— Вдруг мне придется догонять тебя, — весело промолвил Джон. — Так или иначе, его все равно пора снимать.
— Не надо было снимать раньше времени. Я буду чувствовать себя виноватой, если кость срастется неправильно. Кахнаваки не должен был втягивать вас в эту историю.
— Он ловкий парень. С другой стороны, он так умело наложил лубок, когда я сломал ногу… Перелом оказался гораздо сложнее, чем показалось на первый взгляд. С Кахнаваки тоже все гораздо сложнее, чем, кажется на первый взгляд. Помни это, Шеннон.
Сняв длинную кожаную куртку, Джон аккуратно повесил ее на столбик кровати, и принялся расшнуровывать высокие мокасины.
Шеннон смотрела на него широко раскрытыми глазами, изумленная происходящими с ним переменами. Широкая грудь, стройный торс, длинные мускулистые ноги. Раньше он казался огромным. Теперь — высоким и широкоплечим. Стоило ему снять грубую куртку из дубленых оленьих кож, как все ее впечатление о нем полностью изменилось. Одетый только в тонкую хлопчатобумажную рубашку и штаны, он казался менее свирепым и грубым.
Джон смущенно улыбнулся, прочитав эти мысли у Шеннон на лице.
— Какое-то время ты будешь гостьей в моем доме. Тебе нужно привыкнуть к тому, что здесь у джентльменов нет модной атласной одежды для досуга.
— Замечательно! — Шеннон вспыхнула. — Сейчас вы выглядите не так… устрашающе!
— Ты должна быть польщена, — поддел ее Джон. — Ради тебя я искупался в ледяной реке.
— Благодарю. Я тоже люблю купаться.
— По мне, ты и так очень хорошо пахнешь, чем-то свежим…а волосы пахнут сосной.
— Когда это вы?.. О! Когда переносили меня на кровать! — Глаза Шеннон гневно сверкнули. — Никогда больше не делайте этого.
— Чего не делать? Переносить на кровать или нюхать?
— Никогда не прикасайтесь ко мне, или…, — нерешительно помолчав, она выпалила: — Я пожалуюсь Кахнаваки. Если вы правы, и он заинтересовался мной, ему не понравится ваше развязное поведение.
— Ты пожалуешься ему? Потрясающе! Ты что, вдруг научилась разговаривать на их языке? — Он подошел к Шеннон вплотную и гневно предупредил: — Не угрожай мне, мисс Шеннон, в моем собственном доме. Я не потерплю этого!
Шеннон стояла на своем, уверенная, что уловила в его глазах огонек беспокойства. Ее угроза попала в цель. Она точно рассчитала, хотя Джон и не подал вида.
— Даже в этом случае держитесь от меня подальше. Спасибо за гостеприимство… но не давайте воли рукам. Тогда мы спокойно доживем до завтра.
— Вот как? Ты решила переночевать у меня? — ехидно спросил Джон. — Я польщен. Придется тебя накормить…
— Пока вас не было, я съела яблоко.
— Несомненно, — подтвердил он. — В наших краях полно яблок в апреле.
— Я принесла его с собой.
— Все равно, реальное яблоко или воображаемое, для обеда его недостаточно. Согласна?
— Вы говорили, что у вас есть хлеб.
— Да, кукурузный. В этот раз получился очень вкусный. Завтра попрошу молока у саскуэханноков…. Все-таки ты под их покровительством… Мы сварим фасоль. Ну как?
— Мне нравится, мистер Катлер.
— Вот и прекрасно. Иди к столу. — Джон выставил две медные тарелки, миску с тушеным кроликом и каравай кукурузного хлеба. — Ешь. И расскажи мне, что ты вспомнила о своем прошлом.
— Вы не поверите в то, что я расскажу, — Шеннон с удовольствием понюхала ароматный хлеб. — Вы сами испекли его, Джон?
— Конечно. Где ты родилась?
— Я уже говорила вам: в тридцати пяти милях отсюда. Вопрос в том, — язвительно заметила Шеннон, — когда я родилась.
— На вид, пожалуй, восемнадцать-девятнадцать лет назад.
— Мне двадцать два года, — она расстроилась, что ее принимают за слишком юную особу. Потом вспомнила, что в XVII веке восемнадцатилетние девушки уже считались взрослыми женщинами. Многие уже были замужем и имели детей. — Какой сейчас год, Джон?
— 1656-й.
— 1656? — Шеннон вспомнила рассказ смотрителя заповедника о саскуэханноках и тяжело вздохнула. Если память ей не изменяет, до полного искоренения этого гордого красивого народа оставалось девять лет. Возможно, Кахнаваки был тем вождем, о котором упоминалось в «Девственном лесу». Ясно понимая, что ждет саскуэханноков, Шеннон все же завидовала им. Им посчастливилось провести последние дни жизни в райском уголке. Она не будет думать об их близкой гибели. И за девять лет можно прожить целую жизнь…
— Нечего волноваться, — уговаривал ее Джон Катлер. — Я слыхивал о таком раньше. Ты потеряла память, но это же не смертельно. Или ты сама вспомнишь, или мы найдем твоих родственников, и они помогут восстановить в памяти твое прошлое. — Джон смотрел ей прямо в глаза. — Помнишь, я говорил, что сумасшествие придает тебе очарование?
— Нет у меня амнезии! — Шеннон нравились его глаза. Они украшали заросшее бородой лицо Джона. Густая, жесткая, как проволока, борода была невероятного красно-коричневого цвета. Густые длинные волосы сияющего каштанового цвета блестели. Шеннон вспомнила своего нью-йоркского парикмахера-волшебника, чьи золотые руки могли бы чудесным образом преобразить эту беспорядочную копну волос.
Шеннон было приятно, что он заметил, как пахнут ее волосы. Джон внимателен, хотя ему и не следовало бы прикасаться к ней, брать на руки. Хорошо, хоть он не раздел ее. Это было бы непростительно…
— У тебя в сумке лежат странные вещи, — заметил он. — И одежда у тебя необычная. По ней трудно определить, откуда ты. Ты хорошо отдохнула? Сможешь ответить на мои вопросы?
— Вас не устроят мои ответы, но ладно, спрашивайте. Кстати, хлеб очень вкусный.
— Рад, что он тебе нравится. Что означает надпись спереди на рубашке? КПО. Инициалы твоего отца? Он лекарь… или торговец лекарствами?
— КПО — это кардиопульмонарное оживление. Методика спасения жизни. Вот почему подпись гласит: «Будь волшебником, изучай методику КПО». Ведь это чудо — спасти жизнь человеку.
— И ты это знаешь, как это?
— Конечно.
— Да. Все намного серьезнее, чем я предполагал, — пробормотал Джон вполголоса. — Пройдет немного времени, прежде чем к тебе вернется память. Пожалуй, стоит расспросить Кахнаваки. Он первым увидел тебя после несчастного случая?
— Никакого несчастного случая не было. Несколько дней назад один человек столкнул меня с лестницы… я пролетела два марша…
— Ты это точно помнишь?
— Да.
— Ты помнишь его имя?
— Конечно. Дасти Камберленд. Я работала на него. И… мы были помолвлены… неофициально. Он хотел назначить день свадьбы. Я воспротивилась… Он потерял терпение, схватил меня за плечи и стал трясти. Я стала вырываться, потеряла равновесие и упала. Вряд ли это можно назвать несчастным случаем.
— Негодяй. Как ты думаешь, станет он тебя искать?
— Не знаю. Возможно, но здесь он меня никогда не найдет.
— Могут найти другие… Отец или братья. Их-то ты помнишь?
— Джон, — Шеннон устало вздохнула. — Нет у меня амнезии. Посмотрите внимательно на мою одежду… мои вещи в сумке вы видели. В вашем мире таких вещей нет. Они не похожи на то, что вы видите вокруг себя, не так ли?
— Это доказывает, — голос Джона спокоен и рассудителен, — что ты нездешняя.
— Тогда откуда? Разве сейчас в Европе носят теннисные туфли? В Бостоне синие джинсы? А материя? Вы видели когда-нибудь такую материю?
— Материя, действительно странная, — Джон был совершенно спокоен. — У тебя вообще все странное, Шеннон. Хотел бы я знать… Я сразу распознаю бред, когда слышу его. Однажды у моей сестры был жар, и то, что она говорила… — При воспоминании о сестре лицо его озарила нежная улыбка. — Вот почему твой бред показался мне очаровательным. А так ты совсем не похожа на Мередит.
— Мередит? Где она?
— В Нью-Амстердаме. Они с мамой живут в доме моего отчима.
— Нью-Амстердам? Наверное, это Нью-Йорк, — задумчиво сказала Шеннон. — Как жаль, что я плохо знаю историю. Говорят, мой отец хорошо знал историю. Он умер.
— Ты помнишь еще каких-нибудь родственников?
— Моего брата Филиппа… О!
