— Точно. Она всё осмотрела. Мы все осмотрели.

— Все?

— Медицинская бригада. Миссис Файрклог. Дочь.

— Дочь? А она где находилась?

Это было странно. На место происшествия никого не должны были пускать. Хотя, конечно, всякое случалось, и Сент-Джеймс подумал, не стало ли нарушение правил результатом неопытности Шлихта, возможного безразличия детектива Данканикс или чего-то ещё…

— Я точно не знаю, где она была, когда заметила суету, — ответил Шлихт. — Но шум привлёк её в лодочный дом. «Скорая» ехала к дому с сиреной — эти ребята до смерти любят включать сирену, должен вам сказать, — и она услышала и пришла на своих ходунках.

— Так она калека?

— Похоже на то. Так что все собрались. Потом труп увезли на вскрытие, мы с детективом Данканикс оформили бумаги… — Шлихт вдруг нахмурился.

— Что такое?

— Виноват. Я забыл о дружке.

— Дружке?

— В общем, оказалось, что погибший был гомосексуалистом. А его партнёр работает там, в поместье. Он не вместе с другими появился, надо сказать, но приехал тогда, когда медики уезжали. Конечно, захотел узнать, что происходит, да и кто бы не захотел на его месте, ведь так? Человеческая натура! И миссис Файрклог ему объяснила. Отвела его в сторонку и сказала, а он так и рухнул.

— Потерял сознание?

— Упал прямо лицом на гравий. Мы сначала не знали, кто он такой, тем более всё выглядело так, словно какой-то человек просто ехал к дому и вдруг услышал, что кто-то утонул.

Вот мы у неё и спросили, и она нам объяснила — то есть Валери, — что этот парень работает над ландшафтами, а тот парень, утонувший в лодочном доме, был его партнёром. Партнёром в буквальном смысле, если вы понимаете, о чём я. Ну, как бы то ни было, он довольно быстро очнулся и начал что-то бормотать. Говорил, что это он виноват в том, что тот, другой, утонул, и мы тут же заинтересовались, то есть я и Данканикс, но оказалось, что они просто поспорили накануне вечером из-за того, как им жить дальше. Умерший хотел официального бракосочетания, у всех на глазах, так сказать, а того, который остался в живых, и так всё устраивало. И вы бы слышали, как он выл! Просто поневоле задумаешься, если вы понимаете, о чём я.

Сент-Джеймс не слишком понимал, но, как сказочная Алиса, видел, что информация становится всё чудесатее и чудесатее.

— А что насчёт самого лодочного дома? — спросил он.

— Э-э?..

— Там всё было в порядке? Как обычно? Кроме недостающих камней на причале, конечно.

— Да, насколько могла сказать миссис Файрклог.

— А сами лодки?

— Все лодки были внутри.

— Как обычно?

Шлихт задумчиво сдвинул брови. Он уже покончил с куриным пирогом и снимал крышку с баночки желе.

— Не уверен, что понимаю, что вы имеете в виду.

— Лодки. Они были пришвартованы в обычном порядке, когда вы увидели тело? Или стояли как попало?

Губы Шлихта округлились, как будто он собрался свистнуть, но констебль не издал ни звука. И некоторое время не отвечал, но Сент-Джеймс уже видел, что, несмотря на не слишком грамотную речь, констебль совсем не дурак.

— А вот это кое-что такое, — сказал наконец Шлихт, — о чём мы и не спросили. Чёрт побери, мистер Сент-Джеймс… я надеюсь, это не означает того, что может означать?

Потому что произвольный порядок швартовки лодок предполагал, что несчастный случай вряд ли действительно был несчастным случаем. Он скорее предполагал убийство.

Система оборонительных сооружений Миддлбэрроу располагалась к востоку от холма, который входил в состав строений Арнсайд-Вуд, позволявших проникнуть на защищённую территорию, называвшуюся Арнсайд-Нот. Дебора Сент-Джеймс и Николас Файрклог проехали этот холм по пути к защищённой территории, сначала петляя по верхней части деревни Арнсайд, потом снова спустившись вниз, следуя указателям, которые вели к месту, что называлось Силвердэйл. Пока они ехали, Николас Файрклог говорил о всякой всячине, и его манера держаться показалась Деборе привычно-дружелюбной. Он выглядел открытым и откровенным, что слишком уж было непохоже на человека, который спланировал убийство собственного двоюродного брата, если это действительно было убийство. Конечно, Николас не упоминал о смерти Яна Крессуэлла. То, что утонул некий человек — как бы это ни было неприятно, — не имело никакого отношения к тому предлогу, под которым Дебора приехала сюда. Она, впрочем, не была уверена, что и дальше будет уходить от этой темы. Ей казалось, что нужно так или иначе ввести Крессуэлла в картину событий.

К сожалению, это не было её сильной стороной. Обычно ей было трудно просто так болтать с людьми, хотя она всё же сумела отчасти овладеть этим искусством с тех пор, как поняла, что лучшие снимки получаются тогда, когда объект съёмок чувствует себя свободно. Но такая болтовня, по крайней мере, была на свой лад честной. А вот теперь, когда ей нужно было прикидываться тем, кем она не являлась, она оказалась в затруднительном положении.

К счастью, Николас вроде бы ничего не замечал. Он был слишком сосредоточен на том, чтобы убедить Дебору в том, что его жена поддерживает его работу.

— Она может показаться вам не слишком приветливой, пока вы не узнаете её лучше, — говорил он Деборе, в то время как они петляли по узкой дороге. — Это в её натуре. Но вы не должны принимать это на свой счёт. Алли вообще не слишком доверяет людям. Это связано с её семьёй. — Он улыбнулся. Лицо у Николаса было до странности юным, как у мальчишки, ещё не достигшего зрелости, и Дебора предположила, что он, скорее всего, останется таким до самой смерти. Есть такие люди. — Её отец — мэр города, в котором она родилась. В Аргентине. Он был мэром много лет, так что она выросла под пристальными взглядами окружающих и научилась постоянно следить за тем, что делает. И ей всегда кажется, что за ней кто-то наблюдает, чтобы поймать… ну, не знаю на чём. В общем, из-за этого она поначалу очень осторожна с новыми людьми. Её доверие приходится завоёвывать.

— Она очень хороша собой, ваша жена, — сказала Дебора. — Думаю, это тоже могло породить проблемы для девушки, к которой привлечено слишком много внимания, особенно в маленьком городе. Все взгляды устремлены к ней… ну, вы понимаете. А из какой она области Аргентины?

— Санта-Мария ди-чего-то-там. Я вечно забываю. В названии около десяти слов. Это где-то в горной части или вроде того. Извините. Для меня все эти испанские слова звучат одинаково. У меня полностью отсутствует языковой слух. Я и английский-то с трудом освоил. Ну, ей всё равно не нравится то место. Она говорит, что оно вроде заставы на Луне. Полагаю, невелико поселение, а? В общем, она сбежала из дома, когда ей было около пятнадцати лет. Потом, конечно, дала знать о себе родным, но назад не вернулась.

— Наверняка родные скучают по ней.

— Вот этого я не знаю, — признался Николас. — Хотя, думаю, должны скучать, так ведь?

— Так вы с ними никогда не встречались? Они не приезжали к вам на свадьбу?

— Ну, на самом деле особой свадьбы у нас и не было. Мы с Алли просто расписались в мэрии в Солт-Лэйк-Сити. Кто-то из чиновников провёл церемонию, а в свидетели мы позвали двух женщин с улицы. Потом Алли написала своим родителям, сообщила о том, что вышла замуж, но те не ответили. Наверное, обиделись на неё. Но они её простят. Так всегда бывает, особенно, — он усмехнулся, — когда заходит речь о скором появлении внуков.

Это объясняло наличие в доме журнала, который видела Дебора. «Зачатие», с его бесчисленными историями о внутриутробном том, послеродовом этом…

— Так вы ожидаете?..

— Нет-нет, пока нет. Но это может случиться уже скоро. — Николас слегка побарабанил пальцами по рулевому колесу. — Я очень счастливый человек, — сказал он.

Потом он показал вперёд, на осенний лес к востоку от дороги, по которой они ехали, — янтарные и золотые лиственные деревья резко вырисовывались на фоне тёмных елей.

— Миддлбэрроу-Вуд, — пояснил Николас. — Оттуда видно оборонительную башню.