— Это точно, — рассмеялся доктор, — только аккуратность здесь ни при чем. Здесь другой, так сказать, судебно-экспертный аспект, но углубляться в него мы не будем. Ты лучше вот что скажи. — Изместьев вскочил, словно электрошокер, кем-то случайно забытый на скамье, внезапно сработал. — Если следовать твоей логике, конкуренция должна быть у родильных отделений. От морга до роддома — такова траектория этих самых… голограмм. Прости меня, господи.

— Весьма распространенное заблуждение. Младенческие тела, как правило, вакантны. Кому ж охота тратить столько време… Ой, что-то мне…

Внезапно Вениамин начал ошарашенно смотреть по сторонам. Доктор сориентировался в считанные секунды. Надо ж так увлечься разговором, что не заметить у парня вопиющей гипогликемии. Наверняка в больнице ему воткнули инсулин, а поесть он забыл. Схватив ничего не понимающего представителя будущего под локоть, он потащил его в ближайшую круглосуточную кафешку. Слава богу, он не забыл дома впопыхах бумажник.

Через несколько минут они сидели за столиком, Вениамин с аппетитом хлебал несоленый лагман, запивая яблочным соком. Прерванный разговор продолжался.

— По идее, можно манипулировать в масштабах доступной истории. У нас разрабатываются технологии, когда эрмикт возможен даже во время сна, но это — дело ближайшего будущего… нашего будущего, конечно же.

— Человек ляжет спать одним, а проснется другим? — перестав жевать плов, Аркадий закатил глаза к потолку. — Боже упаси!

— Главное, еще раз повторяю, не ошибиться во времени. Иначе…

— Что? — усмехнулся Изместьев, отхлебнув пиво из высокого бокала. — Как улетел, так и вернулся. Делов-то!

— С возвращением возникнут проблемы. У нас это называется «синдром попкорна», то есть можно зависнуть неизвестно где и потеряться навсегда. Я сейчас не буду углубляться, поскольку вам это знать незачем. Но, можете поверить, трагедии случаются покруче четвертой мировой войны… — Окончательно пришедший в себя Вениамин вытер салфеткой губы и пальцы. — А для того чтобы вы окончательно убедились в правдивости моих слов, я кое-что хочу продемонстрировать.

С этими словами он поднялся и направился к ближайшему столику, где сидели парень с девушкой и молча улыбались друг другу. Аркадий профессионально отметил, что парня еще слегка покачивает.

Вениамин долго о чем-то договаривался с сидящей парочкой, наконец девушка вытащила из кармана свой мобильник и протянула Вениамину. Поблагодарив ее, «воскрешенный» невозмутимо направился к другому столику.

Изместьев поймал себя на мысли, что так разыграть гипогликемию, как это сделал воскрешенный им больной, и Станиславский не смог бы. Парень действительно не болел раньше диабетом, факт! Диабетики так себя не ведут, они чувствуют изменения состояния. Но тогда получается одно из двух: либо в больное тело Вениамина действительно кто-то вселился, либо его девушка что-то перепутала и приняла за своего парня совсем другого человека, что кажется абсурдом еще больше. Кому же верить?

— Сейчас мы позвоним в прошлое, например, недельной давности, — заговорщицки подмигнув, Вениамин уселся за столик, вертя в руках два мобильника. — Слава богу, с телекоммуникациями у вас более-менее. Не на острове живете. У вас мобильник с собой?

Снисходительно улыбаясь, Аркадий достал из кармана сотовый и протянул собеседнику. Позвонить в прошлое! Что еще взбредет в голову этому «очнувшемуся»? Может, научит сквозь стену проходить? Тогда вечная семейная проблема Изместьевых — финансовая — будет решена окончательно и бесповоротно.

Вениамин тем временем исполнял на трех клавиатурах только им слышимую мелодию. Наконец два из трех телефонов зазвенели, а Вениамин почему-то схватил третью трубку. Когда звонки утихли, парень крикнул в нее:

— Здравствуйте, Аркадий Ильич, с вами говорит Карл Клойтцер… Только не бросайте трубку, я из ближайшего будущего… Ради бога, я понимаю, что звучит достаточно дико, но поговорите с самим собой, и сами все…

Протянуть Изместьеву трубку он не успел:

— К сожалению, вы оборвали связь, — развел он руками. — Повторить соединение вряд ли удастся, хозяева телефонов волнуются.

Вениамин указал на девушку, направлявшуюся к их столику. У Изместьева в голове застряло сочетание «Карл Клойтцер». Черт возьми, где-то он уже слышал нечто подобное. Когда Вениамин вернул телефоны владельцам, в груди доктора что-то перевернулось: он вспомнил этот звонок. Когда Жанна удалялась от него по аллее, покачивая бедрами, ему позвонили. Будучи в состоянии, близком к прострации, он не особо прислушивался. Но имя и фамилию говорившего запомнил. Сочетание «Карл Клойтцер» так просто из памяти не выветрится.

— Это мои настоящие имя и фамилия, — уточнил Вениамин, подзывая официанта. — Что-то вас в момент разговора очень взбудоражило. Вы не совсем адекватно отвечали на вопросы.

Где-то под диафрагмой Изместьев чувствовал неприятную пустоту. Словно только что на его глазах приземлилась летающая тарелка с гуманоидами, высадила целый отряд головастиков, которые в считанные секунды приняли земное обличье и спокойно влились в ряды ничего не подозревающих соотечественников. Доктор при этом — единственный свидетель, а под рукой, как назло, ни фотоаппарата, ни видеокамеры…

На порывистом ветру от ее уверенности не осталось и следа. Где она его найдет? Можно, конечно, отправиться в аллею подсолнухов… Так они называли уголок парка культуры, где каким-то чудом вырос подсолнух. Один-единственный. Но что-то подсказывало Кристине, что Венечки там не будет. Как не будет и в кафе «Робертино», и на набережной. В кафе у них произошло первое свидание. Было все так романтично… Нигде ее любимого не будет. Нигде.

Эх, Веня, Веня, о главном ты так и не узнал. И вряд ли уже узнаешь. Дельфин забыл про свою русалку.

А русалка так ждала и одновременно боялась этого. Думала тем же вечером и признаться. После фильма. Не судьба?

Кристина вдруг вспомнила скандал, учиненный матерью неделю назад, когда она предложила познакомить ее со своим избранником. С такими горящими глазами Кристина свою маму не видела никогда.

— Замуж за диабетика?! — кричала педагог с почти двадцатилетним стажем. — Ты что, девушка, рехнулась?

Девушка стояла в этот момент лицом к окну в их крохотной комнате старой коммуналки и больше всего на свете мечтала превратиться в муху, ползущую по стеклу с наружной стороны, чтобы не слышать таких слов от самого близкого человека. Мать кружила по комнате подобно ястребу, размахивая полами шали (пола — нижняя часть раскрывающейся спереди одежды; к шали это не относится) словно крыльями:

— Потомство какое будет, ты подумала? Эти бесконечные уколы!..

— Опомнись, тебе потом будет очень стыдно за свои слова, — попыталась Кристина образумить мать, но та не хотела ее слушать:

— Ты — моя дочь!!! И я не хочу, чтобы моя дочь связывала свою жизнь с инвалидом! Любовь-морковь пройдет! Гормоны выветрятся, а болезнь никуда не денется, она станет лишь тяжелей с годами-то! Надо ответственно подходить к своему будущему, девочка! Комы там всякие, опять же… Ну куда ты смотрела? Куда?

— Туда же, куда и все, — перешла девушка на предложенный тон.

— Тогда почему второй месяц ты не пользуешься тампонами? — выпалила мать аргумент, на который в их неполной семье был наложен негласный запрет. — Я наблюдаю! Залетела, кумушка?

Кристине вдруг показалось, что заоконная муха услышала слова ее матери и, потрясенная, улетела прочь.

— Замолчи немедленно! — закричала девушка. — Как тебе не совестно? Как твой язык повернулся такое…

— Повернулся, дочура, повернулся. И ты знаешь, что я права!

С этими словами мать хлопнула дверью и больше не заходила в ее комнату. Два дня они не разговаривают друг с другом.

Господи, неужели мама оказалась права и ты, Венечка, меня покинул? Дельфин сбежал от русалки… Таким странным способом. Но я клянусь, в кинотеатре был ты, и после фильма именно ты меня держал за руку. Так что же произошло? Неужто доктор прав?!.