— Совершенно согласен с вами. Сам бы, наверное, не сказал лучше, – Кацман восхищенно отхлебнул принесенный официантом чай с лимоном. – Однако должен кое-что добавить: сама по себе Церковь Христа Разгневанного вряд ли могла стать реальной силой, но вот катализатором политических процессов она стать могла и стала. Православная церковь в лице патриарха Алексия III прекрасно осознала, что если проигнорирует новое сильное течение, то допустит религиозный раскол общества и национальную резню как минимум. О гражданской войне тогда предпочитали не говорить. Поэтому они и вынуждены были пойти на реформы, а для поддержания авторитета ассимилировать эту сектантскую церковь. Монархия в отличие от президентской республики согласилась подержать подобную идею.

Тут принесли ужин, и минут на пятнадцать разговор прервался. Саймон почувствовал, до чего же он голоден и набросился на шницель, как на злейшего врага. В салоне уменьшили освещение и включили тихую музыку. Кое-где люди уже спали.

Джулия так и не отлипала от окна. Саймон тоже обратил внимание на пейзаж: за окном проплывали залитые светом широкие улицы, подвесные гирлянды монорельсов, ажурные мосты и эстакады. Зона лесопарков давно уже закончилась.

Саймон с удивлением отметил, что голографических и неоновых реклам здесь не меньше чем в Европе, но они не такие кричащие. Ночной город дышал спокойствием.

Напротив Джулии сидел печальный мужчина, так же пристально следящий за проносящимся пейзажем. В этот момент из темноты вынырнула до того сказочная картина, что Саймону захотелось протереть глаза.

Красивый, как игрушечный, кремль с высокими белыми колокольнями, массивными сторожевыми башнями, зубчатыми стенами, таинственно мерцающими куполами соборов и церквей, проплывал за окном.

Поезд как бы специально сбавил скорость, что бы они получше разглядели этот памятник старины. В дополнение к картине снег почти прекратился и густыми белыми шапками лежал на дубах и елях большого парка перед кремлем. Аллеи зимнего сада были ярко освещены.

Вдруг тишину расколол протяжный многоголосый звук, хрустально разлившийся в воздухе, и в ночи поплыла музыка. Саймон не сразу понял, что это колокольный перезвон. Казалось, все в вагоне замерли.

Дивные, томящие звуки ширились и перетекали над заснеженными купами деревьев, заставляя дрожать легкую снежную порошу и натягивая нервы как тетиву лука, они пробуждали в душе что-то давно позабытое, какое-то щемящее чувство приобщенности к великому откровению, к вечности.

— Как замечательно, – еле слышно сказала Джулия и прижалась к Саймону.

Тот поцеловал ее в затылок. Сейчас она была очень похожа на маленькую девочку.

— Правда, красиво? – так же тихо спросил Саймона профессор.

— Что это? – не отрываясь от окна, негромко сказал Саймон.

— Это столица – Старая Русса. А в кремле резиденция царя, – услышал Саймон голос Адольфа, в котором прозвучала скрытая гордость – гордость за Родину.

— Действительно красиво, – повторил Саймон, когда пейзаж исчез за поворотом, и наваждение сказки потускнело.

Поезд снова набирал скорость.

— Знаешь, а я хотела бы здесь жить, – мечтательно произнесла Джулия.

— Для этого вам придется стать православной христианкой, – шутливо напомнил профессор.

Все облегчено рассмеялись.

— И все же, как государство согласилось принять столь агрессивную церковь? Ведь это же угроза стабильности, – вернулся Саймон к прерванному разговору, поковыряв вилкой остатки уже остывшего шницеля.

— В том-то и дело, что агрессивную, – профессор Кацман опять вернулся к своей саркастической манере общения. – Государство было поставлено перед выбором, и надо заметить, очень серьезным. Попытка религиозно-государственного переворота и анархия с одной стороны и слияние церкви и государства с другой. Лидеры того времени тоже не могли похвастаться народной поддержкой. Это было тем более страшно для них при наличии конкуренции в лице монархии. Они не поняли вынужденность сделки, необходимость коренных социальных реформ. Монархия в итоге победила.

— Ну и что это дало государству? Ведь они вполне могли уничтожить церковь и не допустить перемен? – Саймон отпил кофе.

— Правильно. И вместе с этим потерять те остатки народной поддержки, что еще сохраняли иллюзию стабильности в стране. Не забывайте, мой дорогой, – позволил себе фамильярность профессор, – о глубокой религиозности и сакральном мистицизме русского народа. Что сейчас является основным предметом в школе? Закон Божий. Каждый учебный день начинается с молитвы, и уж поверьте мне, – патетически возвестил профессор, – это не пустая формальность. Я видел глаза этих мальчиков и девочек – в них горит божья искра. Я не могу назвать себя религиозным человеком, но я вижу, где вера есть, а где ее нет. На западе ее нет, и поэтому он гибнет, а в России она есть – поэтому мы еще живы.

Тут Саймон заметил, что человек у окна уже давно смотрит не на пейзаж за окном, а на них и внимательно слушает разговор. Неожиданно он сказал сильным, хорошо поставленным голосом:

— Вы даже не представляете, насколько вы правы. Запад стоит на грани катастрофы.

— Ну, не стоит перегибать палку, – возразил Саймон, рассмеявшись.

Человек посмотрел на него пристально и сказал:

— Через год начнется большая война и мы, запад, в любом случае проиграем. Она неизбежна. И пусть в ней победит Россия.

Саймону показалось, что в глубоких печальных глазах мелькнула искра сожаления о чем-то или след давней боли, но уже через мгновение попутчик отвел взгляд...

...Огромное сверкающее здание вокзала с надписью "Рязань – 1" медленно наползало спереди: поезд прибыл точно по расписанию, в тот самый момент, когда часы показали пол первого. Вагон последний раз еле качнуло, и он замер. Позади остались Санкт-Петербург, Новгород, Псков, Старая Русса, Москва, слившиеся в один огромный мегаполис.

Над десятком платформ на высоте тридцати метров янтарно отливал металлизированный свод ангара, поэтому снега на отапливаемых платформах совсем не было. Саймон и Джулия тепло попрощались с Адольфом и профессором и обменялись адресами. Николай, третий их попутчик исчез незаметно.

Неожиданно Саймон очутился в медвежьих объятиях и знакомый голос над ухом пророкотал:

— Рад тебя видеть. Наконец-то выбрался из своей берлоги, а то сидишь как бирюк. И как жена с тобой не заскучала? Ты же ее совсем заморил – смотри, какая бледная.

Саймон, наконец, вырвался из тисков рук, едва не задохнувшись в густом ворсе шубы.

— Здравствуй, – ответил он, разглядев, наконец, под мохнатой шапкой довольное лицо старого друга-сокурсника Евгения.

— Здравствуй, Джулия, – поздоровался Евгений с женой Саймона. – Выглядишь просто замечательно. Не удивляйся, – снова обратился он к Саймону, – просто профессор попросил вас встретить. Идемте скорее, стол уже накрыт.

И он повел их к автостоянке, где уже ждал его автомобиль с личным шофером. На ходу они шумно обменивались новостями.