— Тебе нельзя! Ты больна! — начал он уговаривать меня, словно малого ребенка.

— Я здорова, как пантера! — возмутилась я, вскакивая и нападая еще сильнее, мощнее, дерзче своим молодым, пышущим здоровьем телом.

Но, видя, что он действительно боится за меня, коварно покорилась, и дала себя уложить обратно. Правильное отступление часто начало победы… Я отступила, резким рывком опрокинув неожиданно его самого на постель и накинувшись сверху, бешено смеялась и целовала его до умопомрачения, не давая ему встать. С минуту он боролся со мной, но не тут то было. Ибо я, всем своим весом навалилась ему на грудь, поджав ноги и обхватив его голову, поцелуями и растрепавшимися по плечам длинными волосами закрыв его полностью.

И целуя, целуя, целуя…

Неизвестно от чего, может оттого, что я так пыталась закутать его в плащ, он постепенно оказался почти раздетым, освобожденный мной от лишних вещей…

Не знаю, сколько мы так боролись, постепенно теряя ненужную и неудобную одежду и из шутливой борьбы переходя в исконную, священную близость начал, божественное исступление страсти…

Помню только, что когда он перевернул меня на спину, я почему-то вдруг разом растеряла свой пыл, и обессилено истомлено обмякла, почувствовав какую-то безвольную дремотность, не в силах пошевелить ни одной мышцей, ни двинуться, ни повернуться, ни крикнуть, только сдавленно вдыхая в ритм моего сердца, словно после долгого бега. Оказавшись, полностью, безумно, абсолютно, в его могучей сладкой власти…

— Радомушка, — задыхаясь, прошептала я. — Родной… Муж мой… Люблю тебя… больше жизни…

Но тут нас так нагло, бесстыже, хамски и бесцеремонно прервала вошедшая старуха Тигэ, начав лупить нас палкой по спинам куда попало, что я ее возненавидела.

Ох, нас и били. Справиться с проклятой бабой оказалось потруднее, чем с отрядом дожутов. Никогда не думала, что простенькая деревянная палочка, попадая по рукам, может превратить твою жизнь в ад…

Наконец, я забилась в угол, завопив о помощи. Радом позорно удрал.

— Бесстыдница! Греховодница! Срамница! — вопила старуха, пытаясь достать меня из-за кровати. Я отчаянно огрызалась, визжала, зовя на помощь.

Сбежавшиеся на мой крик тэйвонту откровенно потешались этой картиной, даже не думая мне помогать и во что-то вмешиваться…

— Остановите ее, я больна! Это нарушение прав человека!

— Я тебе покажу права человека! — вопила старуха, потрясая дрючком.

— Ну, помогите же! — взмолилась я тэйвонту.

— А чего ей помогать? Тигэ и сама справится, — меланхолично ухмыльнулся Рихадо.

— Видели бы вы, чем они занимались! — завопила старуха, взывая к сочувствию окружающих.

— Чем?? — в один голос спросили все, и в глазах их проявился совсем уж ненормальный подозрительный блеск.

Старухе такой подозрительно сильный познавательный интерес почему-то не понравился, и она начала лупить их всех дрючком. Со смехом, криками и визгами все разбежались кто куда, вопя:

— Караул! Убивают!

Но мне то было не до смеха. Тэйвонтуэ не понимала меры, а может, приученная к боям и боли, и не знала ее, и била не понарошку…

Наконец я, видя, что судьбы не избежать свернулась клубочком, закрывая все открытые кости и углы рук и ног, куда могла попасть дубинка, презрительно гордо повернулась к ней самой мясистой частью тела. То есть задницей. Чтоб не было так больно, как по костям. Из всех зол выбирают меньшее.

Ох, и попало же мне! Меня так отходили как дитятю по мягкому месту и по спине, что еще полчаса спустя я подвывала от боли и обиды, лежа только на животе и держась за горящую адским огнем спину.

— И это значит такое у тэйвонту лечение! — жаловалась я стенке.

— Лечим сердечные раны вроде иглоукалыванием, — хулиганистым молодым голосом ответила мне стенка. Я совсем забыла, что там, на страже меня, стояли молодые тэйвонту за тонкой резной стенкой… — Набьешь палками по пяткам, и вроде здоровей становишься… Ты вроде лупишь одну точку, чтобы душа оздоровилась…

— Я вас счас оздоровлю! — не обещающим ничего хорошего голосом пообещала я, и, случайно дернувшись, взвыла от снова пронзившей меня боли. — Уууу… Дайте, только доберусь до вас!

На этот раз я выздоравливала тяжело, болезненно и бестолково…

Почему-то я стала бояться, когда меня покидал Радом и или впадала в истерику или в прострацию, тупо уставившись в стенку. Даже Рихадо стал бояться за меня.

Радом не выдержал.

Уговорами, не отпуская его от себя, безумием я добилась того, чего так и не смогла в бодрствующем состоянии — Радом, плюнув на все, засыпал в моей постели, ибо только тогда я успокаивалась и крепко спала, не мечась, не бредя, а спокойно и счастливо улыбаясь.

Конечно, старушка Тэги нас не оставила. Она ложилась или рядом со мной как предохранительный пояс верности, а потом и между нами. Видно как противозачаточное средство. Весь Храм потешался над этим. Ибо Радома это не останавливало, и он притягивал и обнимал меня прямо через нее. Сжимая старушку, будто портрет любимого брата.

Конечно, нравилось мне это не то чтоб слишком. Когда я немного оклемалась и выплыла благодаря спокойствию из-за присутствия Радома, взбешенная до глубины души такой старушечьей бесцеремонностью, я ехидно сказала:

— Это она, Радом, к тебе заигрывает. Другого пути у нее нет, поскольку старая, вот она и придумала. Чтоб хоть немного к тебе потискаться… Она ревнует. Ведь многие тэйвонтуэ по тебе вянут…

— Ааах!!! — ахнула старушенция. — Так ты, значит, все притворяешься? — сказала она тоном, не вещавшим мне ничего доброго и вечного.

Конечно, я была наказана… Радома тут же выпроводили…

— Она же здорова, как бык, чего ты тут крутишься! — потеряв совесть, рявкнула разъяренно Радому Тигэ.

Нас теперь даже видеться не допускали наедине, как опасных малолетних.

Конвоировали.

Впрочем, я и сама хотела вырваться отсюда.

Надоело слушать умиленные возгласы:

— Ах, что за милое дитя? — и улыбки обращенные ко мне.

— Это дитя в считанные дни убило почти всю школу черных тэйвонту, за исключение трех человек с настоятелем, которых никто нигде не может найти…

Лицо мужчины медленно вытягивалось.

— Откуда взялся этот чертов монстр!?

Но я чуть не плакала — я-то не была монстром!..Слишком уж дикие слухи пошли.

Говорили даже, что тэйвонту прячут вурдалака… И толпы маялись возле Храма, в надежде на него взглянуть хоть глазком.

— Научи меня владеть мечом, меня же чуть не убили! — моляще сказала я. — Я чувствую себя такой беззащитной…

Тэйвонту, охранявший нас с Радомом на прогулке, поперхнулся.

— Ты знаешь, я надеялся, что тебя кто-то из наших здесь узнает… Или же выясниться действительно, что ты принцесса. Но нет. Агин, он видел всех прибывших, говорит, что тебя среди них точно не было…

— Ты жалеешь, что я не принцесса, — взглотнув, жалко спросила я.

— Дурочка моя, — Радом притянул меня. — Лучше тебя в мире нет, что там принцессы!

Я обмякала, поддаваясь его лести…

— Но все же, я так беззащитна…

— Так-так, и это говорит человек, убивший неделю назад свыше двух сотен человек, практически всю школу Ахана!

— Уже немножечко и переборщить нельзя, — возмущенно сказала я. — Что ты за джентльмен! И… — тут я коварно поднялась на цыпочки, — кто отрубал им головы?

— Каюсь, грешен! — Радом усмехнулся. — Пигалица моя… Рубал, даже не заглядывая под маски… В гости так не ходят…

— А может они решили украдкой посмотреть на твою невесту? И не хотели, чтоб их видели?

— Жену, — поправил Радом.

— Невесту, — сказала Тигэ.

— Мою жену! — уперся Радом, и этот разговор вскоре был оставлен из-за его бесперспективности, а я просто поплыла, ухватившись крепче за него и сияя от благодарности.

— Правда? — обратился он ко мне.

Я с благодарностью счастливо кивнула, не в силах говорить, держась за него будто за бастион.

— Но остались еще трое самых опасных, ибо среди них сам настоятель Ахан.