— Что стряслось?
— Его предчувствие… — Глаза Шеннон затуманились слезами. — Я смеялась над ним! Он… хотел… попрощаться со мной… Сказал, у него предчувствие, что если он улетит, то никогда меня не увидит…
Отчаяние Шеннон взволновало Джона Катлера до глубины души. Он прижал ее к груди.
— Тебе плохо? — В его хрипловатом голосе слышались нежность и успокоение. — Могу я тебе чем-нибудь помочь?
Не ожидая ответа, Джон взял ее на руки и отнес на кровать.
— Совсем как Мередит, — прошептал он ласково. — Несколько недель ей тогда надо было отдыхать. Тебя нужно лечить, Шеннон Клиэри. Расслабься. Ты побелела, словно мел.
Шеннон посмотрела в его добрые карие глаза и застенчиво кивнула. Она забыла, что запретила Джону прикасаться к себе, так хорошо и уютно ей было в его сильных надежных руках. Его хрипловатый голос звучал нежно, убаюкивающе. Несмотря на угрожающую внешность, он вел себя, как настоящий джентльмен. Он находил общее между нею и своей сестрой, а не пользовался ее слабостью.
— Все хорошо, Джон, — прошептала Шеннон. — Мне стало плохо не от ушиба, а от воспоминаний… их так много.
— Нет, от ушиба, — в голосе Джона звучала твердая уверенность. — Ложись-ка спать. И, пожалуйста, не возражай. Ты расстроилась из-за нашего разговора. Раздевайся и ложись спать. Утром я пошлю за Кахнаваки. Клянусь. — Он поднял подол футболки и начал расстегивать ее джинсы.
— Прекратите! — Шеннон села, натянутая, как струна, разочарованно глядя на Джона. — Я же просила вас не давать волю рукам!
— Ну, нельзя же спать в такой неудобной одежде! Пояс слишком стягивает талию…
— Прекратите!
В карих глазах Джона заплясали зловещие зеленые огоньки. Рука решительно скользнула под футболку, бесцеремонно дернула крохотный розовый кружевной лифчик.
— Как можно спать в этой штуковине?
— Довольно! — Шеннон вспылила, вскочила с постели и бросилась к столу, схватив хлебный нож. В исступлении, размахивая ножом, она закричала. — За кого, черт возьми, вы принимаете меня, мистер Катлер? Там, откуда я пришла, женщины не позволяют незнакомцам раздевать их.
— Положи нож, — невозмутимо посоветовал Джон. — Собаки нервничают. Ты что, точно также набрасывалась на Кахнаваки? Не удивительно, что он принял тебя за сумасшедшую.
— Он не пытался раздеть меня, и едва прикоснулся ко мне. Он — джентльмен.
Джон захохотал во все горло.
— Неужели?
— Откуда вы знаете о моем… нижнем белье? — прошипела Шеннон. — Стоило только поверить вам… Вы рассматривали мой лифчик, когда я спала? Признайтесь?
— Я рассмотрел обе штучки, — Джон ухмыльнулся. — Они потрясающи, мисс Шеннон. Совсем крошечные…
— Вы смеетесь надо мной? — живот свело в болезненной судороге. — Вы рассматривали мою грудь, рылись в моих вещах и сейчас… — Впервые после освежающего сна Шеннон почувствовала леденящий ужас. — Вы собираетесь изнасиловать меня, Джон Катлер?
— Неужели у меня не было возможности сделать это раньше? У тебя истерика, Шеннон. Положи нож, пока не порезалась!
Шеннон посмотрела на собак, потом на их хозяина, которому она так глупо поверила, и поняла, что он прав. Если бы он хотел, он бы уже давно изнасиловал ее. Если он намерен приставать к ней, успех ему обеспечен. Во-первых, он в два раза больше ее и сильнее. Во-вторых, у него два натасканных пса.
— Я положу нож, если вы обещаете не приставать ко мне.
— Клянусь! Если положишь нож, снимешь неудобную одежду, ляжешь в мою постель и будешь себя прилично вести.
— Когда я устану… то разденусь, если вы, как подобает джентльмену, отвернетесь, пока я не лягу. Я действительно не устала. — Шеннон признала свое поражение и положила нож на стол. — Во мне столько адреналина, что я не могу ни сидеть, ни спать. Выйду пройдусь немного? Можете послать со мной убийцу Принца. Он проследит, чтобы я не убежала.
— Я сам пойду. Ногу нужно тренировать. Надень, — Джон снял с гвоздя тяжелую меховую накидку и любезно предложил Шеннон. — Ночью на улице холодно.
— Я не ношу мехов невинных животных.
— Понятно. — И снова в его глазах вспыхнули зловещие зеленые искорки. — Ты не ешь мясо животных, не носишь их шкур.
— Совершенно верно.
— Тогда у нас проблема, — Джон подошел вплотную, угрожающе глядя на нее. — Существует только три способа не замерзнуть холодной апрельской ночью, мисси. Или ты ешь мое жаркое, или носишь мои меха, или… — Разъяренным взглядом он указал на кровать. — Я согрею тебя сам.
— Я не ем животных, я не ношу животных и… — В изумрудных глазах Шеннон вспыхнула ярость. — Я не сплю с животными! Ужаснувшись собственной дерзости, Шеннон выскочила в темноту ночи.
Белые теннисные туфли всегда выручали ее. Даже когда весь мир носил кожаные кроссовки, Шеннон осуждала потребительское отношение к обожаемому ею животному миру из-за все возрастающего спроса на их кожи и меха и покупала только парусиновые теннисные туфли. Она стремительно бежала к лесу, напомнив себе, что Джон Катлер не обут, его большая нога плохо действует и не совсем здорова, и его шанс догнать ее сводится к нулю. Разве она не сообщила только что об увеличении адреналина в крови?
Единственное, чего опасалась Шеннон, — собаки. Но не было слышно ни их лая, ни голоса Джона Катлера, науськивающего их. Возможно, он надеется, что ее поймает индеец, оставленный в лесу Кахнаваки. Возможно, он так разозлился, что доволен ее побегом.
Шеннон успокоилась, уверенная в успехе своего бегства. Как вдруг сильные руки Джона схватили ее и бросили на землю, лицом в сырую бурую глину. Тяжелое, крепкое тело Джона грубо придавило ее к земле. Он тяжело дышал.
— Не двигайся! — хрипло скомандовал он. Шеннон подчинилась. Каждая косточка ныла от удара. Ей хотелось, чтобы нога Джона болела так же сильно, как ее тело.
— Умница, — зловеще похвалил он. — А теперь слушай внимательно: тебе не уйти от меня. И без фокусов! У тебя нет выбора, мисси. Ясно? — Шеннон молчала.
Тогда Джон перевернул ее на спину и навис над ней, как волк над раненым ягненком. — Ты поняла, что я сказал? — резко спросил он.
«Плачь! — в отчаянии сказала себе Шеннон. — Что ты за женщина! Единственный выход: отдаться на милость этого шовинистического чудовища и заплакать!»
— И не вздумай реветь! — быстро промолвил Джон, будто прочел ее мысли. — Из всего женского арсенала ты не воспользовалась только этим средством. И я это оценил.
— Что касается тебя, то никаких женских хитростей я не использовала, — Шеннон судорожно глотала воздух.
— Разве? — Его ладонь накрыла полную округлую грудь, губы раздвинулись в злой усмешке. — Перед своими родственниками вы так же одеваетесь, мисс Шеннон?
— Ненавижу! — выдохнула Шеннон. — Или прекрати тискать меня, или делай свое черное дело! Но возненавижу я тебя еще больше и убью когда-нибудь! Лучше все, что угодно, только не это! Если ты хочешь трахнуть меня, бугай, возьми меня и дело с концом!
Они пристально смотрели друг на друга. Каждый оценивал силы противника в этой нелепой стычке. Затем на губах Джона появилась ленивая усмешка.
— Трахнуть?
— Заткнись, — процедила сквозь зубы Шеннон. — Я ненавижу даже звук твоего голоса.
— Очень давно я никого не… «трахал», — доверительно сообщил Джон, поглаживая ее грудь. — Много недель, много одиноких ночей.
— Ненавижу тебя. Я убью тебя когда-нибудь, — голос Шеннон слабел. — Или, может быть, Кахнаваки убьет тебя за это.
— Кахнаваки? — Голова Джона резко откинулась назад, будто Шеннон ударила его. Он быстро вскочил на ноги и всмотрелся в опушку леса. — Вставай, Шеннон. Пойдем в дом. Довольно глупостей.
— Ты его боишься? — Шеннон смотрела ему в лицо, чувствуя облегчение от своего открытия. — Ты не все рассказал мне, Джон Катлер, не так ли?
— Не все.
— Попробую угадать. — Она издевалась над ним. — Кахнаваки не разрешил тебе трогать меня, правда? Он вернется за мной. — Я вызываю у него интерес. Как романтично! И он убьет тебя, если у него возникнет подозрение, что ты распустил руки. Я права?
