Грейси вовсе не ждала ответов на все свои вопросы, она просто болтала то об одном, то о другом.

— Ты никогда больше не должен убегать! — сообщила она Тиму. — Я так испугалась, Тим, и я беспокоилась! Я знаю, что плохо вела себя с тобой, но это же из-за того, что ты сделал с Беллой, но Белла ведь просто кукла, и я это знаю. Просто, понимаешь, её мне подарил папа, и он разрешил мне самой её выбрать в магазине, но я всё равно так рада, что ты вернулся, а что ты наденешь? — И тут же она повернулась к Манетт и Фредди: — А гости будут? А торт? Кузина Манетт, а букет у тебя будет? А твои мама и папа приедут? А твоя сестра? Ох, наверное, ей тяжело будет далеко идти!

Тим невольно улыбнулся, и это было странным для него ощущением, потому что он не улыбался уже, наверное, целый год. Грейси была похожа на едва распустившийся бутон, и Тиму хотелось, чтобы она всегда оставалась такой.

Они все вошли в дом, чтобы подыскать что-нибудь подходящее для Тима. Он поднялся наверх, в свою комнату, а Грейси осталась внизу, болтать с Манетт и Фредди. Но ему вдруг показалось, что здесь всё стало другим. Он видел разные вещи и знал, что они принадлежат ему, но почему-то они на самом деле ему не принадлежали. Да, он здесь жил, но как будто и не жил. Тим не понимал, что может означать это ощущение.

У него не было никакой красивой одежды, подходящей для свадьбы. Он только и имел, что школьную форму, но не собирался её надевать.

Тим немножко подумал о том, как это будет выглядеть, если он сделает следующий необходимый шаг. Шаг казался гигантским, это было нечто такое, что могло поглотить Тима и увлечь его в глубины, которых он не предвидел и из которых было бы не выбраться. Но предстояла свадьба, и это была свадьба Манетт и Фредди, и, похоже, ему просто не оставалось ничего другого, кроме как пойти в спальню его отца и обшарить её как следует, и в конце концов вытащить из-под кровати огромный чёрный мешок для мусора, набитый одеждой отца, — это Кавех запихал всё туда, явно собираясь отвезти вещи в благотворительный фонд перед тем, как его невеста переедет на ферму.

Брюки Яна были велики Тиму, но ремень помог с ними справиться, а через год, пожалуй, они должны были стать ему впору. Тим перебрал остальную одежду: ещё несколько пар брюк, рубашки, галстуки и жилеты, футболки и свитера, и Тим подумал о том, как хорошо одевался его отец и что это значило с учётом того, кем он был. Но он был обычным парнем, подумал Тим, просто самым обычным парнем…

Тим схватил рубашку, галстук и пиджак. Потом вернулся к остальным, ждавшим его в старой кухне древнего особняка, где Грейси сочиняла записку Кавеху, пристроившись у буфета, где он хранил чай. «Грейси и Тимми уехали на свадьбу! Вот здорово!»

А потом они всей толпой отправились в Уиндермир. Впрочем, по дороге к машине они ещё увидели Джорджа Коули, который выносил из коттеджа арендатора остатки своих вещей. И Даниэль был там, и Тим подумал о том, что тот почему-то не в школе. Их взгляды встретились и тут же разбежались.

— Привет, Дэн! — крикнула Грейси. — Пока, Дэн! Мы едем на свадьбу, и мы вообще не знаем, вернёмся ли сюда!

И только когда они уже ехали через деревню Брайанбэрроу к шоссе, что шло через Лит-Вэлли, Манетт обернулась назад и заговорила с детьми:

— А что, если вы действительно никогда туда не вернётесь, а, Грейси? Что, если вы с Тимом переедете в Грейт-Урсвик и останетесь жить со мной и Фредди?

Грейси посмотрела на Тима. Потом опять на Манетт. Её глаза изумлённо округлились, но она поспешила уставиться в окно, на проносящиеся мимо пейзажи. И спросила:

— А я могу забрать к тебе свой батут?

— Ну, я думаю, у нас найдётся для него местечко, — ответила Манетт.

Грейси вздохнула. Потом передвинулась на сиденье поближе к Тиму и прижалась щекой к его руке.

— Как здорово, — пробормотала она.

В общем, всю дорогу до Уиндермира они строили различные планы. Тим закрыл глаза, не прислушиваясь к их разговору. Фредди сбросил скорость, когда они подъехали к городу, и Манетт что-то сказала о бюро регистрации, и только тогда Тим открыл глаза.

— А можно мне сначала кое-что сделать? — спросил он. — Я хочу сказать, до свадьбы.

Манетт повернулась к нему и ответила, что, конечно же, можно, и Тим объяснил Фредди, как доехать до ремонтной мастерской, где он оставил Беллу.

На куклу стоило посмотреть. Её руки и ноги вернулись на места. Её как следует помыли. Конечно, она была не совсем такой, какой была до нападения Тима, но всё равно это была Белла.

— Мне казалось, ты хотел, чтобы её отправили по почте, — сказала Тиму женщина за прилавком.

— Всё изменилось, — ответил Тим, забирая куклу.

— Тоже неплохо, — ответила женщина.

Тим вернулся в машину и протянул Беллу сестрёнке. Грейси вцепилась в Беллу и прижата её к крошечной, едва набухавшей груди.

— Ты её починил, ты её починил!

И принялась нянчить куклу, как будто это был самый настоящий младенец.

— Ты уж меня прости, — сказал Тим. — Она теперь не совсем как новая.

— Ох, — вздохнул Фредди, снова трогая машину с места. — Да кто из нас как новый?

Когда Линли и Дебора добрались до Лондона, было уже далеко за полночь. Они почти всю дорогу молчали, хотя Томас и спросил Дебору, не хочется ли ей поговорить. Она знала, что Линли понимает, что ей досталась более тяжкая часть ноши, хотя они оба были виноваты в том, что Алатея бросилась навстречу смерти, и ему хотелось снять с неё хотя бы часть груза. Но Дебора не могла этого допустить.

— Но мы ведь можем и просто сидеть рядом? — спросила она.

Так они и сделали, и лишь время от времени Линли касался её руки.

Они попали в пробку на пересечении дорог между Ливерпулем и Манчестером. Потом наткнулись на участок, где велись дорожные работы, рядом с Бирмингемом, и ещё уткнулись в длинный хвост машин, едва ползших мимо места серьёзной аварии у начала дороги Ф45, на Норгемптон. Тут они уже свернули на парковку, чтобы перекусить, и провели там полтора часа, надеясь, что дорога наконец более или менее расчистится. И в итоге добрались до Челси только в половине второго ночи.

Дебора знала, что её муж не спит, несмотря на поздний час. Она поняла, что он дожидался её, сидя в своём кабинете на первом этаже их дома, потому что когда она подошла к крыльцу у входной двери, там горел свет.

Дебора нашла его читающим книгу. Саймон разжёг огонь в камине, и перед камином дремала Пич — на подушке, специально положенной для неё. Такса лениво сползла с этой подушки, когда Дебора вошла в кабинет, как следует потянулась и только потом направилась к хозяйке, чтобы поприветствовать её.

Саймон отложил книгу. Дебора увидела, что это какой-то роман, что было весьма необычным для Саймона. Он терпеть не мог всякого рода выдумки, предпочитая биографии и разные истории о том, как люди выживали в нечеловеческих условиях. Любимым героем Саймона был полярный исследователь сэр Эрнест Генри Шеклтон.

Саймон встал, что всегда было для него нелегко. И сказал:

— Я не был уверен насчёт того, когда ты вернёшься.

— Движение просто ужасное, — ответила Дебора. — Пробки. — И после едва заметной паузы добавила: — Томми тебе сообщил?

Саймон кивнул и, как обычно, внимательно всмотрелся в её лицо, пытаясь по выражению прочитать мысли. Поняв, какая тяжесть лежит у неё на душе, он сказал:

— Да, он мне звонил, когда вы останавливались на заправку. Мне очень, очень жаль, любимая.

Дебора наклонилась, чтобы подхватить на руки таксу, вертевшуюся у её ног, и Пич тут же попыталась облизать ей лицо.

— Ты был прав во всём, — сказала Дебора мужу, прижимаясь щекой к шелковистой голове собаки. — Но ты ведь всегда прав.

— Это меня не радует.

— Что именно? То, что ты прав всегда или что оказался прав в данном случае?

— Ни то, ни другое. К тому же я не всегда бываю прав. Если речь идёт о науке, то я, конечно, чувствую себя на твёрдой почве. Но когда речь заходит о сердечных делах… Поверь, Дебора, тут я ничего не понимаю. Блуждаю во тьме.