— И вы позвонили в полицию, — продолжил Сент-Джеймс.
— Тоже верно.
— Я как раз об этом думал, — сказал Саймон. — Вы сейчас идёте в дом? Можем мы пройтись с вами?
Валери посмотрела на Линли. Она вовсе не выглядела насторожённой — слишком хорошо владела собой для этого. Но она, конечно, думала о том, зачем бы другу Линли, эксперту из Лондона, захотелось поболтать с ней, и она, безусловно, отлично понимала, что говорить он станет совсем не о её рыбацкой удаче. Но любезно ответила:
— Да, конечно, можете…
Однако быстрое движение голубых глаз выдало её истинные чувства.
Они пошли по тропинке. Сент-Джеймс заговорил:
— Вы в тот день тоже рыбачили?
— Когда нашла Яна? Нет.
— Тогда зачем вы отправились в лодочный дом?
— Я просто гуляла. Как правило, я делаю это каждый день. Когда приходит зима и погода портится, мне удаётся двигаться куда меньше, чем мне нравится, да и всем нам… Вот я и стараюсь выходить на прогулку, если день более или менее ясный.
— Гуляете по поместью? Ходите в лес? На холмы?
— Я прожила здесь всю свою жизнь, мистер Сент-Джеймс. И иду туда, куда ноги несут.
— А в тот день?
Валери Файрклог посмотрела на Линли и спросила:
— Хотите что-то прояснить?
Это, безусловно, было вежливой формой вопроса о том, с чего вдруг его приятель начал к ней цепляться.
Сент-Джеймс сказал:
— Тут скорее моё личное любопытство, чем Тома. Я разговаривал с констеблем Шлихтом о том дне, когда был обнаружен Ян Крессуэлл. Он сообщил мне два интересных факта о звонке на номер 999, и я с тех пор всё пытаюсь их понять. Ну, на самом деле к звонку относится только один из фактов. Второй относится к вам.
Теперь уже насторожённость откровенно проявилась во взгляде Валери Файрклог. Она остановилась. Провела ладонями по брюкам, что Сент-Джеймс понял как способ привести в порядок нервы. Он знал, что и Линли точно так же оценил этот жест, потому что друг бросил на него взгляд, предлагавший продолжить расспросы.
— И что же такого сказал вам констебль?
— Он поговорил с тем человеком, от которого получил сообщение. С тем, который ответил на ваш звонок. И тот сказал, что звонившая леди была на удивление спокойна, если учесть обстоятельства.
— Понятно.
Валери произнесла это любезным тоном, но то, что она при этом остановилась, давало понять: есть в смерти Яна Крессуэлла некие моменты, которые она предпочла бы скрыть от Сент-Джеймса и Линли.
— «Похоже, в моём лодочном доме плавает мёртвый человек», — вот что вы сказали приблизительно, — сказал Сент-Джеймс, внимательно глядя на Валери.
Она отвела взгляд. Движение её черт было похоже на лёгкую рябь на поверхности озера. То ли кто-то проплыл под поверхностью воды, то ли лёгкий ветерок нарушил покой, но в любом случае это было мгновение, когда спокойствие покинуло Валери. Она подняла руку, отвела со лба упавшие волосы — и не надела снова свою бейсболку. Солнечные лучи упали на неё, высветив тонкие морщинки. Затем она сказала:
— Никто не знает заранее, как он отреагирует на подобную ситуацию.
— Полностью с вами согласен. Но второй странный факт того дня состоит в том, что вы переоделись к тому времени, когда приехали полицейские и врачи. Вы встретили их одетой не для прогулки — во всяком случае, не для осеннего дня, вы были в одежде, пригодной только для дома.
Поняв, куда клонит Сент-Джеймс, Линли сказал:
— Так что, как вы понимаете, нам хочется кое-что проверить, выяснить. — Он дал ей пару мгновений на размышление, потом продолжил: — Вы вообще не ходили тогда в лодочный дом, да? Это не вы обнаружили тело, не вы звонили по 999.
— Мне кажется, я представилась, когда звонила, — напряжённо произнесла Валери, но она ведь не была дурой. Ей следовало понять, что, по крайней мере, эта часть игры закончена.
— Кто угодно может назвать какое угодно имя, — возразил Сент-Джеймс.
— Может, пришла пора сказать нам правду? — добавил Линли. — Речь о вашей дочери, так? Осмелюсь предположить, что это Миньон обнаружила труп и она же позвонила в полицию. Из её башни виден лодочный дом. Если она поднимается на верхний этаж, то ей видно вообще всё, от дверей здания до выходящих на озеро лодок. Вопрос, собственно, в том, были ли у неё причины организовывать смерть Яна Крессуэлла. Потому что она ведь должна была знать в тот вечер, что он на озере, так?
Валери возвела взор к небесам. Сент-Джеймсу почему-то вспомнилась страдающая Мадонна и то, что влечёт за собой материнство для не слишком храбрых женщин. Оно ведь не кончается в тот момент, когда дети становятся взрослыми, а продолжается до самой смерти — либо матери, либо ребёнка.
— Никто из них… — Валери запнулась, посмотрела на Сент-Джеймса, на Линли и только потом продолжила: — Мои дети не имеют к этому никакого отношения.
— Мы нашли в воде разделочный рыбный нож. — Сент-Джеймс показал нож, которым ковырял камни. — Не этот, конечно, но очень похожий.
— Наверное, это тот, который я потеряла неделю назад, — сказала Валери. — Случайно вообще-то. Я потрошила здоровенную форель, но уронила нож, и он упал в воду.
— В самом деле? — произнёс Линли.
— В самом деле, — откликнулась Валери. — Вот такая неловкость.
Сент-Джеймс и Линли переглянулись. То, что они услышали, безусловно, было ложью, потому что стол для разделки рыбы находился в другом конце лодочного дома, далеко от того места, где разделочный нож упал в воду. И если Сент-Джеймс не слишком ошибался относительно природы вещей, нож вряд ли мог сам доплыть до того места и оказаться лежащим прямо под головой Яна Крессуэлла.
Лондон, Кенсингтон
Вивьен Талли выглядела точно так, как на фотографии, которую Барбара видела в Интернете. Они были почти одного возраста, Барбара и Вивьен, но вряд ли они могли быть более разными. Вивьен, решила Барбара, была точно такой, какой хотела бы видеть саму Барбару суперинтендант Ардери: стройное тело, аккуратно одетое в наилучшие вещи, более чем отличные причёска и макияж. И благодаря этому тройному совершенству Вивьен Талли сумела прорваться на самый высокий уровень. Барбара тут же принципиально возненавидела её.
Она решила повернуть к Рутланд-гейт и снова прикинуться той, кем не была, играя всё ту же недавнюю роль особы, ищущей квартиру в Кенсингтоне. Позвонила в шестую квартиру, и Вивьен Талли — или тот, кто находился в её квартире, — не спрашивая, открыла входную дверь. Из этого Барбара сделала вывод, что там кого-то ждали. Мало нашлось бы глупцов, которые без приглашения явились бы в подобный дом. Впрочем, частенько беспечность жильцов приводит к ограблению. А иногда и к смерти.
Но вышло так, что Вивьен ожидала прихода агента по недвижимости. Барбара выяснила это уже через три секунды, когда Вивьен Талли окинула её внимательным взглядом с головы до ног, определяя, что может представлять собой явившаяся к ней особа.
— Вы действительно от Фокстона? — спросила она.
Барбара могла бы и обидеться на такой взгляд, ведь не на конкурс красоты пришла. Но она не могла уже и сделать вид, что не та, кто есть, потому что Вивьен Талли ни за что на свете не поверила бы в то, что агент по недвижимости или претендентка на квартиру могли явиться к ней в оранжевых вельветовых штанах, красной футболке и тёмно-синей куртке. Поэтому она сказала:
— Детектив Хейверс, Новый Скотленд-Ярд. Мне нужно с вами поговорить.
Вивьен вовсе не показалась потрясённой, что Барбара сочла достойным внимания. Женщина просто сказала:
— Входите. Но, боюсь, у меня не слишком много времени. У меня назначена встреча.
— С человеком из агентства Фокстона. Поняла. Продаёте квартиру, да?
Барбара огляделась, пока Вивьен закрывала за ней дверь. Квартира была потрясающей по всем меркам: высокие потолки, фасонная лепка, паркетные полы, укрытые персидскими коврами, несколько изящных антикварных вещиц, мраморный камин… Всё это должно было стоить кучу денег когда-то, и ещё больше — теперь. Но странным было то, что нигде не было вещей, носивших отпечаток личности. Наверное, такими можно было бы счесть несколько тщательно подобранных статуэток немецкого фарфора, предположила Барбара, но вот коллекция старинных книг на полке не производила впечатления, что эти книги читают дождливыми вечерами.