— Просто Константин V официально заявил о введении чрезвычайного положения в Предбайкалье и Западной Якутии, а Камчатская Республика объявила всеобщую мобилизацию в ответ на китайскую агрессию против Тувы. " Вот и пропал наш пикник на Байкале", – подумал Саймон и закурил новую сигарету.

— Да, и еще русский император обратился к мировому правлению с просьбой о поддержке военными силами и участии в экономическом эмбарго против Поднебесной Империи.

"Всем сотрудникам семнадцатого разряда евгенической программы "Ноев Ковчег": центры Ханьский, Маньчжурский, Токийский временно закрыты для персонала".

"Чип, пояснения", потребовал Саймон.

"Военное положение с двадцати ноль-ноль по брюссельскому времени".

— У меня есть для вас новости, – Саймон мрачно посмотрел на Эйнджила. – Япония объявила войну Китаю.

— Этого и следовало ожидать, китайские претензии на корейский полуостров как неотъемлемую часть Японии вышли за рамки мирного решения.

Саймон сильно устал, и сейчас ему была глубоко безразлична судьба Китая. Однако Эйнджил с таким жаром принялся отстаивать свою точку зрения, а Саймон никогда не пропускал случая потягаться с ним, что мало-помалу он втянулся в дискуссию.

— Ну, и как ты полагаешь, каковы шансы на введение эмбарго против Китая, – спросил Эйнджил, развалившись в кресле.

— Я полагаю, Мировой Совет все-таки решит на этот раз пресечь тихую экспансию, – Саймон взял из вазы яблоко. – Более того, это хороший повод, чтобы вновь вернуться к обсуждению вопроса о расовом разграничении социальной разрядной сетки. Тем более, что у России приличное лобби в Мировом Совете.

— Надеюсь, у них хватит ума не проводить референдум, – Эйнджил усмехнулся: сорок восемь процентов населения планеты принадлежало к желтой расе.

— И чего с ними мелочиться? Русские сделали глупость в январе две тысячи семьдесят шестого под Иркутском: тактическое оружие стоило использовать. Сейчас бы мы не знали проблем с Китаем. – Саймон закурил следующую сигарету.

— Ничего подобного, – ответил Эйнджил с горячностью, – проблема вовсе не в этом. Ядерный конфликт не сильно помог в Каире, хотя сейчас негров не больше одной седьмой населения планеты, но своей агрессией они уже полтораста лет дестабилизируют Африку. Две недели назад был взрыв в Танжере. Да что говорить, Марселю уже возникает угроза, – Эйнджил подошел к окну. – Русских подвела их вечная проблема – низкая демографическая плотность, хотя с другой стороны, сейчас это им позволяет быть самой богатой страной в мире. В приполярье у них до сих пор можно найти поселки, расстояние между которыми больше двадцати километров. Представляешь!? – Эйнджил повернулся к Саймону. – Идешь час, два и никого не видишь.

Саймон кивнул. Он хорошо помнил свою стажировку на Таймыре: бескрайние стада оленей, небольшой десятитысячный поселок и ледяное, небесного цвета озеро. А весной там цвели необыкновенные цветы.

— Вот и объясни мне, как китайцы при их численном превосходстве ухитрились не раздавить Россию? – спросил Саймон.

— Раздавить не раздавили, но изрядно потрепали. Ведь и Камчатка, и Тува, Восточная Якутия и Забайкалье с Монголией в свое время были частью России. Впрочем, нет, Монголия, кажется, не была.

— Надо же, не знал, – Саймон никогда не отличался любопытством в области истории.

— Так вот, в семьдесят восьмом году, если ты помнишь, – Эйнджил хитро взглянул на Саймона, – Россия, Панамериканский Союз, Китай и Индия, которая тогда была независимой, подписали Пакт Четырех, – Эйнджил погасил окурок. – Был там такой интересный момент о запрещении генетического оружия. Это мало кому известно, но Россия тогда ухитрилась не только остановить войну, но даже диктовать условия. Генетическое оружие – это была ее монополия до две тысячи сотого года, а китайцы и сейчас еще не любят селиться в Красноярске. Это единственный город, в котором их до сих пор нет.

— Но тогда получается, что все причины упираются только в силу.

— Не только. Ведь никто сейчас не хочет даже вспомнить, почему стала возможной любая экспансия. А начинать надо было с арабов.

— При чем тут арабы? У них и государства-то своего нет.

— Это сейчас нет, а лет сто двадцать назад они были весьма сильны. Иранская пустыня не всегда была заселена китайцами и евреями, и уж тем более не всегда была пустыней. Не делай такие удивленные глаза, просто до две тысячи тридцать четвертого года там было огромное количество исламских государств. Собственно они и спасли Россию. Только Константину V и в голову не придет поблагодарить пятнадцать миллионов русских арабов.

— Не совсем тебя понял... Дорогая, не могла бы ты сделать кофе, – обратился Саймон к жене.

— Разумеется, мы с Мартой пойдем на кухню. Нам есть, о чем поговорить, – Джулия заговорщически подмигнула кузине, и они вышли из комнаты.

— Так вот, на чем я остановился?

— На арабах.

— Ах да! Конечно! Как ты думаешь, – обратился Эйнджил к Саймону, – неужели, по-твоему, Европа по собственной воле согласилась терпеть диктат России? Я не имею в виду Великобританию, Испанию и Франко-бельгийский союз. Слава Богу, мы еще можем отвечать сами за себя. А причина была, и очень серьезная, по которой Северная, Восточная и Центральная Европа теперь входят в Российскую империю.

— И что это за причина? – насмешливо спросил Саймон, его всегда веселил трагизм речей Эйнджила.

— Это религия, а вернее, полное ее отсутствие. Многих ли своих знакомых ты можешь назвать последователями той или иной конфессии, не считая меня, разумеется. Да, я последователь Новых Свидетелей Иеговы, – предупредил Эйнджил вопрос Саймона.

Саймон задумался.

— Ну, моя мать – католичка. Отец, конечно, не был ревностным католиком, но по воскресеньям ходил в церковь. У нас в Ковентри, до сих пор есть религиозная община в десять тысяч человек. Ну, еще вроде бы мой шеф – синкретист, но я не уверен.

— Вот видишь. А в России даже в метрике ставится вероисповедание. А потом твои родители не пример – они поляки. А в Российской Империи Польша до сих пор оплот католицизма.

— Слышал-слышал, в последней передаче из Варшавы, из папской резиденции, Папа Григорий XII говорил, что польская нация оплот католической веры.

— Что не мешает ему беспрекословно слушаться Патриарха Александра и не препятствовать русификации Польши.

— И все равно религия это пережиток прошлого.

— Этот, как ты говоришь, пережиток прошлого помог России выстоять в две тысячи тридцать четвертом. Арабская экспансия, тогда ее называли старым словом "джихад", носила религиозный характер. Это сейчас любой араб под страхом смерти не скажет своему ребенку этого слова, да и не все его знают, а те, что знают, используют как ругательство. Тогда же это была угроза России. Арабы никогда не были единой нацией, и их объединял лишь ислам.

Саймон скептически улыбнулся, но Эйнджил продолжил:

— Отказ от религии как стержня культуры чреват гибелью этой культуры.

— Ведь ты не скажешь, что западная культура погибла.

— Нет, но доживает последние десятилетия. А Россию спас всплеск религиозных течений в тридцатых годах двадцать первого века. Мало кто сейчас помнит о Церкви Христа Разгневанного, которая возникла в две тысячи втором году, а ведь именно она заставила Русскую Православную Церковь осознать необходимость реформ и борьбы за паству. Многие иерархи Церкви Христа Разгневанного влились позже в Новую Православную Церковь.

— И все же ты не убедишь меня, что религия это стержень культуры. Возьмем, к примеру, тот же Китай. Где у них объединяющая религия. В одном только Индокитае три сотни религиозных течений. А Индия, где до сих пор есть и ислам, и индуизм, а треть китайцев вообще неверующие.

— Не забывай, что это восток. Даосские традиции и конфуцианство пропитали даже Индию. Хотя и буддизм не сдает своих позиций. Это не религия в западной традиции, но она не хуже протестантизма цементирует Китай. Россия слишком долго общалась с Западом, что бы стать вторым Китаем, и слишком долго общалась с Азией – что бы стать второй Европой. Может быть, поэтому они и выжили, а мы умираем. Хотя, возможно не стоит забывать и о традиционализме.