– Полагаю, нам стоит проявить благоразумие и не появляться вместе ни на представлении, ни за карточным столом. Кроме того, очевидно, мне придется рано подняться наверх, мистер Харди. У меня ужасно разболелась голова.
– Вы позволите мне проводить вас в вашу комнату? Этот человек просто не понимает, когда нужно остановиться. Он пытается спровоцировать Сомертона?
– Не думаю, чтобы это было прилично.
– Ну конечно. Только Сомертону прилично провожать вас.
– Тише, тише, не показывайте, что вы ревнуете меня.
Подойдет ли когда-нибудь к концу эта трапеза? Виктория краем глаза посмотрела на Сомертона. Если бы он рассказал ей, что гложет его душу! Она ясно видела в его поведении некую загадочную особенность. У него была странная потребность постоянно держать ситуацию под контролем. Но зачем? Виктория терялась в догадках. Возможно, он не доверяет ей? Или всем женщинам?
Обед, наконец, закончился. Как только дамы удалились в гостиную, Виктория подошла к леди Фарли:
– Ханна, я должна подышать свежим воздухом. Ханна озабоченно сдвинула брови:
– Сегодня очень холодно.
– Я выйду ненадолго. Мне необходимо некоторое время побыть одной и подумать.
– Сомертон снова доставляет вам неприятности? – поинтересовалась Ханна.
Виктория кивнула: – И Харди тоже.
– Ну, хорошо. Я придумаю, как объяснить ваше отсутствие. Только, пожалуйста, не задерживайтесь, иначе мне придется послать лакея, чтобы он отыскал вас.
– Вы очень добры.
Виктория сбегала наверх за теплой накидкой и вышла из дома.
Тихий сумрак зимнего вечера окутал ее со всех сторон. Она свернула на боковую дорожку и неожиданно посреди заснеженного пространства обнаружила садовую скамейку. Очевидно, летом здесь разбивают цветники. Виктория смахнула со скамьи пушистый снег, села и посмотрела на усыпанное звездами небо. Как долго ей не удавалось побыть одной!
Возможно, уединение принесет ей временное облегчение, но, к несчастью, не поможет справиться с главной проблемой: скоро придется вернуться в дом, а значит – снова увидеть Сомертона. Казалось бы, после сегодняшних событий она не должна испытывать по отношению к нему ничего, кроме гнева, однако вышло иначе. Разумеется, она сердилась на него, но в то же время жалела. Его что-то мучило, и она не могла оставаться к этому безучастной.
– Какого дьявола вы здесь делаете в такой холод? Виктория слегка обернулась и увидела Сомертона, который смотрел на нее так, словно решил, что она сошла с ума.
– Я хотела побыть в одиночестве. И в данный момент продолжаю хотеть того же.
Не обращая внимания на ее слова, он шагнул вперед и уселся на скамейку всего в нескольких дюймах от Виктории.
– Вы знали, что я здесь? – спросила она.
– Леди Фарли посоветовала мне прогуляться. Она сказала, что прохладный воздух, возможно, пойдет мне на пользу.
– Понятно.
Интересно, чего ради Ханна так поступает? Некоторое время они сидели молча, потом Энтони вздохнул и, глядя на снег прямо перед собой, тихо сказал:
– Виктория, мне нет прощения. Я вел себя как последний идиот.
– Да. Но почему?
– Я разозлился.
– Почему? – повторила она.
Он тяжело вздохнул, и в морозном воздухе заклубилось облачко пара.
– Всю жизнь меня окружают сплошные тайны, интриги и ложь. И вы только тем и занимаетесь, что лжете и скрытничаете. Когда я услышал, как вы за моей спиной договариваетесь с Харди, то совершенно вышел из себя. Я понимаю, это нельзя считать оправданием.
– Нельзя. Тем более что вы сами отнюдь не склонны к откровенности. – Она пододвинулась чуть ближе к нему. – Вы ревновали меня к Харди?
– Да, – тихо признался он. – Когда я закрываю глаза и представляю себе, как он целует вас, мне хочется задушить его.
– Я всего лишь пыталась помочь вам, – прошептала она.
– Я знаю.
Виктория ужасно хотела, чтобы их доверительный разговор продолжался подольше, и спросила:
– Как вы думаете, мы можем поговорить друг с другом честно, но при этом какую-то часть правды оставить при себе?
Он посмотрел на нее и едва заметно улыбнулся:
– Давайте попробуем.
– Прекрасно. Начнем с меня, – сказала она. – Одна богатая женщина обнаружила, что ждет ребенка. Ей необходимо было сохранить это в тайне, и она заплатила мне, чтобы я взяла младенца, как только он появится на свет. Она купила дом, где я живу и воспитываю ее ребенка. И обещала передать этот дом в мою собственность, когда ее дочери исполнится восемнадцать лет.
– Женщина… – Сомертон вздохнул и покачал головой: – Мне следовало бы самому догадаться об этом. А если ее муж обо всем узнает?
– Насколько мне известно, у нее нет мужа. Возможно, когда-то был. Честно говоря, этот вопрос вообще никогда не обсуждался.
– Именно эта женщина научила вас читать? – спросил он, придвигаясь ближе.
– Да, а еще правильно говорить и вести себя должным образом в обществе. Она хотела, чтобы я могла дать ее дочери хорошее воспитание. Научившись более или менее бегло читать, я тотчас пошла в библиотеку и взяла книги по истории и математике. Передо мной открылся совершенно иной мир, о существовании которого я даже не подозревала. – Виктория улыбнулась: – Правда, математика мне не слишком понравилась.
Энтони негромко рассмеялся:
– Я любил математику, когда учился в школе. Поэзия наводила на меня тоску, а с числами я управлялся легко и с удовольствием.
– Ну вот, я рассказала вам все, что могла. Имя той женщины я обещала хранить в тайне.
– Спасибо за искренность.
Энтони понимал, что теперь его очередь рассказать о себе. Как это сделать, не впадая в чрезмерную откровенность? Задача не из легких. Однако Виктория смогла поделиться с ним частью правды. Значит, и ему стоит попробовать.
– Мне было десять лет, когда, за два дня до Рождества, я узнал от отца, что экипаж моей матери перевернулся, и она погибла.
Виктория широко раскрыла глаза и коснулась его руки:
– Мне очень жаль.
– Вы в этом возрасте уже потеряли обоих родителей. – Он сжал ее руку. – Восемь лет я жил с отцом и верил его рассказам о смерти матери. Но в тот вечер, когда мы с вами встретились у церкви, я узнал, что все было не так.
– Что значит «не так»? Ваша мать погибла как-то иначе? Он закрыл глаза, пытаясь заглушить боль, которую испытывал всякий раз, когда вспоминал тот вечер.
– Выяснилось, что моя мать жива.
– Вы уверены?
– Да. Эта новость ошеломила меня. Я прихватил бутылку бренди и очутился у церкви Святого Георгия.
– Это довольно многое объясняет. Но как же ваши родители? Они снова стали жить вместе?
Энтони чуть было не рассмеялся вслух:
– Нет. Мать не желает иметь ничего общего с отцом. Она ушла от него, потому что он изменял ей на каждом шагу. У него было несколько любовниц, и даже внебрачный ребенок.
– Знает ли ваш отец, что она жива? – прошептала Виктория. – Должно быть, ему было ужасно тяжело, когда он узнал правду.
На этот раз Энтони не стал сдерживать презрительного смеха:
– Да, должно быть, ему пришлось чрезвычайно тяжело – ведь он знал об этом с самого начала. Именно он придумал историю про перевернувшуюся карету.
Виктория прикрыла рот рукой.
– О Боже! – пробормотала она. – Ваша мать ушла к другому мужчине?
«Скорее, к другим мужчинам». Энтони отогнал от себя горькую мысль.
– Не совсем так, – произнес он вслух. – Боюсь, я не могу сказать вам большего, не открывая вещей, которые обещал хранить в тайне.
Виктория приложила палец к его губам:
– Тогда – ни слова!
Энтони поцеловал ее палец и задержал руку.
– Однако я должен сказать еще кое-что. Нет никаких оправданий тому, как я повел себя с вами сегодня днем. Но я сожалею об этом, более чем могу выразить словами. – Он сжал ладонями ее замерзшие щеки и нежно поцеловал. – Даю слово – такое никогда больше не повторится.
– Благодарю вас, Сомертон.
– Я бы не стал возражать, если бы вы называли меня Энтони.