Но нет! В бешеный, нереальный план мой, родившийся в одно мгновение в дурацкой голове, как вспышка молнии, входила одна вообще сумасшедшая идея.

Которую и могла выполнить, как я поняла потом, только сумасшедшая. Край скалы лишь в одной стороне выходил прямо в море мысом и обрывался навесом на высоте тридцать метров уже почти не над кольцом рифов… Почти над морем… Я тщательно отметила это еще тогда, когда еще были тэйвонту. План мой состоял в том, чтобы набрать как можно большую горизонтальную, а не вертикальную скорость бега. Да и сам изгиб скалы там благоприятствовал такому переводу из вертикального бега в горизонтальное, благо скала кончалась полукругом. Точно шар с горки…

А дальше? Что дальше? Неужели я намеревалась перелететь с разбегу почти пятьдесят метров рифовых нагромождений? Как не разгоняйся, а твой, сестра, конец, будет таков, что не захочется с тобой под венец…

Да, собиралась!!! Я действительно собиралась пролететь это расстояние! Но… отдавшись урагану! Будто любимому мужчине, бросившись с размаху в его объятия… Он-то, ураган, никуда не делся! Он срывал в воздух дома и нес булыжники, как пушинки!

А что такое для урагана я? Та же пушинка! И те тридцать метров свободного полета со скалы в море вниз, при урагане превращались в добрых сотню метров горизонтально… Тем же инстинктом, которым я знала еще до выстрела, куда полетит стрела или куда ударит отскочивший камень; или как разлетятся детские шарики при щелчке, я знала точку, куда донесет меня этот ураган. Впрочем, она непрерывно блуждала, в зависимости от силы ветра…

В большинстве вероятных случаев эта точка уже была за зоной рифов!

А в худшем…

А в худшем у меня будет время для молитвы…

Я буду смеяться перед смертью — я унесла с собой врага!

Почему-то когда взгляд мой снова попал на окна моей темницы, я взвилась от возмущения…

Но было не до этого. С ураганом случилось форменное безумие. Он стал бушевать так, что мне стало не до посторонних мыслей. Чудовищные шквалы вжимали меня в скалу, то бросали в полет…

Мимо проносились камни и куски стен, и приходилось уворачиваться еще и от них.

Хорошо еще, что большую часть пронесло мимо или сдуло в пропасть. Будь я в комнате, я бы уже была мертва. Ветер полностью сорвал тот выносной этаж, будто вырвал дом из земли. В такой мешанине, которую я наблюдала краем глаза в стороне, выжить было бы нелепо…

Нет, я не была бессердечным и не сострадательным к чужой беде чудовищем. Я посочувствовала их трагедии. Я была обыкновенным смертником, как раз делавшим бешеный поворот и на всей скорости выходившая на прямую прыжка, где путь кончался обрывом. Ноги мои работали как бешенные, но с чудовищной ювелирной точностью и мощью. Ибо на этой последней стадии любой срыв ноги, скольжение, проскок — и я кончила бы свои дни на камнях. Сознание мое словно впивалось в местность, вычленяя стойкие точки, куда бы ступить. Расчет должен был быть абсолютным. Ошибка не прощалась. Права на слабость или неточность не было.

Напряжение было бешенное. Я словно бежала по самой грани смерти… Но мной трепала эйфория и волосы мои развевал ветер…

Слава Богу, что я, сколько могла, изучила скалу, так что видела ее в уме как живую, и теперь ясно представляла себе, даже не задумываясь, где нахожусь.

Но вот он обрыв… И будет ясно, есть ли там ветер…

…Двадцать метров.

Передо мной открылась картина бушующей стихии… Ибо если ветра за скалой нет, и скала заслоняет ураган, давая мертвое пространство… я попаду на камни со всего размаху…

…Десять метров.

Я видела уже обрыв и кипящее море вокруг острых камней… Тонкое зрелище, скажу вам…

…Пять метров.

Я полностью собралась. Все тело напряглось для решающего прыжка. Глаза словно сами нащупали толчковую площадку… Ноги словно сами замельтешили перед прыжком, уменьшив размах шага, но бешено увеличив скорость перебора перед прыжком. Мне уже стало все равно, есть ли там ветер. Я полностью сосредоточилась на задаче, решив — будь что будет, выкрутимся!

…Два.

Как-то сама, словно отдельно от меня произошла подстройка шага под толчковую ногу. Скорость бега была бешенная. Меня словно вжимало в скалу тройной силой тяжести. Ветер уже дул мне в спину… Мне надо было выпрыгнуть подальше, чтоб не задеть мертвую зону и быть подхваченной ветром… Я рванула изо всех сил.

…Один метр.

Я вышла на финальный толчок правой… Сознание стало острым до безумия… Все в мире перестало существовать…

…Ноль!

Середина ступни словно сама легла аккурат на грань пропасти, использовав ее как дополнительную опору. Сие пришло само собой, ибо слишком велика была скорость, чтобы нога в прыжке уже не соскользнула. Но и потребовало абсолютной точности.

Дора — так они называли меня.

Я выстрелила собой, словно ракета. Я бешено распрямилась, толкаясь всей своей силой от обрыва. Пружина, отчаянно закручиваемая последние минуты, выпрямилась, выстрелив мною в небо. Я взвилась, вытянувшись как стрела!!!

Сердце ликовало.

Сделано!!!!! Тело, выдрессированное жестокими нескончаемыми усталыми тренировками, не подвело в момент испытаний… Я достойна своей степени…

Я в воздухе!!!!!!!

Я дора.

…Ничем не передать этой освобожденности полета, после бешеного бега, бешеной напряженности каждой мышцы… Это надо пережить самому. Счастье этой минуты летящего покоя, когда тело, вытянувшись стрункой, само рассекает упругий воздух, летя с трамплина, захватило меня всю… Счастье — когда ты, отдыхая, замерев, после чудовищных сверхволевых усилий… нежишься в потоках ветра безумного урагана… это ничем не описать. Это надо испытать. Экстаз, боль, потрясение, безумное наслаждение… Как и бешеную радость облегчения, избавления охватившую меня… Это был экстаз, бешенство, ураган чувства. Когда тело подхватил безумный плотный ветер, я сама слилась с ураганом…

Я недооценила ураган. Я прошла почти семьсот метров, один раз будучи даже взметена порывом ветра метров на сто пятьдесят ввысь. Шквал подхватил меня…

Почти, как мне казалось отсюда, на уровень моей прежней тюрьмы. Но я почему-то оценивала высоту с точностью до сантиметра… Ветер нежно ласкал усталое тело, будто заботливый любовник.

…Я поняла, что переживают птицы. Ощущение счастья полета над бездной, когда гибель казалась такой реальной впереди, я не забуду никогда. Я купалась в этих смешанных, освежающих, холодных потоках, отдаваясь им всем разгоряченным бегом телом с жадностью обделенной любовницы…

Ради этого стоило жить! Клянусь, я б сама забралась на эту башню, как в детстве, если б знала, что так будет. Такой жестокой, отчаянной, насыщенной полноты бытия, резких смен, я не переживала никогда!

Почему-то именно сейчас, в полете, у меня снова мгновенно промелькнули странные картины каких-то разорванных воспоминаний раннего детства в голове.

Первый всплеск это был какой-то странный человек со шрамом на руке. На которого я, совсем маленькая, (мне, очевидно, около года), смотрела снизу вверх, затаив дыхание. Это был могучий и необычайно прекрасный воин-тэйвонту.

Не погибший Дин и не мой Хан. Это был точно тэйвонту. Он разговаривал с моей матерью и принял от нее приказ. От него веяло чистотой и честью. Заметив, что я впилась в него глазами, и, крошечная, заворожено смотрю на него, он, засмеявшись, наклонился и ладонью взъерошил непокорные волосы на моей головке.

Я, нахмурив личико, недовольно отшатнулась. И от этого его касания и ласки по маленькому сердечишку разлилось такое тепло, словно я отдала его ему навсегда.

Кто-то пошутил, что Радом еще не женат, — может невеста растет, раз такое внимание? Принцесса есть принцесса! Но красавец только заливисто засмеялся этому вместе со всеми.

Вырасту — он будет мой — так же естественно, будто смеялась, вдруг вполне разумно поклялась я.

Это воспоминание вдруг сменилось прямо противоположным. И противоречившим первому, учитывая, что тэйвонту беспощадно убивали всех бандитов. Я увидела картину, в которой мне уже было около пяти лет.