— Человек из Скотленд-Ярда…

— Кроме парня из Скотленд-Ярда. Потому что я услышала вот что: один человек мёртв, другой человек хочет получить ферму, на которой тот жил. Но на ферме живёт ещё один человек, вместе с детьми умершего. И на какие мысли тебя это наводит?

По правде говоря, Зеда это ни на какие мысли не наводило, зато он вдруг понял, что Яффа быстрее его разбирается во всех перипетиях местных событий. Он что-то прогудел в трубку и откашлялся.

Яффа милосердно пояснила:

— Там есть нечто большее, что видно глазу, Зед. Умерший оставил завещание?

— Завещание?!

При чём тут было завещание? Где тут изюминка?

— Да. Завещание. Ведь в этом кроется возможный конфликт интересов, разве ты не видишь? Джордж Коули предполагает, что ферма теперь перейдёт к нему, потому что сделка по продаже не завершена. Но если это не так? Что, если ферма уже полностью оплачена и Ян Крессуэлл оставил её кому-то? Или он вписал в документ о покупке ещё чьё-то имя, кроме своего? Вот ведь ирония, а? Джордж Коули снова окажется на бобах. И ещё большая ирония обнаружится во всём в том случае, если он имеет какое-то отношение к смерти Яна Крессуэлла, разве не так?

Зед понял, что Яффа права. И ещё понял, что девушка очень умна и старается ему помочь. Поэтому после окончания их разговора он принялся исследовать вопрос завещания Яна Крессуэлла. Ему не понадобилось много времени на то, чтобы найти нужное, потому что Крессуэлл поступил весьма разумно, зарегистрировав своё завещание через Интернет, так что информация о нём имелась в открытом доступе. Одна копия документа хранилась в адвокатской конторе в Уиндермире. Вторая копия — поскольку завещатель умер — находилась в отделе записи завещательных актов, но, чтобы её увидеть, потребовалась бы уйма бесценного времени, не говоря уж о том, что поездка в Йорк сама по себе была бы не из приятных. Поэтому Зед решил, что нужно попытаться получить необходимые сведения другим способом.

Конечно, было бы очень здорово, если бы текст завещания был доступен в Сети, но, к сожалению, либеральность Соединённого Королевства не распространялась настолько, чтобы на публичное обозрение выставлялась чья-либо последняя воля. И всё же Зед знал, что есть способ добраться до нужного ему текста, и даже знал того единственного человека на всей планете, который, пожалуй, мог бы дотянуться до этого документа…

— Завещание? — повторил Родни Аронсон, которого Зед застал по телефону в его кабинете, где тот проводил совещание с руководителями отделов. — Ты мне говоришь, что хочешь заглянуть в завещание какого-то покойника? У меня тут люди, Зед! Мы готовим выпуск. Ты ведь понимаешь, что это такое, да?

Зед понял ещё и то, что его главный редактор жуёт что-то шоколадное, потому что слышал шуршание обёрток даже сквозь слова Родни Аронсона. Он сказал:

— Ситуация здесь оказалась куда более сложной, чем могло показаться, Род. Один тип хочет наложить лапу на ферму, которая принадлежала Яну Крессуэллу. И что-то мне кажется, что у него чертовски много причин для того, чтобы избавиться…

— Ты же говорил, что наш объект — Ник Файрклог. Ты о нём статью пишешь или нет? И именно для этой статьи мы ищем что-то остренькое, я говорю — сексуальное, ты говоришь — изюминка, перчик, — неважно, что именно, только это главное — копы! И смысл у всей истории есть только в том случае, если копы занимаются Файрклогом. Зед, друг мой, неужели я должен делать за тебя твою работу, или ты всё-таки сам справишься?

— Ладно, понял. Я в теме. Только здесь никаких полицейских не видно пока что…

— Так ты этим там занимаешься? Ждёшь, когда копы проявятся? Бог мой, Зед! Да что ты за репортёр? Давай-ка я ещё раз повторю. Если этот парень, Кредвел…

— Крессуэлл. Ян Крессуэлл. У него здесь ферма, и его дети теперь живут там с другим парнем, насколько я знаю. Так что если ферма оставлена этому парню или хотя бы детям, и…

— Да мне плевать, чёрт побери, кому достанется ферма, кому она принадлежит или кто там отплясывает танго, когда никто не видит! И мне плевать, даже если этого Крессуэлла убили! Мне интересно, что там делают копы! Если они не копают под Николаса Файрклога, твоей статье грош цена, можешь возвращаться в Лондон. Ты это понял или мне высказаться как-то иначе?

— Понял. Но…

— Вот и хорошо. А теперь займись Файрклогом и больше меня не беспокой. Или возвращайся в Лондон, бросай это дело и поищи себе работу по сочинению поздравительных открыток. Там рифма нужна.

Это был удар ниже пояса. И тем не менее Зед ответил:

— Хорошо.

Но ничего хорошего в этом не было. И это не было хорошей журналистикой. Конечно, нельзя было сказать, что «Сорс» вообще отличался хорошей журналистикой, но можно ведь было надеяться, что такое случится?..

«Ну и хорошо», — думал Зед. Он снова займётся Николасом Файрклогом и Скотленд-Ярдом. Но сначала он должен всё разузнать о той чёртовой ферме и о смысле того чёртова завещания; Зед просто нутром чуял, что в этих сведениях таится нечто важное для многих в Камбрии.

Линли встретился с Саймоном и Деборой в баре при их гостинице. Сидя над стаканчиками довольно посредственного портвейна, они обменялись добытой информацией. Линли обнаружил, что Сент-Джеймс размышлял в том же направлении, что и он сам. Им нужно было достать из воды упавшие туда камни, и Саймон должен был как следует их осмотреть. Сент-Джеймс сказал, что он не прочь был бы осмотреть заодно и сам лодочный дом, но не знает, как это устроить, не раскрыв свои карты.

— Осмелюсь предположить, они всё равно будут раскрыты, — сказал Линли. — Я не уверен, как долго я смогу изображать праздное любопытство ради выгоды того, за кем, возможно, следует наблюдать. Кстати, жена Файрклога всё знает. Он ей рассказал.

— Это немного облегчает дело.

— Да, относительно. И я с тобой согласен, Саймон. Нам необходимо, чтобы ты изучил лодочный дом, и причин к тому много.

— Почему именно? — задала вопрос Дебора.

Цифровая камера лежала перед ней на столе рядом со стаканчиком портвейна, в сумке с ремнём через плечо имелся ноутбук. Она, как то видел Томас, очень серьёзно отнеслась к своей роли в их маленьком расследовании. Линли улыбнулся ей, впервые за много месяцев радуясь присутствию давних друзей.

— Ян Крессуэлл не пользовался лодкой регулярно, — пояснил он. — А вот Валери Файрклог выходила на озеро по нескольку раз в неделю. И хотя шлюпка действительно оказалась привязанной там, где расшатались камни причала, это не было постоянным местом данного судна. Обитатели поместья, похоже, швартовали лодки там, где имелось свободное место.

— Но кто-то мог, видя это свободное место, расшатать камни, пока Крессуэлл находился на воде, так? — предположила Дебора.

— Тогда этот кто-то должен был находиться в доме как раз в тот момент, — сказал её муж. — А Николас Файрклог был там тем вечером?

— Если и был, никто его не видел. — Линли повернулся к Деборе: — А какое у тебя впечатление от Файрклогов?

— Он кажется безупречно милым. А его жена по-настоящему прекрасна, Томми. Даже вообразить не могу, как она должна действовать на мужчин, но думаю, она и монаха-цистерцианца заставила бы отказаться от обетов, причём без особых усилий.

— Могло быть что-то между ней и Крессуэллом? — поинтересовался Сент-Джеймс. — А Николас, например, об этом узнал?

— Вряд ли, тот ведь был гомосексуалистом, — возразил Линли.

— Или бисексуалом, Томми!

— И там есть кое-что ещё, — продолжила Дебора. — То есть на самом деле две вещи. Может, всё это и неважно, но если хотите знать, что меня заинтересовало…

— Я хочу, — быстро сказал Линли.

— Тогда вот что: у Алатеи Файрклог есть журнал «Зачатие». Из него вырвано несколько страниц, в конце, и мы могли бы взять тот же номер и проверить, что же там было. Николас говорил мне, что они стараются сделать ребёнка.

Сент-Джеймс поёрзал на месте. По выражению его лица было видно, что журнал для него ничего не значит и что он ни для кого не может иметь значения, кроме Деборы, чьи переживания на тему зачатия вполне могли исказить её суждения.