После этих слов Хмурый развеселился.

— Прекрасно!.. А я сначала не понял, — говорил он смеясь. — Действительно, упущение с нашей стороны.

— Леонид Сергеевич, у вас дети есть?

— Имею двух сорванцов.

— Большие?

— Один в пятом, а другой в седьмой перешел… с грехом пополам.

— Воспитанием мальчиков занимается, конечно, жена?

— Почему вы так думаете? — всё так же весело спросил инженер.

— Потому что вы не единственный занятой человек. Время у вас найдется сейчас?

Хмурый взглянул на ручные часы:

— Если для важного дела, то найду.

— Для очень важного! — значительно проговорил Константин Семенович.

— О-о! Тогда, пожалуйста, — откидываясь на стуле, сказал инженер.

— До недавнего времени, — начал Константин Семенович, — я работал в уголовном розыске и вел дела малолетних преступников. Не буду приводить вам цифры и проценты, но скажу только, что детская преступность у нас существует… Я говорю не об озорстве, не о выбитых стеклах или сорванных в сквере цветах, не о нарушениях правил уличного движения, я говорю о настоящих преступлениях, за которые судят… О воровстве, убийстве…

Дальше Константин Семенович рассказал инженеру-отцу самое обычное дело, которое ему пришлось как-то вести. Случай состоял в том, что у одного хорошего и очень занятого человека был сын, воспитанием которого отец не занимался. Воспитывала мальчика безрассудно любящая мать. Она, как и многие другие матери, баловала сына, всё прощала ему, давала деньги, верила… Кончилось такое воспитание делом об ограблении квартиры одного из приятелей отца.

Константин Семенович умел рассказывать и постарался выпятить такие подробности дела, какие, по его догадкам, особенно должны были воздействовать на инженера Хмурого.

— Теперь, если поставить себя на место отца, — закончил Константин Семенович, — можно ответить и на ваш вопрос: важное ли дело, из-за которого я здесь у вас, — дело воспитания наших детей. А вы хотите нам сплавить отремонтированные станки…

— Н-да! — отрывисто сказал Хмурый. Рассказ произвел на него большое впечатление. Он был не то чтобы напуган, но неприятно поражен. — Ну и что же сделали с мальчиком? — спросил он.

— Попал в колонию.

— Вы говорили с нашим директором?

— Нет. Я пришел прямо к вам. И знаете почему? Услышал отзыв от одной комсомолки…

— Да… но если бы это только от одного меня зависело, — пробормотал Хмурый. — Не буду спорить, действительно, станки мы должны были сдать в лом.

— А ведь было указание партии помочь школе…

— Не агитируйте меня. Извините, как ваше имя, отчество?

— Константин Семенович.

— Так вот, Константин Семенович… Я не только отец, но еще и инженер, и коммунист. Что вам нужно, и что я должен сделать?

— Подробно?

— И покороче.

— Нам нужны самые лучшие станки. Такие станки, с которыми ваши сыновья столкнутся, когда окончат школу и придут на производство. Последнее слово техники!

Хмурый развеселился.

— Ну знаете ли! — говорил он смеясь. — Аппетитом вас бог не обидел. А что вы будете делать с такими станками?.. Выставку устроите?

— Нет. Мы организуем производство…

— Производство чего?

— Об этом я тоже хотел посоветоваться.

В кабинет зашел молодой человек с чертежами, но не успел ничего сказать. Хмурый остановил его, махнув рукой. Молодой человек пожал плечами и ушел.

— Дети учатся в школе не потому, что хотят или понимают, что учиться необходимо, — начал Константин Семенович. — Дети учатся потому, что так хотят папы и мамы, и потому, что все учатся. Первые годы они ходят в школу охотно. Там друзья, там весело и даже интересно. Первые классы у нас самые благополучные… Но вот, начиная с четвертого, пятого классов, положение меняется. Запросы, интересы, потребности детей, особенно мальчиков, растут, энергии хоть отбавляй, а школа по-прежнему и очень монотонно бубнит им о каких-то правилах, периодах, о грамматике… Наиболее предприимчивые или отбившиеся от рук в эти годы бросают школу. Таких случаев немало, несмотря на закон об обязательном обучении. Именно для таких ребят и организованы вечерние школы рабочей молодежи… Столкнувшись с жизнью, они спохватываются и понимают, что без образования далеко не уйдешь. Вот эту самую жизнь, с которой они потом сталкиваются, и нужно пустить в школу раньше. Я убежден, что дети в состоянии глубоко понять и почувствовать самую сложную житейскую мудрость, если им не вдалбливать ее, а столкнуть с нею лицом к лицу. Они должны сами сделать мудрые выводы. Только сами! Тогда это будет собственным убеждением, и уж никто не собьет их с правильного пути. У детей должны быть жизненные перспективы. Не только какие-то там отдаленные, в будущем, но и близкие, нужные им сейчас, и Увлекательные… Мы вводим в школе ежедневный производительный труд. Самое настоящее производство. Не кустарную мастерскую, а хорошо оборудованный, оснащенный по последнему слову техники завод.

— Легко сказать…

— Ничего! Если вы нам не поможете сделать это быстро, начнем с малого… Сама организация такого завода — уже увлекательная перспектива для ребят.

Хмурый слушал Константина Семеновича с громадным интересом. Он вспомнил свою юность. Разве сам он не тянулся к технике, не строил мельницы на ручейках, не разбирал дома будильник, чтобы смонтировать что-то другое из колесиков, шестеренок, гаечек… А разве его сыновья, когда были меньше, не возились целыми днями с конструктором… Нет, прав директор школы, заглянувший так глубоко в детскую душу, понявший, что с какого-то момента игрушки уже не могут удовлетворять. Дети действительно рвутся к настоящим, большим делам.

— Константин Семенович, знаете, что я могу для вас сделать? Пустить ребят в цеха! — предложил он. — Пускай работают, учатся…

— Спасибо! Такой опыт уже проводится в некоторых школах. Я возражаю.

— Почему?

— Да потому, что работа на заводе… Я не говорю о всех, но для большинства будет нечто вроде затянувшейся экскурсии. Первое время им, конечно, будет интересно, а потом? Во имя чего, каких задач, ради каких близких им перспектив они должны работать? Опять за отметки? На заводе они всё время будут чувствовать себя гостями, а не хозяевами. Работать ради работы нельзя. Есть и другие причины, но о них как-нибудь в другой раз… Нет. Моя мечта — выпустить из школы людей убежденных, закаленных, с советскими навыками и привычками. Чтобы, придя на завод, они бы задавали тон, влияли на окружающую среду… Будет лучше, если завод придет в школу.

— А как это сделать?

— Думаю, что понятие шефства надо расширить. Во-первых, шефство должно быть постоянным. Во-вторых, должна быть система и заинтересованность взаимная и даже личная…

— Не представляю…

— Начнем-то мы, вероятно, с дел обычных… У нас хороший зал. Ваш комсомол с нашим комсомолом могут совместно устраивать вечера. У нас будет фабрика-кухня. Попросим в вашей столовой местечко для продажи пирожков, булочек. Наши художники уже связались с завкомом. Строим стадион, а с весны начинаем строить свой лагерь. Между прочим, я знаю местечко на берегу прекрасного рыбного озера… Ваши любители-рыболовы наверняка попросятся к нам на отпуск. Придется им базу устраивать. Землянику для вас будем выращивать… Ну и многое другое. О нашем производстве говорить не приходится. Тут неограниченное поле для деятельности как шефов, так и подшефных. Мы, конечно, получим ваши заказы на какие-нибудь детали…

— Да вы молодец! — воскликнул инженер. — Фантазер, но молодец!

— Вы считаете всё это нереальным?

— Почему?.. Ей-богу, слушая вас, я и сам не прочь фантазировать. Появилась и у меня одна мыслишка… Любопытная, я вам скажу, мыслишка… Где вы собираетесь свой завод устраивать? В классных комнатах?

— Нет. У нас есть великолепный большой и теплый подвал. Во время войны в нем было бомбоубежище. Сейчас подвал занимает промартель, но я уверен, что скоро мы ее выселим.

— Нужно посмотреть.

— Пожалуйста! В любое время.