— Любимый мой, единственный, спасибо тебе! Петрович, спасибо за все! Навеки твоя… ну, ты меня знаешь… конечно… Пока, пока, целую…

— Это что? — удивилась я. — Секс по телефону, что ли?

— Машка! Привет! — завопила Юлька и бросилась мне на шею. — Как я по тебе соскучилась!

— Здорово! — ответила я и почувствовала неожиданно для себя, что тоже ей обрадовалась.

— Ты что здесь делаешь в свой законный выходной? — спросила Юлька.

— А ты что?

— Кофе пью и по телефону разговариваю.

— Слышала я твой разговор. С кем это ты так?

— С сантехником моим, с Петровичем.

— У тебя, кроме маникюрши и гинеколога, еще и сантехник личный появился?

— Что значит появился? Всегда был. Он в моем подъезде живет. Очень полезное знакомство. Хочешь, я и тебя ему порекомендую?

— А рекомендации мне приготовить в письменном виде или он на слух поверит?

— Поверит, он добрый, — успокоила меня Юлька. — Поломается немного и поверит. И все сделает. Особенно, если попросить его как следует. Зайдите, мол, к нам в индивидуальном, так сказать, порядке, осуществлю ваши мечты, причем самые смелые. В денежном эквиваленте, разумеется.

— Что-то серьезное случилось? — поинтересовалась я.

— Унитаз сломался. Уже месяц смываю и мою руки одновременно.

— Бывает, — засмеялась я.

— Ерунда все это, мелочи жизни, — отмахнулась Юлька, подливая себе кофе. — Ты-то как? Что нового? Сто лет тебя не видела.

— А что у меня может быть нового? Все то же, все так же.

— И у меня все то же, все так же, — Юлька глубоко, театрально вздохнула. — Кофе хочешь?

— Наливай!

Юлька достала из шкафчика чашку, насыпала туда кофе, сахар, брызнула водички из чайника и стала ложкой перетирать содержимое в мелкую кашицу.

— Что это ты делаешь? — спросила я.

— Я делаю тебе кофе эспрессо. Сам Самыч научил. Если все это долго-долго растирать, а потом залить крутым кипятком, то такая пенка получится — закачаешься!

— Он что, такой бедный, что у него дома кофеварки нет?

— Дома у него есть все. А в холостяцкой квартире пока ничего. А так как мы проводим там все свободное время, то надо же как-то приспосабливаться?

— Надеюсь, вы ограничились одним кофе?

— А чем это я хуже тебя? — обиделась Юлька.

— В каком смысле? — не поняла я.

— Ты можешь позволить себе невинное приключение на снегу за гаражами, а я на полу вся в побелке не могу?

— Ну наконец-то, сподобилась! — засмеялась я. — И какие впечатления от экстрима?

— Скромные впечатления. Я бы даже сказала, скудные.

— Может быть, просто первый блин комом? Волнение, нетерпение, неудобства — все можно понять.

— Понять, конечно, можно. Но, представляешь, он занимался любовью, даже не потрудившись снять пальто.

— Ну, правильно. Он же у нас кто? Конь в пальто. И конь старый. Радикулит там, остеохондроз…

— А мне говорили, что старый конь борозды не испортит.

— Юль, не бери в голову, а? Для тебя же самое главное в мужике что?

— Деньги.

— Правильно. А ты хочешь и сесть, и съесть. А так не бывает.

— Тебе не кажется, что мы с тобой поменялись ролями?

— В каком это смысле?

— В прямом. Раньше я тебя жизни учила, а теперь ты меня.

— Из меня плохой учитель. Просто я тебе помогаю. Повторяю на общественных началах давно пройденный тобою материал.

— Материал-то я усвоила. Доказала все, так сказать, на собственном опыте. Но, знаешь, жизнь почему-то не торопится радовать меня за это хорошими оценками.

— Ну, не прибедняйся. Ты твердая хорошистка. У тебя почти все есть, — успокоила я ее.

— Вот именно. Почти все.

— У многих и этого нет.

— Да мне на многих глубоко наплевать. Что ты все плохие примеры приводишь? Ты на хорошие ориентируйся, — разозлилась Юлька. — Подумаешь, квартира, машина, дача…

— Но у тебя еще есть работа, красота и здоровье.

— Вот счастья привалило! Не знаю куда складывать! — Юлька всплеснула руками. — А отчего же мне тогда тошно? Так тошно, что жить не хочется? Можешь ты мне это объяснить?

Знакомая песня, подумала я, но странно, что исполняется она на совершенно трезвую голову.

— Юль, может быть, ты мне чего не договариваешь? — испугалась я. — У тебя все в порядке?

— В полном. В абсолютном. В совершенном, — сказала спокойно Юлька и, подумав, добавила: — Я, наверное, дура, да?

— Да какая же ты дура, это я — дура. А ты — умная.

— Нет, это ты — умная, а я все-таки дура. Приоритеты у меня не те, понимаешь?

— Не понимаю, — честно ответила я.

— Ну как тебе растолковать, — задумалась Юлька. — Вот закончу я сейчас делать квартиру Сам Самычу, деньги большие получу, машину наконец новую куплю, в Турцию смотаюсь… А стану я от этого счастливее? Вряд ли. А если и стану, то очень ненадолго.

Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься. Наше многолетнее тесное общение не прошло для Юльки даром.

— А от чего бы ты смогла стать счастливой надолго? — Догадываясь, что разговор принимает серьезный оборот, я вынула из сумки сигареты.

— От любви, например, — с вызовом ответила Юлька и протянула мне зажигалку.

— Тебе это надо? — спросила я и улыбнулась.

— Тебе надо, а мне нет? — вскинулась Юлька.

— А с чего ты взяла, что любовь — это счастье?

— А разве нет?

— Тебе так кажется, потому что ты не любила никогда.

— Вот именно, — обрадовалась Юлька, — не любила! Не было ее у меня, любви вашей долбаной. Не было, и не надо.

— Вот и хорошо. Вот и не волнуйся.

— А я и не волнуюсь, — сказала Юлька и так грохнула чашкой по столу, что почти все содержимое выплеснулось наружу. — Чего мне волноваться? Я спокойная как тапок.

Я взяла бумажное полотенце и вытерла со стола так и не попробованный эспрессо. Спокойный тапок Юлька молчала.

Я решила разрядить обстановку:

— А я вчера на даче была. У одного хорошего художника.

— И что? — вяло поинтересовалась Юлька.

— Классный мужик, — ответила я, — хочешь, познакомлю?

— Нищий, небось?

— Не знаю. Но очень может быть.

— И что он мне может дать?

— Ну вот, ты опять, — разозлилась теперь я, — любви хочешь — и спрашиваешь, что он тебе может дать.

— И в чем несоответствие? Парадокс в чем? Разве мой любимый не должен провести меня по краю Вселенной со всеми вытекающими из нее бриллиантами?

— Да не должен он тебе ничего, и ты ему ничего не должна.

— А в чем же фишка?

— А в этом и фишка: никто никому ничего не должен. А отдает. И отдает все, что может и не может. И получает при этом такое наслаждение, что любой, даже самый космический оргазм отдыхает.

— Что-то я не врубаюсь, как это?

— Очень просто. Смотришь на человека и думаешь, что бы для него еще такого хорошего сделать, чтобы ему стало еще лучше.

— А что он мне за это даст?

— Да, может, и ничего! — заорала я. — Как ты не понимаешь!

— Нет, — твердо сказала Юлька. — На это мы не пойдем. Или ты мне — я тебе, или вообще никак.

— Тогда заткнись.

— А я что? Я ничего. Только счастье-то в чем, ты мне можешь объяснить?

— А разве я говорила о счастье? По-моему, я говорила о любви.

— Разве это не одно и то же?

— Да какое там счастье, — отмахнулась я. — Вот сижу здесь с тобой, а внутри все болит: где он, как он, с кем?

— Это ты про Никиту? Он что, уже тебе изменяет?

— Да при чем тут это? Просто когда он со мной, счастливей меня никого на свете нет, а когда его нет рядом, я самая несчастная. И мое несчастье задавливает во мне счастье. Остается одна тревога, одна тоска… Звонить, бежать, лететь… Куда? Я скучаю по нему, понимаешь? Постоянно, всюду, всегда. Я просыпаюсь ночью, чтобы потрогать его, чтобы удостовериться, что он живой, что он мой, что он рядом. Когда он у меня бывает, я хожу за ним как привязанная. Чтобы ни на минуту без него не оставаться. Вот он курит, и мне хочется. Он в душ, и я туда же. И все смотрю на него, смотрю… И глаз отвести не могу. А внутри что-то такое тоненькое натянуто. Звенит, дергается, и кажется: вот-вот порвется…