После ухода Лизуновой Константин Семенович ненадолго задумался, затем, пробормотав: «Да, эта будет в самый раз», — разыскал в записной книжке нужный номер телефона и позвонил:

— Кто у телефона? Это Катя Иванова?

— Нет. Я мать. Вам нужна Катя? Сейчас я ее позову…

Пока мать ходила за дочерью, в памяти Константина Семеновича встал образ вдумчивой, высокой, с курчавыми волосами и скуластым лицом семнадцатилетней девушки. Такой он знал ее почти семь лет назад. С тех пор она, конечно, сильно изменилась. Катя увлекалась химией, и не случайно Константин Семенович вспомнил о ней с приходом Лизуновой.

В трубке раздались звуки шагов, щелчки и голос:

— Я слушаю!

— Это Катя?

— Да.

— Извините меня, Катюша, но я не знаю, как вас величать?

— Михайловна. А кто это говорит?

— Ваш старый учитель и друг…

— Ой! Константин Семенович! Это вы?

— Узнали?

— Узнала! Я по голосу вас узнала. Как хорошо! Вот… Теперь я… я так обрадовалась, что не знаю, что и сказать… растерялась, как в первый день… Помните, когда вы меня спросили про пятерки?

— Катюша… Извините, Екатерина Михайловна…

— Ну что вы, Константин Семенович! Для вас я всегда буду Катя или… как вам нравится.

— Это мы решим при встрече. Увижу вас и сам определю. Вы давно в Ленинграде?

— Третий месяц.

— И надолго?

— Надолго. Я в аспирантуру приехала. Константин Семенович, я была в нашей школе и там узнала… Неужели вы работаете в милиции?

— Вас это огорчило?

— Скорей удивило. Не могу представить вас в милицейской форме. В школе очень много перемен… Наталья Захаровна ушла на пенсию. Вместо нее какая-то странная особа… Варвара Тимофеевна в другой школе.

— Катюша, сегодня вечером у вас есть свободное время? Приходите ко мне — поговорим. Адрес вы знаете. Я буду дома часов в восемь.

— Спасибо! Обязательно приду!

— А сейчас мне нужно идти… на допрос. Буду докрашивать одного директора, как он относится к коммунистическому воспитанию.

Катя не поняла шутки:

— Наверно, сынка плохо воспитал?..

Удивительно теплое, почти отцовское чувство к Кате вызвал в душе Константина Семеновича этот краткий разговор с ней по телефону. Чувство это было значительно больше того, какое испытывает обычно учитель при встрече через несколько лет после школы даже с самым хорошим своим учеником. В Кате Константин Семенович запомнил прежде всего человека.

К шефам попасть было не просто. В проходной потребовали паспорт и долго звонили к начальству.

Получив пропуск и выйдя на двор завода, Константин Семенович сразу вспомнил, что здесь ему приходилось бывать. Года два тому назад на рынке были задержаны два молодых человека, продававшие в большом количестве сверла. Следствие привело его на этот завод, и здесь удалось установить, каким образом похищались не только сверла, но и другие инструменты.

Слева, в длинном двухэтажном здании разместились дирекция и отделы управления заводом. В комнате комсомольского комитета, куда зашел поговорить Константин Семенович, одиноко сидела за пишущей машинкой девушка и одним пальцем отстукивала протокол.

— Здравствуйте! А где же руководство?

— В цехе, — ответила девушка, не поворачивая головы. — Скоро придет.

Заканчивая печатать фразу, она сделала еще несколько ударов и посмотрела на Константина Семеновича:

— А вы зачем?.. Вам он срочно нужен?

— Не очень срочно. Разрешите сесть?

— Садитесь, пожалуйста! — ответила девушка и начала читать напечатанное. По тому, как она морщила нос и фыркала, Константин Семенович догадался, что машинистка недовольна своей работой.

— Ошибок много? — сочувственно спросил он.

— Много! Придется всё перепечатывать… Навязалась на мою голову эта погибель — канцелярия…

— Вы работаете в комитете?

— Нет. Я работаю на производстве. А вы откуда?

— Я директор вашей подшефной школы. Знаете?

— Слышала… Она, кажется, рядом, за пустырем, — равнодушно ответила девушка.

— Да. А вы там никогда не бывали?

— А что там делать?

— Вы же шефы!

— Какие там шефы! Одно название.

— Протокол печатаете? — поинтересовался Константин Семенович.

— Да. Протокол производственного совещания, — охотно ответила девушка. Теперь она знала, с кем говорит, и не прочь была поболтать. — Ох, и дали мы жизни директору! — начала она. — Всё воображает, что трогать его нельзя. Критике не подлежит… Как и ваши учителя. Хозяйчик какой!.. «Не вашего, говорит, ума дело!» Я так и записала эти словечки. Пускай прочитают в райкоме. Теперь с него спесь собьют… А главное, Леонид Сергеевич на нашей стороне. Он-то ведь больше понимает… Он смелый! Ничего не боится.

Некоторое время машинистка молча стучала пальцем, затем, видимо, дойдя до «ехидного» места в протоколе, усмехнулась и опять заговорила:

— За план боится… Давай, давай, жми! Брак не брак, лишь бы план выполнить. Как и у вас в школе. Троечки натягивают, чтобы процент успеваемости выполнить! — неожиданно заключила она, и хихикнула.

Константин Семенович понимал, что «шпильки» в адрес школы вызваны не только его присутствием, но и личным опытом этой совсем еще юной работницы. Давно ли она из школы?

— А кто такой Леонид Сергеевич? — спросил он.

— А вы не знаете?

— Нет. Я пришел первый раз.

— Леонид Сергеевич Хмурый — главный инженер завода. Хмурый — это его фамилия, а на самом деле он совсем не хмурый. Он очень хороший, справедливый человек. Всех изобретателей и новаторов собрал и сам с ними занимается. Технический прогресс!

— Ну, а директор?

— Директор только за план трясется. Конечно, прогрессивка… А знаете, как его в нашем цехе зовут? — спросила она и, не задумываясь, сообщила такое прозвище, что Константин Семенович от неожиданности расхохотался.

Так бывает, когда трех-четырехлетний ребенок услышит бранные слова и вдруг произнесет их дома в самый неподходящий момент. Родители приходят в ужас и начинают разъяснять, что это «нехорошие, грязные» слова, или просто накажут ни в чем не повинного ребенка. Константин Семенович считал, что в таких случаях не нужно заострять внимание ребенка. Слова эти не имеют для него никакого смысла и быстро забудутся. Но сейчас перед ним сидела не трехлетняя малютка, а взрослая, сознательная девушка, и неприличное прозвище вырвалось не потому, что она не понимала его смысла.

— Как ваше имя?

— Тося, — ответила девушка, краснея.

— Тося, я вам не советую повторять слова, даже технические, смысл которых вам не совсем ясен… Или вы считаете это признаком мужества, необходимой, так сказать, принадлежностью настоящего рабочего… Давно вы работаете на заводе?

— Два года, — ответила она, не поднимая головы от машинки и делая вид, что очень занята.

— Ну, спасибо за информацию! — поблагодарил Горюнов и встал.

Главный инженер оказался у себя в кабинете. Это был чисто выбритый, с большим открытым лбом, несколько удлиненным подбородком, и с чуть косым разрезом хитровато прищуренных глаз уже немолодой человек.

— Здравствуйте, Леонид Сергеевич! — поздоровался Константин Семенович.

Хмурый внимательно посмотрел на посетителя и чуть улыбнулся:

— Здравствуйте! С кем имею честь?

— Я директор вашей подшефной школы, если вы слышали о такой.

— Позвольте, но там была солидная дама… не помню, как ее зовут…

— Вы не ошиблись. Была.

— Ага! Была, да сплыла. Ну что ж… Ничто не вечно под луной. Присаживайтесь. Я к вашим услугам. Станки вам выделены и отремонтированы. Можете забирать…

— Отремонтировали? Это приятно. А покрасили? — с серьезной озабоченностью спросил Константин Семенович.

— Кажется, нет, — насторожился главный инженер. — Но разве это существенно? Крутиться будут, и работать на них можно.

— Да, но прежде чем вещь выбросить, полагается ее выкрасить.