— Ну и какие у нас планы на день? — спросил Антон.

— А никаких, — коротко ответил Никита, управляясь с яичницей.

— Как это? — удивился Антон.

— А так. Мы сейчас позавтракаем и поедем.

— Вы же собирались на все выходные?

— Знаешь, я совершенно забыл, — сказал Никита, — у меня срочное дело в городе.

— Как это забыл? А как же вы, Машенька?

Я смотрела на Никиту, Антон на меня, а Никита на свою тарелку.

— А я как Никита, — тихо ответила я.

— Ну, вы даете! — развел руками Антон.

— Не огорчайтесь, Антон, — проговорила я, вставая, — мы еще к вам приедем. Никита, я пойду собираться?

— Да, Маш, иди, — как-то виновато сказал Никита.

И я пошла наверх.

Через полчаса Никита уже сидел в машине, а я все еще прощалась с Антоном.

— Антон, спасибо вам огромное за все. Было так здорово…

— Что вы, Машенька, спасибо вам, что побывали у меня.

— Мы еще приедем к вам, если можно.

— Конечно! И будет еще здоровее! Если б не этот подлец…

— Да все нормально.

— Машенька, вы помните, о чем мы говорили, когда Никита спал?

— О чем это вы говорили? — вмешался Никита.

— Не твое собачье дело! — рассердился Антон.

— Я все помню, — ответила я, садясь в машину.

— Я вам верю, — произнес Антон.

Никита медленно вырулил на дорогу, и я оглянулась, чтобы помахать Антону рукой.

Он стоял на пороге и смотрел нам вслед. По обеим сторонам от него сидели Мышь и Подсолнух.

В машине ревела музыка, и мы с Никитой почти не разговаривали. Дорога была пустая, и он гнал как сумасшедший. На полпути к Москве, Никита выключил музыку, посмотрел на меня и спросил:

— Ну, и как вообще?

— Вообще ничего.

— Ты сердишься на меня?

— Было бы за что.

— Не сердись, — попросил Никита и положил мне руку на колено.

— А я и не сержусь.

— Я, кажется, испортил тебе выходные?

— Мог бы и не спрашивать.

— Прости. Я не хотел. Просто так получилось.

— И часто так с тобой получается?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Бывает…

— И часто? — настойчиво повторила я.

— Ты хочешь знать, алкоголик я или нет?

— Хочу.

— Нет, я не алкоголик.

— А кто же ты?

— Горький пьяница, — засмеялся Никита, убрав руку с моего колена.

— А в чем разница? — полюбопытствовала я.

— Ну, это просто, — начал объяснять Никита. — Алкоголик хочет — пьет, и не хочет — тоже пьет, а пьяница пьет только по своему собственному желанию.

— До поры до времени, — возразила я. — Как говорила моя бабушка, пьяницы только в одном-единственном случае не становятся алкоголиками.

— Интересно, в каком таком случае?

— Если успеют умереть от другой болезни.

— Жизнеутверждающе, — сказал Никита и нажал на газ, пытаясь обогнать справа громадный грузовик, который уже минут десять маячил перед нами, занимая крайний левый ряд.

— Осторожнее, — закричала я, вдавливаясь в сиденье.

— А про дорожно-транспортное происшествие твоя бабушка ничего не говорила?

— Идиот.

Грузовик остался позади, а Никита неожиданно резко сбавил газ и затормозил на обочине. Я сидела молча и смотрела на дорогу через лобовое стекло. Мимо нас промчался радостный грузовик.

Никита обнял меня за плечи и притянул к себе.

— Машка, а давай ты меня бросишь, а? — вдруг предложил он, не глядя на меня.

— Запросто, — кивнула я и внезапно заплакала.

— Ну, ты что? — испугался Никита и стал рукой вытирать мне слезы. — Что ты, рева коровина?

Придерживая меня одной рукой, другой он полез в карман джинсов и, достав оттуда мятый, не первой свежести платок, принялся размазывать по моему лицу следы былой косметики.

Слезы бежали из моих глаз прозрачными весенними ручейками и не собирались останавливаться. От этого становилось еще обиднее, и я продолжала рыдать с новой силой.

— Ну что мне с тобой делать! — расстроился Никита. — Как маленькая, в самом деле.

— Я больше не бу-у-у-ду, — всхлипывала я, отворачиваясь.

— Машка, прекрати, — уже строго прикрикнул Никита, — а то мы прямо здесь потонем без суда и следствия.

Эта глупая фраза неожиданно остановила мою истерику. Я вытерла слезы и, все еще хлюпая носом, полезла в сумку за пудреницей. Приведя себя в относительный порядок, я с вызовом посмотрела на Никиту:

— Ну, и как я тебе такая нравлюсь?

Никита чуть отодвинулся и внимательно взглянул на меня.

— Наша Маня горько плачет, отобрали Манин мячик.

— Ну, положим, еще не отобрали, — серьезно сказала я, — но все к тому идет.

— Как ребенок, честное слово, — улыбнулся Никита, — совсем шуток не понимаешь.

— Нет, это ты меня не понял, — возразила я. — Я плакала не из-за твоего заманчивого предложения, а просто так, от полноты чувств. Посмотри, как красиво! Солнце, воздух и вода — классическое сочетание. А уйдешь ты или останешься, не все ли равно? Бог дал, Бог взял.

— Ты это серьезно?

— Абсолютно.

— Вот и хорошо, — отозвался Никита, заводя машину.

— Вот и хорошо.

Мы снова ехали молча. Никита достал из нагрудного кармана сигарету и передал ее мне. Я, не прерывая молчания, прикурила ее и отдала назад Никите. Он курил из моих рук, глубоко и жадно затягиваясь. После моей короткой истерики напряжение сегодняшнего утра неожиданно сошло на нет, и мне стало легко и спокойно.

В городе начались пробки, редкие для выходного дня. Но до дома мы добрались без особых проблем. Никита достал из багажника мою сумку, поднялся со мной на лифте, но в квартиру заходить не торопился.

— Ну, пока, — попрощался он.

— Ну, пока. — Я даже не пыталась его удерживать.

— Так я пойду? — спросил Никита, поглядывая на меня с надеждой.

— Так иди, — спокойно ответила я.

— Ну, пока, я пошел.

— Ага, иди, — улыбалась я, откровенно издеваясь, — передавай привет Мане.

— Какой Мане?

— Рыбе.

— Ну да, ну да… А поцеловать?

— С радостью.

Я потянулась к его губам, а он схватил меня в охапку и буквально втолкнул в квартиру. Я стала вырываться и выпихивать его обратно. Когда дерешься с бугаем, главное не сила, а ловкость. Только Никита на секунду зазевался и ослабил сопротивление, я напряглась и опрокинула его наружу. Дверь быстро захлопнулась, и мы оказались по обе стороны от государственной границы.

Какое-то время я прислушивалась, но за дверью было тихо. Минут через пять мне показалось, что на наш этаж подъехал лифт, кто-то в него вошел, и лифт снова тронулся. Все снова стихло.

Я побежала к окну и, спрятавшись за шторы, стала смотреть вниз. Никита вышел из подъезда, поднял голову, помахал Мане-невидимке рукой и, сев в машину, укатил.

На следующий день я отправилась на работу, чтобы забрать домой каталоги, с которыми последнее время работала. Тогда в понедельник перед высадкой на объект уже не надо будет за ними заезжать. Было воскресенье, и я надеялась, что в офисе никого, кроме охранника, не застану.

Так и случилось. Я поздоровалась с ним, перекинулась парой фраз, порылась в библиотеке, полистала каталоги, забрала все, что мне было нужно, оделась и собралась было идти домой. Но, проходя мимо кухни, услышала до боли знакомый, но какой-то приглушенный и просительный Юлькин голос:

— Петрович, миленький, ну еще разочек, а?

Я остановилась и прислушалась. На кухне происходила какая-то непонятная возня.

— Да, Петрович, да, — умоляла Юлька, — я хочу только тебя!

Интересный разговор для тихого воскресного утра, подумала я, а главное, какой содержательный.

— Ну, пожалуйста, — настаивала Юлька, — я сделаю все, что ты захочешь.

Я не выдержала и заглянула внутрь. Юлька сидела верхом на стуле спиной ко мне и разговаривала по телефону.