Зато у Тима были причины пойти туда, и эта причина называлась «Фото!». Фотоателье, о котором Тим узнал прежде, во время своего единственного посещения городка, и занималось оно в основном тем, что печатало увеличенные до огромных размеров снимки профессиональных фотографов, приезжавших на Озёра ради того, чтобы во все времена года запечатлевать их красоты.

В витрине «Фото!» стояли на больших подставках на фоне чёрных занавесей образцы продукции ателье. Внутри на стенах висели портреты, продавались цифровые камеры, и ещё в застеклённых витринах были выставлены антикварные фотоаппараты. Ещё здесь была стойка-прилавок, и, насколько то было известно Тиму, имелась задняя комната. Из этой комнаты тут же вышел человек. На нём был белый лабораторный халат с вышитой эмблемой «Фото!» на груди слева и над ней — пластиковый бейджик с именем. Когда человек встретился глазами с Тимом, его рука сама собой быстро поднялась к бейджику, сняла его и спрятала в карман.

Тим снова подумал о том, что «Той-фор-ю» выглядит совершенно нормальным. Он ничуть не был похож на то, что можно было бы ожидать увидеть; у него были аккуратно причёсанные каштановые волосы, румянец на щеках и очки в тонкой стальной оправе. На его губах появилась приятная улыбка. Но он сказал Тиму:

— Время не слишком подходящее.

— Я посылал тебе сообщения, — сказал Тим. — Ты не отвечал.

— Я ничего не получал, — ответил «Той-фор-ю». — Ты уверен, что не ошибся номером?

Он смотрел прямо на Тима, и тот понял, что «Той-фор-ю» врёт, потому что он сам делал так же, когда врал, но только до тех пор, пока не сообразил, что тем самым просто выдаёт себя.

— Почему ты не отвечал? — спросил Тим. — Мы же договорились. Мы заключили сделку. Я свою часть выполнил. А ты свою — нет.

Мужчина отвёл взгляд. Посмотрел на входную дверь ателье. Он явно надеялся, что кто-то войдёт в магазинчик и тем самым разговор придётся прекратить, потому что он знал не хуже Тима: их беседу никто не должен слышать. Но в дверях никто не появлялся, так что ему нужно было ответить, или Тим мог что-нибудь натворить здесь… например, разбить одну из старинных фотокамер или одну из дорогих цифровых… Тим сомневался, чтобы «Той-фор-ю» желал разрушений.

Тим заговорил снова:

— Я сказал…

— Ты предлагаешь нечто слишком рискованное. Я думал об этом, но это чересчур.

Тиму стало так жарко, что у него как будто загорелись ноги. Жар быстро распространялся по телу, Тим начал дышать быстро и глубоко, потому что это как будто помогало справиться с яростью.

— Мы договорились, чтоб тебя… Ты думаешь, я об этом забыл? — Он стиснул кулаки, снова их разжал, огляделся вокруг. — Ты хотя бы представляешь, что я могу с тобой сделать, если ты не сдержишь своё обещание?

«Той-фор-ю» подошёл к ящику в конце прилавка. Тим напрягся, предполагая, что мужчина может выхватить оттуда пистолет или что-то в этом роде, как это случается в кино. Но тот достал лишь пачку сигарет. И закурил. Он очень долго рассматривал Тима, прежде чем заговорить, но наконец произнёс:

— Ладно. Хорошо. Но если ты действительно хочешь, чтобы это случилось, мне нужно от тебя больше, чем ты сделал до сих пор. Только тогда это будет для меня стоящим делом. Мой риск в обмен на твой риск. Поровну.

Тим открыл был рот, но не сразу смог ответить. Он ведь уже сделал всё. Всё, чёрт побери! А теперь от него требуют большего? И он сказал только то, что думал:

— Ты мне обещал.

«Той-фор-ю» состроил гримасу, какую мог бы изобразить человек, обнаруживший на переднем сиденье своей машины чрезвычайно грязный подгузник.

— Что значит «ты мне обещал»? Это похоже на детскую договорённость, как у младших школьников. Ты мне даёшь твоё шоколадное пирожное, а я тебе разрешаю прокатиться на моём скейтборде, так? Только я съедаю пирожное и удираю, и кататься тебе не на чем.

— Ты сам согласился, — возразил Тим. — Ты дал слово. Это нечестно, чёрт побери!

«Той-фор-ю» глубоко затянулся сигаретой и посмотрел на Тима поверх её тлеющего кончика.

— Я передумал. Такое случается с людьми. Я оценил риск, и оказалось, что вся опасность достаётся мне, а тебе — ничего. Если хочешь, чтобы дело было сделано, сделай его сам.

Тим увидел, как между ним и «Той-фор-ю» падает красный занавес. Он понял, что это значит: это был призыв к действию, и «Той-фор-ю» не сможет вызвать копов, чтобы предотвратить его. Но с другой стороны, это означало конец их взаимоотношений, и, несмотря на свои чувства в данный момент, Тим знал, что ему не хочется начинать всё сначала, искать кого-то другого. Ему противно было даже подумать об этом: долгие дни и недели поиска… Поэтому он сказал:

— Богом клянусь, я расскажу. А когда расскажу… Нет. До того я убью тебя, а уж потом заговорю. Клянусь. Я скажу, что был вынужден. Скажу, что ты меня поимел.

«Той-фор-ю» небрежно вскинул брови.

— И это при всех тех следах, что остались в твоём компьютере? Не думаю, приятель. — Он посмотрел на настенные часы, висевшие над прилавком, и добавил: — А теперь тебе пора уходить.

— Я остаюсь. — У Тима задрожал голос. Бешеная ярость захлёстывала его, разум рвали на части страсть и необходимость. — Я заговорю с любым, кто войдёт в эту дверь. Если ты меня вышвырнешь, я подожду на парковке. И буду говорить с каждым, кто приблизится к этой двери. Если вызовешь копов, чтобы убрали меня, расскажу и им. Думаешь, я этого не сделаю? Думаешь, меня что-то может остановить?

На этот раз «Той-фор-ю» некоторое время молчал. В ателье стало так тихо, что стук секундной стрелки, обегавшей циферблат часов, звучал, как щелчки взводимого курка, взводимого снова и снова… Наконец мужчина сказал:

— Чёрт… Расслабься. Хорошо. Ты меня поймал, но ведь и я тебя — тоже, хотя ты этого пока и не понял. Как я уже говорил, ты ничем не рискуешь. А я рискую всем. Значит, ты должен заинтересовать меня сильнее, чем ты это делаешь прямо сейчас. Только это я и имею в виду.

Тим промолчал. Чего ему хотелось сделать «прямо сейчас», как сказал «Той-фор-ю», — так это опрокинуть прилавок и размолотить ублюдка в кашу. Но Тим не забывал, где он находится.

«Той-фор-ю» снова заговорил:

— В самом деле, детка, что тебя так подгоняет? Что тебе ещё час, два, три? Если тебе этого очень хочется, ты будешь продолжать. Если тебе этого хочется не слишком, позвони копам. Но если ты это сделаешь, тебе придётся доказывать свои слова, а мы с тобой оба знаем, куда их приведут такие доказательства. У тебя в мобильнике куча сообщений. У тебя в компьютере — электронные письма. И копам захочется взглянуть на всё это и выяснить, правду ли ты говоришь, и будет совсем нетрудно разобраться. Мы оба в затруднительном положении, так почему бы нам не помочь друг другу, вместо того чтобы пытаться столкнуть друг друга на рельсы, прямо под поезд, а?

Они уставились друг на друга. И ярость Тима начала уступать место чувству беспомощности. Он не желал смотреть правде в глаза, а правда состояла в том, что он не мог отрицать: «Той-фор-ю» одолел его. Наконец он тупо спросил:

— И что?

«Той-фор-ю» чуть заметно улыбнулся.

— Просто не в одиночку на этот раз.

Том почувствовал, как у него внутри всё словно падает.

— Когда? — пробормотал он.

Мужчина снова улыбнулся, и это была улыбка победителя.

— Скоро, друг мой. Я пришлю тебе сообщение. Ты просто должен быть готов. На этот раз полностью готов. Понял?

— Да, — выдохнул Тим, потому что ничего другого ему не оставалось, и он это прекрасно понимал.

Когда Манетт ушла, Линли сказал Файрклогу, что им нужно кое-что обсудить. Бернард явно ожидал таких слов, потому что сразу кивнул, но при этом, несмотря на начинавшийся дождь, добавил:

— Позвольте сначала показать вам архитектурный сад.

Линли решил, что Файрклог предложил это для того, чтобы подготовиться к тому, что должно было последовать, но решил дать Бернарду время. Они прошли через арочные ворота в каменной стене, покрытой серыми пятнами лишайника. Файрклог рассказывал о саде. Он говорил вроде бы небрежно, однако можно было не сомневаться в том, что он проходил этим маршрутом сотни раз, повторяя одно и то же, показывая то, что создала его жена, стремясь возвратить садам их былое величие.