— Сомневаюсь, чтобы папа давал ему именно деньги, Фредди. Скорее он просто оплачивал счета. К тому же Ник — бывший наркоман, сейчас он не прикасается к наркотикам.

— Сам Ник не сказал бы «бывший». Он именно поэтому и ходит постоянно на собрания наркоманов. И Ян не мог этого не знать, и он не мог думать о Нике как о «бывшем». Не с таким прошлым.

— Пожалуй, да. Но… Погоди, Николас ведь должен что-то унаследовать после папы. Может, они просто договорились, чтобы Ник получил свою часть наследства прямо сейчас?

Фредди такое предположение явно не убедило.

— А ты знаешь, что твой отец ещё и много лет подряд содержит Миньон?

— А что ещё ему остаётся? Она его крепко держит на поводке с тех пор, как расшиблась в детстве. Если честно, то, глядя со стороны, можно подумать: папа от неё отказался. Но это не так. А вообще-то ему бы следовало это сделать.

— Но её ежемесячное содержание в последнее время увеличилось.

— Так ведь и цены растут. И прожиточный минимум тоже.

— Интересно, что это у неё за прожиточный минимум? И ведь содержание не просто увеличилось, оно удвоилось. И я даже думать не могу, что Ян это одобрял. Он должен был возражать. Он должен был доказывать, что этого делать не нужно.

Манетт подумала над этими словами. И поняла, что Фредди прав. Но в том, что касалось Миньон, было кое-что такое, чего Фредди никогда не понимал. Она сказала:

— А операция? Её же не по страховке делали. И кто-то должен был всё оплатить. И кто мог это сделать, кроме папы?

— Но тогда и деньги должны были быть переведены хирургу, так?

— Ну, может быть, деньги получила Миньон и сама рассчиталась с врачом.

— Тогда зачем давать ей деньги снова и снова?

Манетт покачала головой. По правде говоря, она не знала.

Некоторое время они оба молчали. Потом Фредди вздохнул, и Манетт поняла, что созрела новая тема. Она спросила, в чём дело. Фредди сказал:

— Знать бы ещё, что случилось с Вивьен Талли…

Манетт уставилась на него, но Фредди не сводил глаз с пары лебедей на пруду. Она сказала:

— Я ничего не понимаю. А в чём дело?

— В том, что в последние восемь лет твой отец регулярно перечисляет деньги и ей тоже.

— Зачем?

— Понятия не имею. Но твой отец воистину просто сорил деньгами, Манетт. И насколько я понял, знал об этом один только Ян.

Барбара Хейверс как раз решила перекусить, когда в её дверь постучали Анджелина Упман и её дочь. Закуска состояла из сладкого пирожка «Поп-тарт» с черникой, который Барбара ещё и намазала домашним сыром, потому что слышала о рекомендации употреблять не меньше трёх разных продуктов в один приём пищи. Она быстро затолкала в рот последний кусок, прежде чем подойти к двери; услышала снаружи взволнованный голос Хадии и решила, что пусть лучше на её столе увидят целомудренный домашний сыр, чем презренный сладкий пирожок.

И ещё она курила. Хадия сразу это приметила. Один взгляд мимо Барбары — и она увидела сигарету, дымившуюся в пепельнице на столе. Хадия осуждающе покачала головой, но ничего не сказала. Она посмотрела на свою мать, добродетельную некурилыцицу, как будто желая сказать: «Вот видишь, что тут происходит?»

Анджелина сказала:

— Мы — посланники, принёсшие разом и хорошие новости, и дурные. Можно нам войти, Барбара?

«Нет, конечно», — подумала Барбара.

До сих пор ей удавалось не впускать Анджелину в свою берлогу, и она намеревалась и дальше поступать так же. Она не застелила с утра постель, она не помыла посуду, и над её кухонной раковиной сушились на бечёвке пять пар трусиков. Но на самом-то деле разве могла она выйти на ноябрьский холод, чтобы выяснить, зачем пришли Анджелина и её дочь, вместо того чтобы поступить так, как поступила бы сама Анджелина, то есть распахнула бы дверь пошире, предложила бы ей кофе и чай и держалась бы с нежданной гостьей любезнее некуда?

Так что Барбара отступила назад и сказала:

— Вы меня застали как раз тогда, когда я собралась заняться уборкой.

Ложь была такой наглой, что Барбара чуть не подавилась собственными словами.

В глазах Хадии отразилось сомнение, но Анджелина недостаточно хорошо знала Барбару, чтобы понимать: уборка для неё была таким же неприятным делом, как выщипывание бровей по одному волоску.

— Кофе? Или чай? — спросила Барбара. — Сейчас вымою пару чашек.

В раковине стоял добрый десяток немытых чашек, вкупе с различными прочими предметами чайного сервиза.

— Нет-нет. Мы не задержимся, — поспешно ответила Анджелина. — Но я хотела сказать тебе о Дасти.

«Какого чёрта, кто такой…» Но Барбара всё же вспомнила, что так звали стилиста из Найтсбриджа, того, который должен был изменить её внешность к лучшему.

— Ох, ну да, — пробормотала она.

Подойдя к столу, она быстро затушила сигарету.

— Я договорилась с ним насчёт тебя, — продолжила Анджелина. — Но, боюсь, ваша встреча состоится не раньше чем через месяц. Он ужасно занят. Ну, он всегда занят. Так всегда бывает с хорошими стилистами. Все хотят попасть к ним ещё вчера.

— Волосяной кризис, — пошутила Барбара, как будто что-то понимала в этом деле. — Чёрт. Плохо. Слишком плохо.

— Слишком плохо? — повторила Хадия. — Но, Барбара, ты должна пойти к нему! Он самый лучший! Он так чудесно всех причёсывает!

— О, это я отлично поняла, малышка, — кивнула Барбара. — Но я сказала моей начальнице, что не появлюсь на работе, потому что мне нужно заняться волосами, а я же не могу отсутствовать на службе целый месяц, и я не могу явиться в прежнем виде. Так что… — Она повернулась к Анджелине. — Знаешь кого-нибудь ещё?

Сама-то она уж точно никого не знала.

Анджелина призадумалась. Одна её рука с безупречным маникюром поднялась к щеке, пальцы слегка побарабанили по коже. Наконец она сказала:

— Знаешь, я думаю, можно кое-что устроить, Барбара. Это будет не Дасти, но это будет тот же самый салон. У Дасти там работают несколько подражателей, стилисты-практиканты… Может, кто-то из них? Если я тебя сама туда приведу, то уверена: Дасти обязательно подойдёт проверить, что этот стилист делает. Как, подходит?

Учитывая то, что в последние десять лет Барбара обходилась тем, что сама кое-как подрезала волосы под душем, то хоть что-то более профессиональное было бы замечательно. И всё же Барбара рассудила, что лучше проявить некоторое сомнение.

— Хмм… — протянула она. — Не знаю… А ты сама как думаешь? Я хочу сказать, для меня это важно, потому что моя начальница… В общем, она очень серьёзно смотрит на это дело.

— Полагаю, всё будет отлично, — сказала Анджелина. — Салон первоклассный. Они ведь не берут туда простых начинающих, там практикуются опытные мастера. Так что, мне позвонить?..

— Ох, да, Барбара! — вмешалась Хадия. — Соглашайся! А потом, может быть, мы сможем пойти куда-нибудь выпить чаю. Мы можем нарядиться, и надеть шляпки, и взять красивые сумочки, и…

— Не думаю, что теперь принято надевать шляпы, когда идёшь в чайную, — перебила её Анджелина. Барбара поняла, что она заметила ужас, на мгновение вспыхнувший в её глазах. — Что скажешь, Барбара?

У Барбары на самом деле просто не оставалось выбора, потому что она должна была вернуться в Ярд с какой-то новой причёской, и если её не причешет мастер, пусть даже практикант, ей придётся самой заниматься своими волосами, но в данном случае это было просто немыслимо. Поэтому она сказала:

— Звучит, в общем, неплохо.

Анджелина тут же спросила, можно ли воспользоваться телефоном Барбары, чтобы не терять зря времени и обо всём договориться сразу. Хадия сразу ринулась туда, где стоял городской аппарат — на пыльной полке за телевизором, — и Барбара заметила, что волосы девочки не заплетены в косички, как обычно. Нет, на этот раз они падали ей на спину аккуратно расчёсанной массой, которую придерживали нарядные заколки.

Пока Анджелина разговаривала с салоном, Барбара похвалила новую причёску Хадии. Девочка просияла, как и ожидала Барбара, и сообщила, что так её причесала мамуля. Папа только и умеет, что заплетать косички, но до того, как мамуля уехала в Канаду, Хадия всегда носила волосы именно так.