— Венька ушел в кому. Опять в глубокую. Почти такую же, как в ту ночь. Тебе не кажется, что мы не контролируем ситуацию? — пропыхтел Кедрач, опрокинув сорокаградусную жидкость себе в гортань. — Уже не контролируем. Совсем не контролируем?

— Его что, до сих пор не вывели? — пытаясь сосредоточиться на услышанном, уточнил Павел.

— Мы с Кристиной ждали… Потом она меня отправила домой, а сама осталась. С ним… Мне не нравится все это, Паш. Но это даже не главное.

— А что тогда главное?! — проорал в самое ухо режиссера Павел.

— Он признался, что не помнит из того, что произошло, ничего.

— Как это? — Ворзонин начал делать глотательные движения, слоно в его гортани застрял сгусток рыбьего жира. — Кто тогда играл роль Пришельца?

— А я знаю? Парень был все время в коме. Вместо него роль играл кто-то другой, не Поплевко. Да так профессионально, так натурально, что мы не заметили! Как тебе такой жюльен?

— И Савелий передозировал наркоту, он тоже в коме, — доктор принялся ходить по кабинету. Потом вдруг задрал голову, заломил руки за затылок и прошипел: — Черт! Тысяча чертей! Где выход?

— Это все знаки, доктор, — мрачно произнес Кедрач. — Мы… вторглись в чужие владения. Мы не должны были. Я так и знал, что это добром не кончится. Я чувствовал!

Ворзонин достал сигарету и резко подошел к однокласснику.

— Прекратить панику, рядовой Кедрач! Кто тебе подкинул идею сценария? — неожиданно поинтересовался он у коллеги по проекту. При этом его лицо, подсвеченное огоньком зажигалки, показалось Кедрачу бледнее белых обоев на стенах.

— Что значит, подкинул?! — попытался изобразить уязвленность Кедрач, но, наткнувшись на пристальный взгляд профессионала, «споткнулся» и замолчал.

— Так я жду ответа! — наседал Ворзонин, глубоко затягиваясь сигаретой. — И прикидываться ежиком, которому случайно прищемили яйца, не советую.

— Даже если это и так… Я… имею в виду сценарий, а не ежика… Все равно … я не обязан афишировать свои источники информации. Зачем тебе это?

— Разобраться хочу. Тот факт, что сценарий не твой, даже не обсуждается. В сложившейся ситуации главное — выжить. О самолюбии потом думать будем. Вот так! Ты в целом информацией не владеешь. А ко мне сегодня с утреца менты пожаловали, подписку о невыезде взяли. Доказательств у них более, чем достаточно.

— Доказательств чего? — рассеянно уточнил режиссер.

— Нашей противозаконной деятельности! Вот чего. Чтобы разобраться, откуда растут ноги у всей этой… брандахлыстины, я должен узнать, откуда взялся столь увлекательный сценарий. Точнее и конкретней — не пророчество ли он? Ты не предупредил, что он не твой. Если про него знает еще кто-то, то это совсем другое меню, согласись. И никаких тебе больше грибочков с чесночным соусом, диета-с!

Кедрачу не оставалось ничего другого, как рассказать однокласснику о ночном визите виртуального двойника. Надо признать, Егор испытал при этом ни с чем не сравнимое облегчение, словно после изнурительного марш-броска по сильно пересеченной местности удалось, наконец, скинуть с себя все обмундирование.

В процессе рассказа Ворзонин изредка кивал, прикуривая одну сигарету от другой. Когда же все было сказано, и к сказанному при всем желании добавить оказалось нечего, психотерапевт обнял Егора за талию и потрепал по кудрям:

— Что ж ты молчал, тютя? Эх ты, Кедраша.

Мозг опытного мастера сцены в этот момент полностью отказался что-либо понимать в окружающем.

Зимние каникулы, последние в жизни. Не повторяется такое никогда. Правда, в шестнадцать лет этого не чувствуешь: сердце еще не сжимается от неповторимости переживаемых мгновений, слезы на глаза не наворачиваются. Юность есть юность. Хочется скорее стать взрослым… Думаешь, вот там-то и начнется настоящая жизнь. Глупости!!! Настоящая жизнь, настоящие ощущения, вся свежесть, острота, первозданность — там и осталась, в старших классах.

Вместо того, чтобы наслаждаться, чтобы вновь переживать впечатления юности, Изместьев должен был изо дня в день, словно член сборной страны накануне олимпиады, закусив удила, «крутить объемы», поскольку на кон поставлена была его собственная жизнь, свобода, его будущее.

Окружающие предметы не хотели его слушаться. Для их перемещения в пространстве требовалась запредельная концентрация сил, молниеносный всплеск эмоций. Но собственное падение с горы, рассуждал призрак, — разве это не всплеск эмоций? Неужто не подключится в этот момент нечто «экстраординарное» и не поможет?

Поможет, обязательно поможет. Тем более, он знает убийц в лицо, а они его — нет. Более того, они его не увидят. И в этом — его колоссальное преимущество.

Правда, события новогодней ночи здорово озадачили призрака. Приходилось быть готовым к любым сюрпризам. Возможно, у него появятся помощники. Не могут все быть «против». Должен быть кто-то и «за». По закону теории вероятности, по самому, что ни на есть, житейскому закону.

Тренировки, тренировки и еще раз тренировки. Чтобы силой воли можно было останавливать поезда и автомобили, передвигать вещи. Чтобы у всех глаза лопались от удивления. И тогда, может быть, у него появится шанс вернуться в свое тело. Крохотный, мизерный.

Он уже добился того, что снег для него стал холодным, ветки елей в лесу — колючими. Он научился колебать занавески без дуновения ветра, его стали замечать не только кошки, но и собаки, лошади…

В его распоряжении — меньше недели. Меньше недели, чтобы спасти самого себя, чтобы вмешаться в смоделированный кем-то ход событий и … обломать кому-то кайф… Но кому? Неужто Жанет!!! Зачем однокласснице нужна его смерть? Она заплатила убийцам. Можно ли такое представить?

Или это не она? Кто-то вселился в девушку и собирается убрать Изместьева. Ее руками. Причем начисто стереть. Убийцам даже не нужно его тело: просто столкнуть с обрыва, и все! Трава не расти.

Чем больше призрак размышлял над всем, тем более непонятным становилось поведение главных героев, в том числе и себя самого! Он совершенно не узнавал Изместьева-1984! Даже если предположить невозможное, а именно, — что из-за клинической смерти в новогоднюю ночь он напрочь (на всю жизнь!) забыл кражу денег накануне Нового, 1985 года. То почему сейчас, спустя столько времени после кражи, Изместьев ни разу не поинтересовался судьбой переданных Жанет денег?! Понятно, что они договорились заранее, но хотя бы спросить-то можно! Как чувствуют себя унесенные из квартиры пенсионера Халязина весьма немалые денежки?! Из-за которых, между прочим, его, Аркашку, хотят убить. Откуда такая безответственность?

Если ему повезет, если что-то выгорит, то больше — никаких экспериментов, никаких опытов. Все, достаточно приключений на его долю!

Он попросит прощения у Ольги, у Савелия. Он страшно виноват перед ними, особенно перед сыном. Он фактически лишил его шансов на жизнь. За это и платит сейчас по высшему счету.

Как ни старайся отодвинуть роковую дату, она все равно наступит, настигнет тебя подобием девятого вала с картины Айвазовского.

Морозным утром шестого января со спортивной сумкой через плечо и зачехленными лыжами Аркаша Изместьев сиротливо перетаптывался на трамвайной остановке неподалеку от своего дома. Парень и представить себе не мог, какие козни строит ему любимая девушка.

Призрак всматривался в раскрасневшееся от долгого ожидания юное лицо и буквально сгорал от собственного бессилия. Неужели ничего невозможно сделать?

Спустя полчаса ни о чем не подозревающий десятиклассник ехал в трамвае навстречу собственной смерти, пристроив лыжи возле сиденья. Кроме ожидания чего-то нового, романтичного, призрак ничего не мог прочесть в глазах парня.

Он пытался предупредить Аркадия, но у него ничего не получилось. Авторучку, если и удавалось поначалу удержать в руке, но вывести ею что-либо на бумаге казалось запредельным волшебством. Персональных компьютеров, а вместе с ними и легких клавиатур еще не предвиделось как минимум десятилетие. А стучать по клавишам пишущей машинки подобно дятлу, больному эпилепсией, призрак был не в состоянии. Правда, ему кое-как удалось вывести на запотевшем стекле в комнате Аркадия «Тебя хотят убить», но получилось настолько бледно, что парень не обратил на писанину никакого внимания.