправимся залечивать раны, но у Кахнаваки были другие планы. Он совсем плохо говорил по-английски, я не знал ни слова по-ирокезски; тем не менее, он умеет быть убедительным. Он сказал, что мы должны освободить пленника шони. Им был сын одного высокопоставленного мохаука. Кажется, — по лицу Джона пробежала тень неудовольствия, — Кахнаваки спас мою жизнь из корыстных побуждений. Он нуждался в помощнике для освобождения пленника.

— Саскуэханноки — союзники мохауков?

— Мохауки входят в союз ирокезов. С этой точки зрения они и саскуэханноки — враги. Но у Кахноваки было «видение», как он это называет. Первый шаг — снискать доверие мохауков — был блестящим. Когда мы вернули юношу родителям, с нами обращались, словно с членами семьи вождя.

— С тех пор ты и Кахнаваки — друзья!

— Он привел меня в большой вигвам своей матери. Я понравился его отцу, почтенному вождю, и он многому научил меня. Мне хотелось остаться. Но я был нужен матери и Мередит. Мне было предначертано быть хорошим сыном и братом, даже тогда…

— Даже тогда, когда понял, что очень похож на своего отца?

От ее замечания лицо Джона застыло, будто от оскорбления. Потом смягчилось.

— Величие диких лесов, незамутненных рек… покорили меня. Я вернулся в Нью-Амстердам, надеясь убедить мать уехать в Англию. Я бы скучал без них. Но я уже взрослый человек. И тогда я подумал о спокойной, без приключений жизни торговца… Я знал, что Питер Ван Хорн, как всегда, заботится о них. Когда я вернулся после годичного отсутствия, Питер сообщил, что сделал предложение моей матери.

— О-о…

Джон весело рассмеялся.

— Определенно, я не знал, что сказать. Жизнь быстро менялась. Мать согласилась выйти замуж, но настаивала на двухгодичном трауре… Не то, чтобы отец не заслужил этого… Но я остался с ними, хотя сердце мое уже принадлежало лесам. Тогда-то я и решил, что никогда не женюсь на белой женщине. Я не хотел вести двойную жизнь, как мой отец. Во время путешествия я видел, что многие французы женятся на индианках, что не так уж плохо. Так я избегал соблазна и занимался делами.

— Целый год? И тебе не наскучила такая жизнь?

— Я все время был занят. Ликвидировал наш бизнес и, — Джон смущенно улыбнулся, — учился. Чтобы быть незаменимым для саскуэханноков.

— Учился? О! Сейчас угадаю. Кузнечному делу.

Катлер расхохотался.

— Ты уже все тут высмотрела, мисс Шеннон?

— Я лишь взглянула, — призналась она, — что у тебя там. Что ты куешь?

— Ничего. Я ремонтирую то, что купил или выменял. Отец Кахнаваки попросил меня (эта просьба скорее напоминала приказ) изучить кузнечное дело до возвращения к ним, — в глазах Шеннон застыл немой вопрос, и Джон объяснил: — Индейцы меняют шнуры на железные инструменты и оружие, но им негде их починить, у них нет кузнеца. Мое умение вести дела едва ли заинтересовали бы индейцев. Но я стал кузнецом и, кроме того, научился ходить по следу. Этим я покорил их.

— Идти по следу? Мне казалось, что саскуэханноки лучше читают след, чем ты.

— Почему ты так решила? — Джон раздраженно посмотрел на нее. — Где вы набрались таких мыслей, мисси! Допускаю, что они лучшие охотники, чем типичный колонист, но это тренировка, а не инстинкт.

— Извини, — Шеннон слегка поморщилась, слушая его тираду. Своим неуместным замечанием она увела его в сторону от рассказа. — Хорошо, Джон. Расскажи мне, у кого ты учился кузнечному делу?

— Здесь нечего рассказывать. Питер нашел мне прекрасного учителя. Меня отдали в ученики четырнадцатилетнему мальчику. — Шеннон вздохнула с облегчением, видя, что при воспоминании об этом Джон повеселел. — Должен сказать тебе, Шеннон, что у саскуэханноков можно научиться смирению. Таким был я, взрослый человек, отданный на выучку мальчишке.

— Но ты достиг своей цели? Они приняли тебя, когда ты вернулся?

— Спустя два с половиной года после смерти отца я покинул цивилизованное общество и ушел к саскуэханнокам, чтобы начать новую жизнь. Что касается невесты… Кахнаваки и его отец были рады видеть меня. Я жил среди них, чинил их оружие и инструменты, выслеживал дичь, учился искусству выживания. Я научился готовить. Кахнаваки и я были как братья. Я хотел жить, как они… Но я глубоко ошибался. В большом вигваме… я чувствовал себя неловко. Мне хотелось иметь собственное жилище.

— Совсем как отец, — поддразнила Шеннон ласково.

Джон хотел ответить колкостью, но передумал, и только улыбнулся в ответ.

— Да, как и он, я брал из каждого мира, что хотел. Мне здесь хорошо жилось, и я никому не испортил жизнь. Разве мой отец мог похвастать этим! Моя жизнь станет еще полней, когда я женюсь на сестре Кахнаваки.

Большие синие глаза Шеннон округлились в притворном изумлении.

— Ты обручен с сестрой Кахнаваки?

— Сейчас я тебе что-то покажу, — из ящика буфета Джон вытащил широкий белый пояс с искусной вышивкой бусами. — Это моя самая ценная вещь.

Шеннон нерешительно взяла пояс, и залюбовалась сложным узором из бус.

— Это пояс?

— Это вампум. [10]

— Вампум? Что-то вроде денег?

— Нет, это более ценная вещь. Договор между мною и отцом Кахнаваки. Документ на эту землю, но не в том смысле, в каком это понимаем мы, европейцы. Он дает право жить на этой земле. Этот пояс, кроме того, его обещание дать мне невесту. Посмотри, вот это, — Джон указал на высокую фигуру, вышитую алыми бусами на одном конце пояса, — отец Кахнаваки. Лента между нами означает договор. А фигурка на другом конце пояса — Джон Катлер.

— Как интересно, Джон, — Шеннон поразила рассказанная им история. — Когда свадьба?

— Когда отец умер, Кахнаваки начал водить меня за нос. Его отец велел испытать меня, чтобы узнать, достоин ли я такой красивой девушки. Кахнаваки испытывал меня день и ночь. «Переплыви бурную реку без каноэ», «выследи и убей раненого медведя». Я выполнил все задания.

— Ты хочешь сказать, Джон, что у Кахнаваки свои цели? Относительно меня он тоже что-то задумал? Я ценю твою заботу Джон, но я сама могу справиться с Кахнаваки. Я в него не влюблена…

— Послушай внимательно, Шеннон Клиэри, — резко прервал ее Джон. — Это не имеет ничего общего ни с тобой, ни с твоим воображаемым родством с саскуэханноками. Пойми же, наконец, как тесно связан я с ними. Особенно с Кахнаваки. Мы роднее братьев. Он никогда не убьет меня из-за женщины, даже такой красивой, как ты. Если он наблюдал за тем, как я повалил тебя на землю, — а это вполне возможно, — он просто посмеялся. Возможно, он позавидовал мне, но, скорее всего, это его позабавило. Он был доволен, что я развлекаюсь с тобой.

— Понятно, — Шеннон гордо вскинула голову и высокомерно сказала: — Благодарю за разъяснение. Ты также красноречив, как твой «брат» Кахнаваки.

— Мне кажется, ты не все поняла, — Джон не обратил внимания на ее надутый вид. — Ты — очередное испытание и ничего больше. Если я устою перед тобой — очаровательной золотоволосой чужеземкой с телом богини, он назначит свадьбу. Если я займусь тобой, я могу потерять свою невесту, но не жизнь.

— Ты высказал свое мнение. Я никто! Я игрушка! Пешка! Шутка! И, наконец, испытание. Я ничего не упустила?

— Сумасшедшая с иллюзиями… — весело подсказал Джон.

В изумрудных глазах Шеннон вспыхнуло пламя.

— По крайней мере, я не своенравна.

— Что ты сказала?

— Ты! Ты похож на своего отца! Ты всегда найдешь выход. Ты — шовинист. И… — Шеннон уже не владела собой. — Ты самоуверенный всезнайка!