У нее остался Дэвид. Во всяком случае, их многое связывало. Они с внуком были очень похожи. Впрочем, из этого следовало, что два прирожденных отшельника жили под одной крышей. Алена смирилась с тем, что когда-нибудь Дэвид уйдет, не мог же он вечно оставаться под крылом семьи. Она понимала, что, когда такой день настанет, он будет горьким и сладким одновременно. Но сейчас Алена имела возможность постоянно общаться с ним и получать удовольствие от обмена идеями и теориями с невероятно способным человеком.
Она вошла, поставила на пол дорожную сумку и бросила ключи на маленький столик у лестничной площадки. Закрыв дверь, Алена нахмурилась — повсюду горел свет, и это значило, что Дэвид дома, но она не уловила никаких запахов, указывающих на то, что кто-то готовил еду.
Алена снисходительно улыбнулась и покачала головой. Слишком часто они с Дэвидом забывали обо всем, погружаясь в работу. Впрочем, она редко увлекалась настолько, чтобы не вспомнить о потребностях желудка, зато ей постоянно приходилось напоминать внуку, что пора поесть.
Она поднялась по лестнице, но прошла мимо своих комнат на втором этаже. Они организовали жизнь в доме, когда Дэвид еще был ребенком, — он и его мать заняли третий этаж, Алена поселилась на втором, у каждого своя спальня, ванная комната, гостиная и кабинет. На первом этаже находились кухня, столовая и старомодная гостиная, где бабушка и внук часто играли в карты, слушая новости. Когда они трудились над какой-нибудь интригующей загадкой, пытаясь осмыслить неожиданные результаты, полученные во время исследований, ритм покера помогал им освободить мысли, позволяя подсознанию анализировать трудную проблему.
Естественно, их настоящие кабинеты находились совсем в другом месте, но обычно они обдумывали свои находки и выводы не там, где их окружали люди, яркий свет и беспрерывно трезвонящие телефоны.
Приближался вечер, свет за окном начал тускнеть. Скоро наступит ночь, но Дэвид этого не заметит. Алена поднялась на третий этаж и свернула направо, прекрасно зная, где искать внука. Возле распахнутой двери высилась стопка книг, чтобы сквозняк из открытых окон не захлопнул створку. Казалось, в кабинет Дэвида солнце заглядывает реже, чем в остальные комнаты, но Алена не сомневалась, что внука это вполне устраивает. Шторы на единственном окне всегда были наполовину задернуты. На письменном столе стояла настольная лампа с зеленым стеклянным абажуром, рядом — два бронзовых торшера с розовыми хрустальными сферами, расписанными вручную и похожими на газовые светильники.
Дэвид не сидел за своим загроможденным столом. На экране компьютера плавала рыбка. Внук Алены стоял у длинного дубового стола в глубине комнаты, на котором были разбросаны географические карты, под свисающей с потолка лампой из цветного стекла, которая куда больше подходила для бильярдного клуба. Как и все остальные предметы в кабинете, лампа была довольно старой. Дэвида не слишком интересовал реальный мир, но почему-то он полюбил антикварные вещи.
И хотя он был одет безупречно — новенькие джинсы и приталенная рубашка, — Дэвид выглядел неухоженным: волосы взлохмачены, щеки покрывает короткая щетина. Впрочем, в целом его внешний вид поражал изяществом. Алену всегда удивляло, что подобные вещи занимали Дэвида, и это при том, что ему постоянно не хватало времени на еду.
Стена за столом выглядела как стена в полицейском участке — она была сплошь завешана вырезками из газет с заголовками об исчезнувших судах и пропавших путешественниках. Алена узнала страницы и фотографии из досье, которые в прошлом собрала сама: один эпизод произошел на побережье Африки, другой — на далеком острове в южной части Тихого океана. Дэвид участвовал вместе с ней в расследовании последнего случая, когда ему исполнилось всего семнадцать лет, и так и не оправился после того, что увидел там. Алена понимала его реакцию — она испытала похожие чувства после африканской истории. Детали до сих пор сохранились в ее памяти, хотя события произошли в сентябре тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года.
Открытие, сделанное в шестидесятых, серьезно обеспокоило людей в определенных кругах. Еще большую тревогу вызвал второй аналогичный эпизод, когда восемь лет назад нечто похожее обнаружили на не нанесенном на карту островке в Тихом океане. Совпадение произвело на Дэвида неизгладимое впечатление, и с тех пор он все свободное время тратил на изучение новостей и морских журналов, рассчитывая найти новые места, хотя оба молились, чтобы этого никогда не произошло.
— Я уверена, что ты ничего не ел. Давай сходим пообедать? — предложила Алена. — «Эль-Басио», я угощаю.
Дэвид заморгал и повернулся к ней, словно неожиданно вышел из транса. Потом он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой, которую довел до совершенства еще в детстве. Теперь, когда он отвернулся от лампы, казалось, его голубые глаза начали испускать в сумраке комнаты едва заметное сияние.
— Алена, как ты сюда попала?
— Телепортировалась, — ответила она, приподняв бровь. — А как ты сам думаешь? Самолет. Знаешь, они летают.
— Не говори мне, что генерал срочно отправил тебя домой, чтобы ты посмотрела на оружие хоббитов.
Она рассмеялась.
— Ты о чем?
Дэвид улыбнулся в ответ, окончательно пришел в себя и оторвался от предметов, разложенных на столе. Теперь Алена увидела, что это не карты, а морские лоции.
— Не важно, — отмахнулся Дэвид, подошел и поцеловал ее в щеку. — Я рад, что ты дома.
— Похоже, ты решил не ходить в офис, — заметила она.
Дэвид кивнул, и его взгляд вновь переместился к лоциям. Он часто погружался в их изучение, и всякий раз на его лице появлялось озабоченное выражение. Протянув руку, он взял маленький камень, не больше бейсбольного мяча, который лежал на краю лоции. Как только Дэвид убрал его, бумага свернулась.
— Что ты на это скажешь? — спросил Дэвид, положив камень на ладонь Алены.
Она почувствовала, как внутри у нее все сжалось от неприятного предчувствия, и подошла к столу, чтобы рассмотреть предмет при свете, несколько раз перевернула его и провела пальцами по гладкой черной стекловидной поверхности.
— Полагаю, это именно то, о чем ты думаешь. Откуда он взялся?
— Доминиканский рыбак вытащил его и несколько более крупных кусков сетью, которой не должен был пользоваться, где-то в Карибском бассейне. Я очень смутно представляю, где это находится.
— Когда?
Дэвид смутился.
— В тысяча девятьсот восемьдесят втором году.
Алена вздохнула и кивнула.
— Десятки лет назад. — Она положила камень на стол и, протянув руку, коснулась щеки внука. — У тебя покраснели глаза, и мне кажется, что я слышу, как урчит твой съежившийся желудок. Тебе следует немного отдохнуть и поесть, и я с удовольствием отведаю сальтимбокки [16]со стаканчиком красного в «Иль Басио». Давай, пообедай со своей бабушкой. А я расскажу тебе о пещере Доника.
— Я немного проголодался, но…
Он с сомнением посмотрел на разложенные на столе лоции.
— Дэвид, речь идет о тысяча девятьсот восемьдесят втором годе. Если там есть третий остров, он долго ждал, пока его откроют. Еще один вечер ничего не изменит.
51
День превратился в кошмар. Погибшая команда «Марипосы» и исчезнувшее оружие казались мелкими неприятностями после ужасов, увиденных ими в древней пещере, и существ, которые, как считал Гейб, появились из глубин стекловидной черной вулканической скалы, окружающей грот. Он представлял себе адский туннель, уходящий вертикально вниз под воду, и чудовищ, плавающих в неизведанных глубинах. Но даже эти жуткие образы не были самой страшной частью его кошмара. Худшее началось, когда закричал Хэнк Боггз.
Но доконали Гейба вовсе не крики — они не были первыми в этот день — и не гибель старшего механика Боггза. Самым чудовищным моментом стало чувство облегчения, которое испытал капитан. После смерти Боггза все упростилось. Больше не нужно было придумывать, как вытащить его, не требовалась бессмысленная отвага, и теперь они могли заботиться только о спасении собственной шкуры.