— Я возьму тебя дважды в награду за свое терпение…

— Джон, — Шеннон затрепетала от ожидания, а он сорвал с ее бедер изящное белье и прижал ее к своему животу. Она инстинктивно обхватила ногами его бедра и вся ему раскрылась. Рука Джона торопливо пыталась развязать шнуровку кожаных штанов и высвободить плоть. Шеннон чувствовала, как его возбужденный член скользит между ее ног, касаясь самых чувствительных клеточек. Он был готов войти в нее, и она почувствовала ритмичное яростное биение своего тела, напряженного в ожидании взрыва. В первый раз! Наконец-то! Она взяла лицо Джона в ладони и прильнула к его рту нежным благодарным поцелуем.

Доли секунды отделяли их от первого безумного слияния, когда в ночи раздалось низкое, настойчивое уханье совы. Шеннон оцепенела, потом прошептала:

— Джон, это настоящая сова или…

— Просто сова, — но в голосе слышалось сомнение. — Я хочу тебя, Шеннон… Сова прокричала во второй раз. Джон замолчал, поставил Шеннон на ноги. — Если это очередная шутка Кахнаваки, я сдеру с него кожу живьем. Герцогиня, иди сюда, девочка.

Шеннон вспыхнула и быстро оделась, удивляясь, как это она забыла о присутствии собаки. Сердце сильно билось. Она нетвердо стояла на ногах и все еще горела от желания. Физически. Но голова была ясной.

— Может быть, начались роды? — спросила Шеннон хрипло.

— Еще рано. Скорее всего, нежеланные гости. Пойдем быстрее, Шеннон, — Джон наклонился, чтобы поднять одеяло.

— Что, если мы встретим кого-нибудь на пути к деревне?

— Собака предупредит нас. Полагаю, кто-то спускается по реке. Может быть, охотники заблудились… — Они быстро пошли по узкой тропинке. — Не бойся, Шеннон.

— Я не боюсь.

— У тебя сердце стучит, как барабан.

— Может быть, это твое сердце громко стучит? — Она прижала ладони к его груди. Его сердце билось спокойно, неторопливо. — Ты в лучшей форме, чем я.

«Или вовсе не так уж хотел меня, как казалось», — печально подумала она.

Джон понимающе фыркнул.

— Вы тоже в нормальной форме, мисс Шеннон. Я собираюсь сегодня ночью заняться с вами любовью, несмотря на вмешательство Кахнаваки.

— Если это нападение… — слова замерли у Шеннон на губах, когда темноту наполнил протяжный требовательный крик совы. Джон сжал зубы.

— Проклятье! — Он подтолкнул Шеннон к просвету в частоколе. — Входи быстрее, Шеннон.

Слышался плач женщин, скорбный и мелодичный. По их удрученному, унылому виду Шеннон поняла, что немедленная опасность деревне не угрожает. Деревня не казалась настороженной, скорее — вымершей, безлюдной. Кахнаваки торопливо шел навстречу своему «брату». Шеннон физически почувствовала его боль — более глубокую, более мучительную, чем от небольшой раны, которую он нанес себе вечером. Инстинктивно ее потянуло к нему, но Джон остановил.

— Иди в вигвам и жди. Как только смогу, приду и расскажу новости. Иди!

Шеннон быстро миновала плакальщиц. Нет, она не пойдет в задымленный вигвам. Что она будет делать там одна? Присела к костру, пытаясь понять, кто же умер. Было ясно, что умерший занимал высокое положение в племени, — возможно, это мать вождя? Шеннон нахмурилась и упрекнула себя в забывчивости. Скоро погибнут все саскуэханноки. Будут стерты с лица земли! Уничтожены! Не пора ли ей смириться с этим?

Она переключилась на свое чувство к Джону, которое так много обещало — намного больше, чем ей подсказывал ее горький опыт. Ее нежная душа всегда мечтала и искала романтику, страсть, но никогда еще она не встречалась с ними. Теперь в ее жизнь вошел Джон Катлер. У Шеннон были мужчины, но связь с ними не принесла ей счастья и была печальной ошибкой.

Первый роман — обычное, вполне невинное трепыханье шестнадцатилетней Шеннон с двадцатидвухлетним студентом юридического факультета. Колином Марсалисом. Он настолько потряс ее, что полтора года после этой встречи она никому не назначала свиданий. Она мечтала о дне, когда встретит Колина в университете, и он будет считать ее равной себе — женщиной! А не несовершеннолетней с податливым телом.

Когда мечты ее сбылись и они встретились, Колин был обручен с дочерью богатого адвоката. И страсть Шеннон мгновенно переросла в платоническую дружбу и ревностное служение общей цели спасения окружающей среды и находящейся в опасности живой природы.

Страсть к судьбе земли. На время этого было достаточно. Но Шеннон жаждала интимных отношений. Жизнь осложнялась еще и тем, что помолвка Колина висела на волоске. Это ее страшно огорчало. Нет ли в этом ее вины? Смеет ли она принять его любовь? Только из-за этого она твердо сопротивлялась его настойчивым попыткам заняться любовью. Внешне Шеннон проявляла стойкость, внутренне же таяла от желания…

Потом в их жизни появился Дасти Камберленд. Колин настоятельно советовал помнить о деле, об «особых случаях». Свое время, свободу, будущее она отдала «Дастиз компани ».За это фирма перечислила четверть миллиона долларов коллегии адвокатов по защите окружающей среды, то есть Колину Марсалису. Потом Дасти захотел большего, осмелился просить ее руки и всего, что за этим следует. Колин толкнул ее в объятия миллионера, объявив о своей помолвке с блестящей рыжеволосой студенткой, отец которой был сенатором.

В объятиях Дасти Камберленда Шеннон потеряла не только свою невинность, но и свои иллюзии. Возраст Дасти лишал их секс эмоциональной окраски. Не то, чтобы Шеннон обвиняла себя за равнодушие к его ласкам, отсутствием у него техники. Она точно знала причину: она не любила. Шеннон прямо сказал об этом Дасти уже через неделю после того, как они впервые оказались в постели. Он рассмеялся и ответил, что влюбляться «глупо». Настанет день, и они станут самой преуспевающей парой на земле, как в финансовом, так и в сексуальном плане.

Колин использовал ее. Дасти попирал ее чувства.

Но теперь Джон Катлер с хриплым голосом и сильными мускулами пробудил в ней чувства и желания, которые могли существовать между мужчиной — настоящим мужчиной — и женщиной. Его заигрывания на пруду, его ласки через леотард… Его вызывающе жадное желание овладеть ею у ручья… даже изучающий поцелуй в хижине, когда он побрился… Все вело к рождению новой Шеннон Клиэри — озорной, страстной, оживающей только в руках Джона Катлера. Шеннон, которую может удовлетворить только его, равная по силе страсть.

— Шеннон.

— О, Джон, кто-то умер? Сочувствую, — она крепко обняла его. — Кто-нибудь из близких тебе людей?

— Убили кузена Кахнаваки.

— Которого? Не…

— Того, что привел тебя ко мне. Его очень любили. Он был единственной надеждой своей овдовевшей матери…

— Как тяжело! — Шеннон вздохнула. — Он был таким славным, и глаза у него были необыкновенно добрые. — Она нервно прикусила губу. — Ты сказал, — убили?

— Похоже, что так. Его товарищ говорит, что сенеки напали на них без всякого повода. Для Кахнаваки это двойное горе. Он три года терпеливо строил хрупкий, но многообещающий мир между саскуэханноками и сенеками.

— Вот как…

— Кахнаваки — вождь племени. Его тетя, мать юноши, требует кровавой мести, а не выкупа.

— А выкуп возможен?

Они отошли от женщин оплакивающих юношу, и Джон прошептал:

— Кахнаваки может напасть на обидчика. Это — его право. Он может обратиться к семье убийцы и потребовать выкуп для своего племени. Если ему нужна кровь, действовать надо быстро. Существует правило: кровавая месть совершается в течение двух дней. В противном случае, Кахнаваки лишается этого права.

— И хотя сенеки признают за ним это право, он боится, что хрупкий мир будет разрушен?

— Такая опасность существует. Я предложил, чтобы вместо Кахнаваки я совершил месть. Надеюсь, сенеки меньше будут обижаться на саскуэханноков, если удар нанесет белый человек…

— Джон! Ты предложил убить человека?

— Это мой долг, также как и Кахнаваки. Когда меня приняли в клан Волка, я обещал следовать их законам, — в волнении он запустил руку в пышную каштановую шевелюру. — Сенеки знают, что у мне есть право. Кроме того, я надеялся спасти этим авторитет Кахнаваки, как миротворца. Но это не имеет значения. Кахнаваки отказался наотрез. Он собирается все сделать сам, если его тетя не смягчится. Сейчас он разговаривает с ней у своего вигвама.