Рядом зафыркали вернувшиеся кони.
Я с трудом оторвалась от Радома. Я ничего не думала — просто голова кружилась, а тело падало куда-то в пропасть, точно не мое…
— Мне нельзя быть голой, — запинаясь, сказала я, пытаясь отстраниться. Но куда там — я упиралась в его руки голой спиной. Словно камень. — Ты от этого наглеешь…
Меня приподняли как пушинку и молча прижали к громадной груди, чуть не раздавив. Я просто замерла, задыхаясь от огромной радости сердца. Почему-то я не чувствовала того, что должны чувствовать девушки в такой ситуации. Никакой тяжести и острой сладости внизу. Скорей сладость была в сердце, которое таяло, и я вся обмирала…
— Ты специально меня раздел, чтоб иметь возможность надо мной так издеваться! — возмущенно догадалась я, тщетно болтая в воздухе ногами.
— Никогда не думал, что мне, учившему воинов терпению и выдержке, будет так трудно дождаться до утра. Как подумаю, что завтра ты станешь женой, и сама позовешь и откроешь мне свое тело, и никогда нам больше не придется стыдиться друг друга, так просто схожу с ума.
Я злокозненно улыбнулась.
— Иногда полезно и помучится немного — так сладче будет, — детски сказала я.
— Лукавица!
— И ценить меня больше будешь!
— Больше невозможно… И так схожу с ума от страха за тебя.
Я фыркнула.
— А я-то думала, что это на кого-то нападали, и он не смог защититься. Радом, я тревожусь за тебя! Столько этих черных! Ты не можешь защититься!
— У них плохая подготовка! — усмехнулся он. — Если бесшабашная девчонка в одиночку убила сегодня треть школы.
— Я боюсь не за них, а за тебя…
— Я мастер тэйвонту! — гордо сказал он.
— Не ври! — ласково потерлась я об него. — Я понимаю твое желание хвастовства передо мной, но с каких это пор мастер тэйвонту не смог победить сто бандитов голыми руками? Признайся, что ты бродячий воин и попросил друзей тэйвонту, чтобы произвести на меня впечатление! Все равно они тебя не слушаются — второй раз отпустили меня…
— Я представляю, как тебя отпускали… — ухмыльнулся он. — Они хоть там еще живы? Как хорошо, что ты плакала!
Я отвернулась и спросила Дара, в упор подошедшего к нам и внимательно следившего за действиями Радома своими недоверчивыми конскими глазами. Чего это вы тут делаете?
— Как ты мог проворонить нападение? — с укором сказала я ему. Тоже мне охранник!
Дар фыркнул.
Тут везде воняет этими черными, попробуй уследи, — поняла я.
— Еще нашел кого-то? — спросила я.
Они с Белочкой зафыркали и замотали головами.
— Пойдите обыщите еще раз! — сказала, сопроводив мысленным разъяснением, они охотно помчались прочь, но я почему-то подумала, что заниматься они будут вовсе не розысками убийц. Такие противные и непослушные. Тем, чем завтра я буду заниматься с Радомом. И чем отныне священно стану для него. И чем отныне и навсегда будет мое тело… Как странно мне расставаться с детством, с одиночеством, с юностью… Была ребенком, и вдруг повзрослела… Как-то неожиданно и пьяняще это чувство юной девушки, почти уже женщины…
— Будто мы с тобой, — восхищенно сказал Радом.
— Не похож ты на Дара. Тот дикий и сильней Белочки. И быстрей в бою. А ты слишком окультуренный.
— Не думаю! — ухмыльнулся он. — Просто она не показывает ему все, что может…
Я растаяла.
— Радом, дай я одену какую-то одежду! — взмолилась я. — Из-за этого ты ко мне неуважительно относишься, и я сама виновата.
Он крайне неохотно это сделал. Точно ему доставляло удовольствие пасти на мне свои глаза.
— Не зачем тебе одевать запачканные темным магнетизмом вещи этих мерзавцев. А в мою рубашку тебя пять влезет, словно это ночная рубаха.
Я подумала, что она будет мне как платье, и это хорошо, но он почему-то уклончиво не согласился. Я рассудила, что ему жалко рубаху, и вздохнула. Плащ я, конечно, безнадежно переделала, но…
Он, наконец, нашел выход — тэйвонту ведь — и закутал меня в свой плащ, дав его мне опять.
— Я с ним не расставалась, — по-детски сообщила я. — Пока эти гады не отобрали… Хорошо хоть, что вернули. Только не суй под него свои ручищи.
Потерпи. Завтра я буду уже твоей половинкой, и руки не будут уже чужими, — по-детски сказала я. — Так странно все это… Точно и не я буду… Не могу себя это представить.
Я взяла его руку и положила на лоно. Сквозь плащ, правда. Странно, но я при этом ничего не чувствовала плохого. Только чистоту, гордость и радость.
Радость от того, что этот сильный мужчина станет частью меня, станет моим, войдет в меня, навсегда, будет поклоняться моему телу и находить в нем радость, войдет в мою жизнь неизменно, будет моим спутником жизни и будет отцом моих детей. И зарождение их казалось мне чем-то священным и даже нужным.
Ни одного вожделения не шевельнулось во мне при этом. Спокойная, широкая радость от его рук.
— Я наглая, низкая и бесстыдная и мне чуть страшно. Но уже не стыдно.
— Никакая ты не бесстыдная, ты просто настоящая Женщина. Уже изменившая психологию. Которая согласилась выйти замуж за любимого и просто отсчитывает последние часы своей одиночной жизни, — возмутился он. — Чтобы начать жить вдвоем. Психологически ты уже со мной, вместе, часы перевела, а обряда еще нет. И сознание твое крепко в сердце и претворяет импульсы тела, мощно распространяя их на все, а не падает в половые органы, концентрируясь на причиняемом раздражении органа. Ты же думаешь не о себе, а о любимом, и его действия лишь сосредоточивают твое сердце и сознание на нем…
Радом сказал однажды, что это ощущение чистоты, идущее от меня, полное отсутствие вожделений и детскость и в то же время непонимание стыда баламутило его так, что он терял всякое ощущение реальности.
— От ощущения того, что этот ребенок скоро станет моей женой, я просто умирал от сердца, расширявшегося из груди, — сказал как-то он. — Ты сама не сознавала, насколько ты чиста и незапятнанна ничем грубым. Шоа неправа, — ты не кокетничала… Ты просто пожелала, полюбила и взяла… Я все время почему-то ощущал твое сердце и чистоту побуждений, что бы ты внешне не делала (крайне невинное) и что бы не казалось со стороны… Ты просто была женщиной…
— Научи меня владеть мечом, — попросила я. — А то я как без рук. Метание ножей вспомнила, и даже кое-какие удары руками и ногами, из тех, что Шоа и Юурга показали, тренировала эти дни, а с мечом беда. Только один рубящий и оттренировала…
— А что Шоа и Юурга показывали? — заинтересовался он.
— Все, — сказала я. — Шоа хотела меня убить, а Юурга не давала, вот я удары и запомнила… Да, а у этих мальчиков техника похожа на твою. И никакой ты не тэйвонту и это даже хорошо, — сказала я, — замирая у него на груди. Тоже воин и нет в этом ничего обидного. Тэйвонту уже бы давно все проверил.
Вот тут Радом впервые выругался.
— С тобой я теряю не только голову, но и рассудок!
Он хотел пойти проверить кусты, но я не пустила, вцепившись в него.
— Кони! — сказала я. — Во-первых, пойдем вместе, а во-вторых, надо тоже зашить им раны. Они же не виноваты, что на тебя напали, правда?
Мы вместе осторожно проверили все. Радом обыскал всех и собрал у всех оружие, и все, что было, в том числе и у прежних.
— Странные бандиты, — сказала я. — Почему напали на тебя?
— Это не бандиты, — как-то отрешенно сказал Радом. — Это черные тэйвонту… И они знали, на кого напали… Кстати, что тебе сказал тот умирающий? — вдруг резко переменил он разговор.
— Спросил, жива ли я? — равнодушно вспомнила я. — Предсмертный бред.
Удивлялся, что Дар не выполнил приказ. И что снова служит мне… Как это может быть? — задумчиво спросила я.
— Может, он должен был убить тебя раньше? — спросил Радом.
— Но ведь никто не знал, что я убегу? — возразила я.
— Где ты его встретила?
— Возле заимки тэйвонту… — сказала я и задумалась. — Он привел туда стадо прямо к противоположному берегу… Если Дар принимает мысленные приказы, а это так, то такое живое орудие убийства удивительно удобно. Ты просто посылаешь его в ту область, дав образ и задачу, и никто не заподозрит тебя. Все знают, что он убийца… Чисто случайная гибель… Тогда это действительно страшно… Но ведь никто не знал, что я там, — вдруг радостно воскликнула я, — кроме разве что…
