Алатея подошла к Деборе, протягивая руку. Кисти у неё были крупными, но пальцы — длинными и тонкими, гибкими, как и вся она.

— Ники мне твердит, что вы выглядите вполне безобидно, — сказала она с улыбкой. По-английски Алатея говорила с сильным акцентом. — Он ведь вам уже объяснил, что я всё беспокоюсь.

— Из-за моей безобидности? — спросила Дебора. — Или из-за проекта?

— Давайте-ка сядем и поболтаем, — предложил Николас, как будто испугавшись, что его жена не поймёт мягкую шутку Деборы. — Я приготовил кофе, Алли.

Алатея разлила кофе по чашкам. На запястьях она носила золотые браслеты — сродни серьгам, — и они скользнули вниз, когда женщина потянулась к кофейнику. Одновременно её взгляд упал на журналы, и она как будто на мгновение замялась, бросила косой взгляд на Дебору. Гостья улыбнулась, надеясь, что её улыбка выглядит ободряющей.

— Меня удивил этот разговор о фильме, миссис Сент-Джеймс, — сказала Алатея.

— Просто Дебора. Прошу вас.

— Как скажете, конечно. Проект ведь не так уж велик — ну, то, что делает Николас. Я даже не понимаю, как вы об этом узнали.

К этому вопросу Дебора была готова. Томми хорошо поработал над темой Файрклогов. Он нашёл вполне логичную причину для её появления в их доме.

— Вообще-то это не я, — сказала она. — Я просто делаю, что велят, и приехала для предварительной разведки для продюсера «Куайэри продакшн». Я, в общем, не знаю точно, почему они выбрали именно вас, — она кивнула в сторону Николаса, — но думаю, что это имеет отношение к какой-то статье о доме ваших родителей.

Николас повернулся к жене:

— Опять эта статья! — И тут же снова заговорил с Деборой: — Да, была такая публикация об Айрелет-холле, доме моих родителей. Это такое историческое местечко на озере Уиндермир, при доме там архитектурный сад, которому уже двести лет, и моя мать всё это снова выкупила. Она как-то упомянула об Айрелет-холле в разговоре с репортёром, а поскольку речь тогда шла об архитектуре, репортёр тут же помчался посмотреть дом. Не знаю, почему это ему пришло в голову. Ну, и сочинил что-то о реставрации, оборонительной башне и так далее. А вот этот дом отец подарил нам с женой, так что это своего рода дарёный конь. Хотя, пожалуй, мы с Алли предпочли бы что-нибудь новое, с действующими коммуникациями и так далее. Примерно так, да, дорогая?

— Дом прекрасный, — возразила Алли. — И я думаю, что мне повезло, раз я живу здесь.

— Это потому, что для тебя стакан всегда наполовину полон, — улыбнулся Николас. — И именно поэтому я считаю себя очень счастливым человеком.

Дебора обратилась к Алли:

— Один из наших продюсеров в самом начале, когда мы только ещё обсуждали всё в Лондоне, предлагал в качестве идеи фильма оборонительные башни в Миддлбэрроу как символ того, на что способен человек, — когда мы только рассматривали варианты. Честно говоря, никто из нас даже не знал, что такое оборонительная башня, зато несколько человек слышали о вашем муже. В смысле, кто он такой. Ну и прочее.

Дебора не стала вдаваться в подробности. И так всем было понятно, о чём идёт речь.

— Значит, — сказала Алатея, — я вам для этого фильма не нужна? Ну, видите ли, мой английский…

Её английский звучал не только отлично, но ещё и очаровательно, подумала Дебора.

— …к тому же то, что вообще сделал Ники, он сделал сам, это только его заслуга.

— Я ничего бы не смог, не появись в моей жизни ты, — вставил Николас.

— Но это вообще другая тема. — Говоря, Алатея повернулась, и её волосы вздыбились. — Оборонительная башня… как я понимаю, на самом деле речь пойдёт о тебе, о том, что ты сумел сделать, чего ты достиг. А я — просто поддержка, Ники.

— Как будто это совсем неважно! — усмехнулся Николас и посмотрел на Дебору так, словно говорил: «Видите, с кем мне приходится иметь дело?»

— И тем не менее я не принимала в этом участия и не хочу принимать.

— На этот счёт можете не беспокоиться, — заверила её Дебора. Она была готова на что угодно ради согласия Алли. — И в любом случае я хотела бы подчеркнуть, что не принимаю решений. Я просто провожу предварительную разведку. Я напишу отчёт, сделаю фотографии, и всё это уйдёт в Лондон. А уж там, в компании, решат, стоит ли вообще делать этот фильм.

— Вот видишь? — сказал Николас жене. — Беспокоиться не о чем.

Алатея кивнула, но не выглядела при этом убеждённой. Но всё же она соизволила сказать:

— Тогда, наверное, тебе лучше познакомить Дебору с твоими идеями, Ники. Мне кажется, именно с этого следует начать.

Когда её муж ушёл вместе с рыжеволосой женщиной, Алатея несколько мгновений просто сидела, глядя на журналы, лежавшие на столе в эркере. Их явно перелистывали. Но разве в этом могло быть что-то странное, учитывая, что та женщина некоторое время ждала, пока Николас приведёт жену? Ведь вполне естественно было бы для ожидавшего человека пролистать журнал. И тем не менее этого было достаточно для того, чтобы насторожить Алатею, бывшую в напряжении в последние дни. Она сказала себе, что даже если журнал «Зачатие» лежит теперь наверху стопки, это ровным счётом ничего не значит. Конечно, было немного неловко от того, что посторонний человек мог прийти к выводу, будто Алатея одержима этой темой, хотя вряд ли можно было найти причины именно для такого вывода. Ведь эта женщина приехала из Лондона не для того, чтобы поговорить с Алатеей или порыться в лабиринтах её личной истории. Она явилась из-за того, чем занимался Николас. И, скорее всего, она бы вообще здесь не появилась, будь Николас рядовым человеком, пытавшимся найти способ помощи наркоманам, дать им возможность изменить жизнь. Но он не был обычным парнем, и ошибки его молодости стали широко известны благодаря имени его отца… Наверняка как раз это и заинтересовало журналистов: сын лорда Файрклога сумел сам отказаться от жизни, ведущей к гибели, и хотел помочь другим…

Когда Алатея впервые встретилась с Николасом, она ничего не знала о Файрклоге, бароне Айрелетском, ничего не знала и о прошлом самого Николаса, а иначе бы сбежала от него сломя голову. Ей было лишь известно, что его отец занимается производством всего того, что только можно увидеть в ванных комнатах, больше Николас ничего ей не сказал. Он не упомянул ни о титуле отца, ни о том, что тот создал центр по борьбе с раком поджелудочной железы; ни слова не сказал и славе своего отца. Поэтому Алатея была совершенно не готова увидеть человека, преждевременно постаревшего из-за того, что сын практически отнял у него двадцать лет жизни, на не была готова ощутить огромную жизненную силу, исходившую от Бернарда Файрклога. И к тому, как отец Николаса смотрел на неё сквозь очки в тяжёлой оправе. «Зовите меня просто Бернардом, — сказал он, и его взгляд скользнул от её лица к её груди, а потом обратно. — Добро пожаловать в нашу семью, дорогая».

Алатея давно привыкла к тому, что мужчины смотрят на её грудь. Это для неё ничего не значило. Это было совершенно естественно. Мужчины есть мужчины. Но после этого они обычно не смотрели на неё с выражением глубокой задумчивости на лицах. На лице Бернарда Файрклога она видела невысказанный вопрос: «Что такая женщина, как вы, делает рядом с моим сыном?»

И этот же взгляд Алатея видела каждый раз, когда Николас знакомил её с другими родственниками. Для всех них они с мужем совершенно не подходили друг другу, и хотя Алатее хотелось думать, что вся причина только в её физических данных, она всё же понимала, что тут кроется нечто большее. Она была уроженкой чужой страны, они ничего о ней не знали, их брак с Николасом последовал слишком быстро после знакомства… Для них это значило, что Алатея чего-то ищет, скорее всего семейного богатства. И в первую очередь так думал Ян, двоюродный брат Николаса, потому что именно он занимался деньгами Бернарда Файрклога.

И никто из родных Николаса не подумал, что Алатея может просто любить своего мужа. Она до сих пор изо всех сил старалась убедить их в своей преданности. Она не дала им ни единого повода усомниться в её любви к Николасу и в конце концов начала верить, что ей удалось погасить их опасения.