— Ну, он должен знать, разве не так? — рассудительно произнёс Макгай. — Разве что Ян сам платил ей из месяца в месяц, без ведома твоего отца. Но зачем бы ему это делать?
— По самой простой причине: потому что она кое-что о нём знала, то, что он хотел бы скрыть от Найэм и ото всех остальных. Она просто держала его за горло. Шантаж, Фредди!
— Ну-ну, подружка, ты же сама в это не веришь! Есть только одна серьёзная причина к тому, чтобы платить Вивьен Талли, и мы оба знаем, что это может быть.
Линли понял, что они почти забыли о его присутствии, настолько оба горячо верили в то, во что каждый из них хотел верить: насчёт Яна Крессуэлла, насчёт Вивьен Талли, насчёт денег, которые Крессуэлл раздавал направо и налево, то ли по распоряжению Бернарда Файрклога, то ли без его ведома…
Кроме всех прочих, получавших деньги от Бернарда Файрклога, их получала и Вивьен Талли, и Фредди Макгай сообщил инспектору, что эта женщина, когда-то работавшая у Бернарда (о чём Линли и сам уже знал), ежемесячно получала деньги в течение многих лет, хотя давно уже не служила в «Файрклог индастриз». И эти деньги не имели никакого отношения к дивидендам по акциям или пенсионному обеспечению, добавил Фредди.
— Так что эти выплаты могут значить что угодно, — сделал он вывод. — Например, Бернард хотел избежать судебного преследования за сексуальные домогательства или за незаконное увольнение… — Он посмотрел на бывшую жену, как бы ожидая подтверждения.
— Или папа вообще об этом не знал, — только и сказала Манетт. — Сам ведь говорил: Ян полностью распоряжался всеми финансами, делал что хотел.
Для Линли всё услышанное означало только одно: смерть Яна была чем угодно, только не несчастным случаем. Но всё равно оставалось неясным, действительно ли предполагаемой жертвой был именно Крессуэлл.
Томас поблагодарил Манетт и её бывшего мужа. И предоставил им продолжить глубокое обсуждение дел внутри семьи. По реакции Манетт на сообщение Макгая инспектор понял, что сама она не собиралась будить спящую собаку.
Линли как раз садился в машину, когда зазвонил его сотовый телефон. Он решил, что это Хейверс что-то ещё откопала. Но на дисплее высветился номер Изабеллы.
— Привет, — сказал в трубку Линли. — Приятно отвлечься от дел.
— Боюсь, нам необходимо поговорить, Томас, — ответила Изабелла.
Даже если бы она не назвала его Томасом, её тон уже сам по себе говорил о том, что это совсем не та женщина, чьё нежное тело так хорошо знали его руки. Это была его начальница, и она была чем-то недовольна.
Линли серьёзно произнёс:
— Да, конечно. Ты где?
— Там, где следует быть тебе. На службе.
— Я тоже, Изабелла.
— Как бы. Но я не об этом.
Инспектор подождал продолжения. Оно последовало очень быстро.
— Почему Барбара Хейверс достойна твоего доверия, а я — нет? Или ты полагаешь, что я бы как-то по-особому распорядилась информацией? Как именно? Помчалась бы в кабинет Хильера с криком: «А я знаю, я знаю, чёрт побери, я всё знаю!!»
— Барбара кое-что для меня ищет, Изабелла. Только и всего.
— Ты лжёшь, ведь так?
— Насчёт чего?
— Насчёт необходимой секретности. Вряд ли возможно избежать разговоров, если сержант Хейверс мчится по какому-то следу.
— Барбара просто знает несколько имён, и ничего больше. И то потому, что мне самому сейчас с этими поисками не справиться, а она может это сделать. Она просто кое-что ищет.
— Ох, умоляю! Я не настолько глупа, Томми! Я знаю, насколько вы с Барбарой близки. И она бы на дыбу пошла, если бы ты её о том попросил. Тебе стоит словечко вымолвить, и она отрежет себе язык! Это имеет отношение к Бобу, ведь так?
Линли растерялся. Боб?.. В первое мгновение он не понял, о ком говорит Изабелла. Но потом она добавила:
— Боб, его жена, двойняшки! Ты меня решил помучить, потому что я, в отличие от тебя, связана с другими людьми, и это иногда мешает.
— Ты говоришь о том вечере? — спросил наконец Линли. — Когда мне пришлось уйти? Потому что они все были у тебя? Изабелла, да ты… Это осталось в прошлом, всё забыто. Я бы никогда себе не позволил…
— Выразить недовольство? Ну конечно, как же иначе. Ты для этого слишком хорошо воспитан.
— Изабелла, послушай, ты действительно расстраиваешься без причины. Это всё, что я могу сказать. Хильер просил, чтобы в Ярде никто ничего не знал, и я так и действую.
— И это опять говорит о недоверии. Но я не только это имела в виду. Я говорю и о другом тоже. Ты ведь можешь меня просто уничтожить, Томми. Одно слово — и со мной покончено. Меня нет. Дело сделано. А если ты мне не доверяешь, как я могу доверять тебе? Боже праведный, что же я натворила?..
— Ты натворила то, что паникуешь на пустом месте. Чего ты от меня ждёшь, что, по-твоему, я с тобой сделаю?
— Я не соответствую, я не та, не та женщина, какой, по-твоему, я должна быть…
— И что? Я пойду к Хильеру и заявлю, что моя начальница — моя любовница, что я имею с ней отношения последние четыре месяца, или полгода, или два года, и так далее? Ты это предполагаешь?
— Ты можешь уничтожить меня. А у меня над тобой такой власти нет. Ты не нуждаешься в работе, ты, чёрт побери, даже и не особо хочешь служить! Мы неравны в очень многих отношениях, но это — самое главное. Добавь к этому ещё и тот факт, что между нами теперь нет доверия. И к чему мы вот так придём?
— Что ты хочешь сказать, что значит — «нет доверия»? Это глупо! Это полный абсурд! — И тут наконец в уме Линли возник нужный вопрос, потому что он внезапно понял — он не сомневался уже, — что именно было не так в речах Изабеллы. — Ты снова напилась?
Последовало молчание. Вопроса хуже он просто не мог придумать. Линли захотелось взять свои слова обратно. Но он не мог этого сделать. Изабелла ответила очень тихо:
— Спасибо, Томми.
И прервала связь. А инспектор остался стоять на месте и смотреть на пруд Грейт-Урсвика и на семейство лебедей, мирно плывшее по безмятежной воде.
Камбрия, озеро Уиндермир
Когда детектив наконец уехал, Манетт тут же отправилась прямиком в Айрелет-холл. Она оставила машину на дороге и пошла к башне. С Фредди они остановились на том, что ему ничего не оставалось, кроме как рассказать обо всём инспектору, потому что, если смерть Яна не была случайностью, они обязаны докопаться до истины. В любом случае, сказал он, стало ясно, что есть и другие вопросы, в которых им необходимо как следует разобраться. Вот и отлично, ответила Манетт. Она как раз и собирается докопаться до самой сути.
Миньон была дома. А когда, собственно, Миньон не было дома? Но она была не одна, как обычно, так что Манетт пришлось сидеть и ждать, когда закончится массаж, который её сестре делали трижды в неделю, — основательный массаж, с головы до пяток. Делал его серьёзный китаец, который ради этого приезжал из Уиндермира, что значило час дороги в одну сторону и час — обратно. И за что, само собой, платил их отец.
Миньон растянулась на кушетке с закрытыми глазами, пока шла работа над её ногами: их разминали, растирали и чёрт знает что ещё с ними делали. Манетт не понимала всех этих манипуляций, да ей и наплевать было. Но она достаточно хорошо знала свою сестру, чтобы спокойно сидеть и ждать, потому что это был единственный способ добиться хоть какого-то внимания. Помешай Миньон наслаждаться — и заплатишь за это так, что мало не покажется.
Прошло не менее получаса. Миньон время от времени бормотала: «Ох, как приятно», или: «Да-да», или: «Слева чуть покрепче, милый». Серьёзный китаец старательно выполнял указания. Манетт подумала, что бы он стал делать, если бы её сестра попросила облизать ей пальцы на ногах.
Наконец массажист осторожно обернул ноги Миньон тёплым полотенцем. Та застонала и сказала:
— Уже? Так быстро? Мне показалось, пяти минут не прошло! — Она медленно открыла глаза и лучезарно улыбнулась китайцу. — Вы просто волшебник, мистер Зао! — промурлыкала она. — Ну, вы знаете, куда отослать счёт.