Прошлой осенью колхозы подчистую сдали льносемя в заготзерно. Кое-кому из больно угодливых и робких, нынче на посев пришлось из казны выпрашивать. И за это их, по высмеху тутановского председателя, драили, как медали с оборотной стороны. Жерат-вовать-то жертвуй, но зачем же от усердия карманы выворачивать. Дмитрий Данилович упустил было это из виду. Мало у кого найдутся льносемена на дополнительный план. Пока "достанут" — неделя, а то и две проедут. Какой уж тут сев. Горяшину будет не до льноводческого звена. И поездка его к ним в колхоз отпадет. Зав сам, еще на совещании, должен бы поднять "вопрос" о семенах. Но как, коли, под его руководством они изыма-лись.

Дмитрий Данилович еще раз попросил Серафима Алексеевича, чтобы проследил за отправкой сеялок, и уехал с твердым намерением, что завтра засеет пшеницей все Дани-лово поле. Был даже доволен, что та вот в колхозах все вышло с семенами. Может кого-то это и образумит на будущее. Нелепости скапливается, как мирское зло в Татаровом бугре, а потом внезапно и настает очищение.

Смех над демиургенами — издевка над собой.

1.

Заслышав треск мотоцикла, Иван вышел на крыльцо, включил наружќный свет.

— Что так поздно, — спросил отца.

— Хотелось боронование закончить, — ответил Дмитрий Данилович, — мать разве на сказывала, что задержусь. Как она?..

— Посидела с нами, — сказал Иван, — тебя все ждала, да вот легла.

Через веранду и боковое окно, в глубине дома, во второй половине пятистенка, в открытой двери виднелось мерцание телевизора, слышаќлась тихая музыка.

Иван взял у отца мотоцикл, вкатил гараж.

Дмитрий Данилович переоделся, вошел в пятистенок. Сказал Светлане, будто из-далека явился:

— Здравствуй дочка, как дела-то, что нового?..

— Папа, прежде всего к ужину. Как вот говорится: сытый для сыта сеет и пашет, — ответила Светлана на его приветствие заботой хозяйќки. — А новостей сегодня уйма.

Подсели и сами с Иваном к столу.

— Еще не сеяли на своем поле, — спросила Светлана, когда Дмитрий Данилович от-влекся от еды, о чем-то задумавшись.

— Только подготовил поле к севу, — ответил Дмитрий Данилович, доќгадываясь, что дома уже был разговор о льне. — Сев завтра, — досќказал он и глянул на Ивана.

Иван улыбнулся, и Дмитрий Данилович понял, что помех ему не будет. И все же было интересно узнать, что в конторе решили о "координации плана" (слово-то какое в крестьянский дом вошло). Или не успели еще толком обмозговать?.. Спросил Ивана пря-мо:

— Так как там со льном-то?..

Иван опять усмехнулся. И не пряча улыбки, сказал, что сеять нечем. И все с той же веселостью в глазах, рассказал о совещании, о котором узнал от Александры и Виктора Кулякина, заехавшего утром в контору. Сам Иван на совещание в райком не поехал, "ук-лонился". В верхах только что было принято очередное "соответствующее посќтановление", в котором прямо осуждались" нажимы на колхозы", вжившиќеся "волюнтари-стские методы руководства". Секретарь райкома Нестеров и начал доклад с информации о том постановлении. Потом сказал,"каќкие задачи вытекают"… Затем перешел к ходу по-севќной. Перечистил "вместе с тем" "выявленные серьезные недостатки". Переждал, и словно подмененный, другой Нестеров, "Первый", объявил о дополнительном плане сева льна… Вышло все по-чапаевски: "забыть и наплевать, а вот слушайте…" Кому-то это и больно нравилось: "во всем ясность". А кто-то с высмехом в себе, лицемерно, вслух, одоќбрение выскажет решению "Первого". И выйдет как в анекдоте: "Василий Иваныч, вы дуб!" "Да, да, я крепок, силен".

Когда установили кому несколько увеличивать план сева льна, начаќлись прения, обмен опытом по ходу сева. О семенах льна — ни слова. Команда дана — исполняй не пере-ча, а вернее, делай вид, что исполќняешь.

Первым выскочил на трибуну тутановский председатель. Похвалился групповым методом полевых работ. Председатель "Зари", молодой спеќциалист, хихикнул. С места бросил реплику: "Какой молодец". В зале задвигались, заоглядывались. В задних рядах откровенно хохотнули. Нестеров, к удивлению, не подал вида, движения зала на этот раз "не заметил". К чему все замечать, ветерок подует и перестанет, все как вода в стоячем пруде, и уляжется.

В перерыве тутановца поддели с издевкой: "Она, твоя техника, по методу впустую и прогуляет, прокатается туда-сюда, и все "группово". Метод справишь, а за помощью к дяде доброму побежишь, когда за боќронами у тебя по-всамделешному запылит. Какой групповой при нашем мелкополье.."

Все были согласны с председателем "Зари". Даже и сам тутановский председатель. Хмыкали, если со стороны поглядеть, по-дурацки, как над анекдотом о Василии Иваныче. Но вот продолжились прения — как один "одобрили директивы". Совещание и прошло под знаком "групповоќго метода".

Николай Петрович на совещании старался не попадаться на глаза Горяшину. Но тот сам поймал его и насел с льноводческим звеном.

Дмитрию Данииловичу и без рассказа Ивана не трудно было предстаќвить ход со-вещания. Всегда на них прорывалось и выпячивалось что-то особо нелепое. Но к этому как бы уже и попривыкли: так надо. Вот и тут молчок, как по сговору. То, что нет семян, "Первый" это и сам знает, но не ему же поднимать "вопрос". Тоже выгодней сыграть в "незнание". Вот когда председатели из своих контор примутся друг у друга семена (опять же для вида, лукавя) выпрашивать — во всех кабинетах и закипит работа. Прогудят телефонные провода и

на время утихнут. Затем в райком полетят телефонограммы. "Все меры приняты, но…" Это "но" — что угодно: непогода, техника, кадры. В данном случае: "Оплошали с семенами, с осени не позаботились". А что у колхозов их изъяли в счет выполнения плана области "по перќвой заповеди" — немота. Не вздумай верхи гневать, демиургенов треќвожить. Ты же самостоятельный. А если осмелишься — окрик: "Постаноќвления партии и правительства — не для тебя?.." А какое из них?..

Светлана не могла отделаться от какого-то странного чувства: ведь о неладах гово-рилось, постановления не выполняются… А вот горечи ни у Дмитрия Даниловича, ни у Ивана как бы и нет. От невыполнения постановлений по их — только лучше колхозам. Так что же это?..

2

Разговор отца с сыном о совещании в райкоме у "Первого" как бы и закончился на досужем анекдоте. Уже прочно вжилась властная установка на разделение труда: общест-венные демиургены взяли на себя право "творить действительность", а простой, "работ-ный люд" — "претворять" эти творения в жизнь. При этом те и другие дружно и всеми способами отталкиваются от самого дела. И "действительность" без дела не хочет "тво-риться". Идет в раздор и в разброд, оттого что божий человек обокаянен неподобными си-лами и они не дают ему уподобиться истинному Творцу сущего, утверждать сотворенное им. К своему окаянству — у "работных" уже привычка, как к "массовому явлению". И не легко будет изжить его, когда настанет время освобождения от демиургенизма. Вся тя-жесть падет на тех, кто оберег в себе нрав хлебороба, на таких вот, как они, Корины. Время взыва к благу очувствуется всеми, но мало останется избранных, споќсобных быть во свободе. Крепостные мужики, привыкшие к себе таким, тоже противились своему рас-крепощению. Может еще труднее будет освободиться от своего демиургизма и нынешним колхозникам — "работному" люду.

Светлана привела Анну Савельевну к чаю. Дмитрии Данилович усадил ее в кресло.

— Ну и спасибо, — повинилась она, переживая, что за ней приходится ухаживать. Особенно, до стыда, стеснялась тревожить Светлану. Роќдные дочки в городе, а она с их больной матерью. — Посидеть-то и охоќта со всеми, — досказала она. — Послушаю вас, будто и сама дело поќделаю.

При электрическом свете лицо ее не казалось таким прозрачно восќковым, как днем. На ней был бордовый халат, коричневый платок, подарок Светланы. Это и скрывали ху-добу. Выделялись синеватые большие глаза. В них и выражалась радость тех жизненных душевных сил, которые еще держались в ее теле.