Муж немного подождал. Он смотрел на неё, но она отвела взгляд в сторону. Дебора просто не могла посмотреть ему в глаза и увидеть в них боль, и осознать, как глубоко в прошлом Саймона кроется её источник.

Наконец он сказал:

— Поговорим позже.

И направился к своей машине. Ещё мгновение — и он, тронув машину с места, уехал с парковки по своим делам. В чём бы они ни состояли. Дебору это не интересовало.

Она тоже ушла с парковки, ко входу в гостиницу. Но едва она очутилась внутри, как услышала чей-то голос:

— Погодите! Нам нужно поговорить.

Обернувшись, Дебора увидела того, кого увидеть никак не ожидала: рыжеволосого гиганта, входящего в гостиницу следом за ней. Прежде чем она успела хоть что-нибудь ответить, он продолжил:

— Ваша маскировка развалилась. Вы очутитесь завтра на первой странице «Сорс», если мы не договоримся.

— Договоримся о чём? — спросила Дебора.

— О том, что пойдёт на пользу нам обоим.

Линли понимал, что Саймон был прав относительно Деборы: ей нужно было с этого момента держаться подальше от всего. Они ведь не знали в точности, с чем имели дело, а всё, из-за чего Дебора могла оказаться в опасности, было неприемлемо, и об этом даже говорить не хотелось.

Линли считал, что он вообще ошибся, предложив друзьям приехать сюда. Но ведь в тот момент дело казалось достаточно простым, и он предполагал с их помощью разобраться во всём за день-другой. Ничто не предвещало сложного расследования. Но теперь инспектору необходимо было покончить с этой историей до того, как Дебора сделает что-то такое, о чём позже и она сама, и Саймон, и Линли стали бы сожалеть.

Оставив супругов в Милнторпе, Томас поехал на север, потом повернул на восток. Потом выбрал дорогу, что вела через широкую пустошь, на краю которой пристроился Бэрроу-ин-Фёрнес. Однако не Бэрроу был его целью. Инспектор хотел поговорить наедине с Манетт Файрклог, а это значило, что ему предстояло добраться до Грейт-Урсвика.

Его маршрут проходил через лежавший на холмах викторианский городок Грэндж-овер-Сэндс, вытянувшийся вдоль устья реки, где зимовавшие тут птицы оживляли ландшафт, занимаясь спорами за место в стае и поисками пищи. Впрочем, пищи здесь хватало с избытком, потому что её ежедневно доставляли с залива Моркам приливы.

После Грэндж-овер-Сэндс дорога побежала между серыми водами, обманчиво спокойными, и пастбищами, между которыми тут и там красовались коттеджи, в которых в лучшую погоду отдыхали любители морских побережий. Линли уже заехал в южную часть Камбрии, удалившись от Края Озёр с его бледными нарциссами, столь высоко ценимыми Джоном Раскином и Уильямом Вордсвортом. Здесь большинству людей приходилось с трудом добывать себе пропитание, здесь жили многие поколения рыбаков, здесь обрабатывали землю, некогда с помощью лошадей, а теперь посредством тракторов; здесь постоянно рисковали жизнью, пересекая зыбучие пески, потому что стоило ошибиться, сделав неверный шаг, и пески уже не отпускали свою жертву. Потом начинался прилив… и оставалось только ждать, не всплывёт ли где-нибудь тело. Иногда оно всплывало. А иногда и нет.

Возле Бардси инспектор повернул от моря. Грейт-Урсвик находился во внутренней части страны, и это была одна из тех деревушек, которые, похоже, выживают лишь потому, что находятся на пересечении каких-либо дорог да ещё имеют очень хорошую пивную. И чтобы добраться до такого местечка, приходится проехать много километров, минуя подъёмы и спуски, сланцевые осыпи и выходы известняка рядом с внутренними прудами. Эта часть Камбрии больше походила на Норфолк или Броде. Дорога то плавно поднималась на холмы, то спускалась на плоские, продуваемые всеми ветрами пустоши.

Грейт-Урсвик тоже не был похож на частицу Камбрии. Дома здесь были нарядно покрашены, но построены были совсем не в народном стиле, принятом в Озёрном крае. И отделаны они были не сланцем, создающим впечатление единства. Здесь стены покрывала галечная штукатурка. А некоторые дома были даже обшиты деревом, выглядевшим весьма странно в этой части мира.

Дом Манетт инспектор нашёл возле большого пруда, который, похоже, представлял собой центр деревни. В пруду плавали лебеди, а по краям пруда густо рос камыш, защищавший гнёзда и птенцов. Перед домом стояли две машины, так что Линли рассудил, что сможет убить сразу двух зайцев, поговорив и с Манетт, и с её бывшим мужем, с которым, как сообщил ему Бернард Файрклог, его дочь продолжала жить в одном доме. Линли подошёл к двери.

Ему открыл какой-то мужчина. Инспектор решил, что это и должен быть Фредди Макгай — интересный человек, чрезвычайно опрятный, с тёмными волосами и тёмными глазами. Хелен сказала бы: «Просто жуть, какой он чистюля, милый!» — но только в самом положительном смысле, потому что мужчина действительно выглядел безупречно ухоженным. Он явно не собирался никуда выходить, но всё равно выглядел так, словно соскочил со страницы журнала «Деревенская жизнь».

Линли представился.

— А, ну да, — сказал Макгай. — Вы гость Бернарда, из Лондона. Манетт говорила, что встречалась с вами.

Он говорил вполне приветливо, и всё же в его голосе слышался оттенок вопроса. И в самом деле, с чего бы вдруг гость Бернарда Файрклога, приехавший из Лондона, вдруг забрёл в Грейт-Урсвик и постучался в дверь Фредди Макгая?

Линли сообщил, что он надеялся поговорить с Манетт, если та дома.

Макгай бросил взгляд на улицу, как будто ища ответа на вопрос, которого он не задавал. Потом, словно вспомнив о хороших манерах, сказал:

— Ох, ну да. Что ж, конечно. Просто она не упоминала…

О чём? Линли вежливо ждал разъяснений.

— Неважно, — решил Макгай. — Входите, прошу. Я её позову.

Он проводил Линли в гостиную, выходившую окнами на сад за домом и на пруд. Главным предметом в гостиной оказался тренажёр — беговая дорожка, снабжённая разнообразными счётчиками и прочими побрякушками. Рядом красовался резиновый матрас для предварительной разминки, а вся остальная мебель была сдвинута к дальней стене. Макгай спохватился:

— Ох, извините. Не подумал. Лучше пойдёмте в кухню. Сюда.

Он оставил Линли в кухне и вышел, зовя Манетт. Однако когда его шаги зазвучали на ступенях лестницы, ведущей наверх, наружная дверь кухни распахнулась и появилась Манетт. Линли снова машинально отметил, что та совершенно не похожа на свою сестру. У неё были рост и фигура матери, но, к несчастью, она унаследовала от отца очень плохие волосы. Они были настолько редкими, что сквозь них просвечивала кожа черепа, хотя Манетт и подстригала их довольно коротко и завивала в попытке замаскировать этот недостаток. Одета она была для пробежки, и тренажёром тоже явно пользовалась она, поскольку дожди здесь вовсе не были редкостью.

При виде Линли Манетт сказала:

— Как это мило… Здравствуйте.

Взгляд, брошенный ею на дверь, через которую вошёл Томас, дал ему понять, что она, безусловно, слышала зов своего бывшего мужа.

— Извините, я сейчас…

Манетт отправилась следом за Макгаем. Линли услышал, как она окликает его:

— Я уже здесь, Фредди! Я была на пробежке.

Тот ответил:

— Ох, Манетт, я думал, ты…

Это было всё, что расслышал инспектор, потому что бывшие супруги тут же заговорили очень тихо. Он уловил ещё слова Макгая: «А я должен?..» и «Повезло, знаешь ли…» Но что всё это означало, он, конечно, не знал.

Вскоре Манетт вернулась в кухню, и следом за ней вошёл Фредди Макгай. Манетт произнесла делано любезным тоном:

— Приятный сюрприз для нас. Это папа попросил вас заехать к нам по какой-то причине?

— Я хотел поговорить с вами обоими, — ответил Линли.

Они переглянулись. Томас понял, что ему незачем притворяться, потому что то, что могло сработать с Миньон, не имело смысла здесь.

Он достал полицейский жетон и протянул его Манетт. Она прищурилась, передала жетон Макгаю и, пока тот рассматривал бляху, задала вполне очевидный вопрос: