— Ужас! — сказала Юлька. — И как ты с этим живешь?

— А ты говоришь — счастье, — усмехнулась я. — Может быть, на словах любовь — это счастье, а на деле — беда.

— И все равно, — мечтательно вздохнула Юлька, — я бы хотела попробовать. Хоть один-единственный разочек. Подползти так, тихонькой такой сапой, отщипнуть кусочек и смыться под шумок.

— Это ты о чем?

— Это я так, теоретически. Фигурально, так сказать, — отмахнулась Юлька. — Не родился еще тот мужик, которому бы я, следуя твоей теории, смогла бы отдать без остатка все то хорошее, что у меня скопилось за долгие годы одиночества.

— Когда он родится, ты уже старая будешь. Поищи лучше свой идеал в ближайшем окружении.

— Издеваешься?

— Отнюдь. Просто даю совет. Нельзя же ждать милости у природы. Наша задача отнять у нее все то, что нам должно принадлежать по праву.

— По праву, говоришь? — спросила Юлька и как-то странно на меня посмотрела.

— Юль, ты что? — испугалась я.

— Да все нормально, Мань.

Она улыбнулась одними губами и стала убирать со стола.

— А когда ты с ним последний раз виделась? — вдруг спросила Юлька.

— С кем?

— С Никитой своим.

— Да я же тебе говорила, вчера с дачи приехали.

— Странно это.

— Почему странно?

— Я ему уже неделю звоню, — сказала Юлька, — и всегда заблокировано, ни ответа, ни привета.

— А зачем ты ему звонишь? — поинтересовалась я.

— Он мне по работе нужен. Так хорошо начал, а теперь пропал. Он же должен авторский надзор осуществлять, не мне же там со строителями нервы мотать?

— Хорошо, я ему передам, что ты его ищешь.

— А когда ты его увидишь?

— Я не знаю, он должен позвонить.

— Вы что, еще вместе не живете?

— Живем, но только периодически.

— И это правильно. Свобода превыше всего. Не понимаю, зачем вообще нужен мужик в доме?

— Хотя бы для того, чтобы перед сантехником не унижаться.

— А я и не унижаюсь, — обиделась Юлька, — я просто делаю так, чтобы ему приятно было. Кто ему еще приятное сделает, если не я?

— Ну просто мать родная! — засмеялась я.

— Еще не мать, — серьезно сказала Юлька, — но, знаешь, последнее время, как-то особенно остро хочется ею стать.

— А говоришь, свобода превыше всего.

— А я не вижу никакого противоречия. Мужик должен прийти в дом, сделать свое дело и уйти, желательно не наследив. Гостевой брак, понимаешь?

— Понимать-то я понимаю, но все равно не понимаю. А если дети пойдут у вас? Какой, к черту, гостевой брак? Ты же одна не справишься.

— Ну, «дети» — это круто. Но хотя бы одно дите быть обязано. С одним я как-нибудь справлюсь.

— А мне вчера предложили сделать двух мальчиков и двух девочек.

— Надеюсь, ты отказалась? — холодно спросила Юлька.

— Я обещала подумать, — солгала я.

— Два мальчика и две девочки! — с презрением воскликнула Юлька. — Мань, ты же после стольких родов и кормлений в самую настоящую свиноматку превратишься! Будешь титьками об асфальт тормозить!

— Пойдите, вымой тити! — радостно запела я.

— Дура, ты, Мань, и не лечишься.

— Когда б вы знали, из какого сора растет любовь, не ведая стыда! — слегка переиначила я не самое честное ахматовское стихотворение.

— Откуда это? Что-то знакомое, — нахмурилась Юлька. — Там что-то еще про лопухи вдоль забора, про лебеду…

— Да какая разница, Юль? Главное жизнь, несмотря ни на что, хороша. И жить, как это ни странно, хорошо!

— И это правильно! — засмеялась Юлька. — Как там у тебя? Пойду ль, я выйду ль, я-да? Так, что ли?

— Ну, примерно, где-то так.

— А что? Зашибись! Я бы даже сказала, заводит!

— Пойдем домой, заводная ты моя, — предложила я.

— Нет, Мань, не могу, — отказалась Юлька, — у меня еще здесь дел навалом. А ты иди. И не забудь передать Никите, что он мне нужен.

— Очень? — поинтересовалась я.

— Позарез! — Юлька провела краем ладони по горлу.

Весной так бывает. С утра солнце, чистое небо, легкие облака, а после обеда вдруг налетит ветер и пригонит стаю черных пасмурных туч. И станет холодно и обидно оттого, что зонт остался дома, а дождь уже начался, и до метро еще далеко. В таких случаях можно бежать, сломя голову, путаясь в подоле собственного платья, а можно брести, понурив голову, еле волоча за собой ноги. И при этом очень важно не забывать гордиться своей стойкостью, бесстрашием и героизмом.

А еще есть выбор, как брести — мокрой курицей или побитой собакой. Но это уже кому как нравится.

Я была курицей и собакой в одном зоопарке, в котором все булькало от сырости и раздражения на саму себя, любимую. Сидела бы себе дома в тепле и уюте и не дергалась. Все можно было успеть сделать завтра. Но я, наверное, сама, не отдавая себе в этом отчета, искала приключения на свою голову. Чтобы не сидеть дома одной, не думать, не ковыряться в себе, не фантазировать, не заморачиваться, не создавать себе трудности и не преодолевать их по мере их же благополучного возникновения.

Я остановилась у перекрестка и как умная Маша стала ждать зеленого света. Не прошло и века, как он, наконец, появился, и я было шагнула с тротуара, но мне преградила дорогу машина. Она показалась знакомой, но я инстинктивно отпрянула назад и осталась на месте. Из машины вылетел Никита и, схватив меня за руку, потащил за собой.

— Ты что, как курица вареная? — заорал он. — Идешь, ничего не видишь и не слышишь. Я ей сигналю-сигналю, а она ни в зуб ногой!

— Я не вареная курица, а мокрая, — возразила я, устраиваясь на переднем сиденье.

— Какая разница? — Никита снял через голову свитер. — Возьми, хоть прикройся. А то заболеешь, не дай бог.

— Как ты меня нашел? — спросила я.

— А чего тебя искать? Ты или дома, или на работе.

— Мог бы позвонить.

— У меня телефон отключен.

— То-то Юлька не может до тебя дозвониться.

— Чего ей надо?

— Как чего? Вы же, кажется, вместе работаете?

— Уже нет.

— Как это нет? — удивилась я.

— А вот так, — зло сказал Никита. — Нет и все. Надоело мне это.

— Что именно?

— Работа такая надоела.

— Какая «такая»? — не унималась я.

— Стараться, угождать, заискивать. Не могу больше. Не в силах.

— Странный у тебя подход, — сказала я. — Можно же посмотреть на это дело по-другому.

— Как «по-другому»?

— Ну, можно не угождать, а убеждать. Не заискивать, а, наоборот, требовать. Искать компромисс, в конце концов!

А про себя подумала: чья бы корова…

— Я, как бы смешно это в наше время ни звучало, свободный художник, — сказал Никита, доставая сигареты. — Свободный, понимаешь? И мне глубоко наплевать на чужое мнение, когда у меня есть свое. И я не привык его менять в зависимости от вновь возникших обстоятельств. И суетиться, подстраиваться, льстить, заглядывать в глаза и зависеть от какого-то ублюдка, который ничего не понимает, не хочу и не буду! По горло сыт.

— Что-то случилось? — встревожилась я.

— Ничего не случилось. Просто каждый должен заниматься своим делом, причем только одним делом. И не распыляться, если он хочет в этой жизни чего-нибудь достичь.

— Это в идеале, но ведь нужно еще на что-то жить, — возразила я.

— Жить нужно. Вопрос: как? Когда клиент мне подает руку ладонью вниз, он предполагает, наверное, что я ее должен лизнуть, а мне хочется в этот момент на нее наступить. И с этим ничего нельзя поделать, понимаешь?

— Еще как. Но что же мне передать Юльке? — спросила я.

— А ничего, я сам все решу, — успокоил меня Никита, — ты только не волнуйся, все будет хорошо.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Мы какое-то время ехали молча. Дождь лупил по стеклу, как сумасшедший, и «дворники» едва успевали с ним справляться. Я поежилась и вдруг почувствовала, что действительно здорово промокла. На полу что-то противно чавкало. Я посмотрела вниз и увидела небольшую лужицу, которая образовалась у меня под ногами.