— Так что, Игорь Константинович, мы строго придерживаемся указаний райкома. И ваши советы по поднятию плодородия почвы с благодарностью принимаем. Здесь и соз-дадим высокоурожайное поле. А в Гарях супесь, чего от них ждать.

В высказе Александры проглядывалась прикрытая игра-лесть. Колхозный люд в этом поднаторел, а начальство воспринимает такое лукавство как почтение к себе. Старик Соколов, в мыслях хваля проворство Александры, огладил ладонью бороду. Сухов свою ухмылку спрятал в наклоне головы. Дмитрий Данилович принял все как должное. Что еще могла главный агроном сказать. Николай Петрович и совсем не вник в смысл слов ее. Го-ряшину был повод как бы к мягкому отступлению: раз так, то кто противится. Один Саша Жохов не мог замаскировать досаду: Корень забирает таки верх. Глянул на Александру неприязненно: больно хитришь. Сухов, председатель облисполкома, как бы вынуждал председателя колхоза определиться в своем мнении. И Николай Петрович высказался:

— Резон, конечно есть… И земля и для техники простор. При большом поле меньше пустых прогонов, экономия, — повторил то же, на что и Дмитрий Данилович упирал. Но тут как бы свое мнение.

Дмитрий Данилович был доволен. И агроном, и председатель открыто поддержали его. И Горяшин не возразил. А это, считай согласие райкома на срытие Татарова бугра и соединение полей. И Саше Жохову ничего не остается, как подчиниться. Мысли Дмитрия Даниловича прервал голос Сухова.

— Ну что же, вопрос-то и ясен, — высказал он голосом первого тут демиургена, ито-жа выводы комиссии. — Так что ли, Игорь Константинович?.. Руководство колхоза за но-вое поле, — с улыбкой глянул на Николая Петровича.

Горяшин развел перед собою руки. И впервые за время всей этой экскурсии по мо-ховской земле, озарил лица чем-то похожим на улыбку.

— Раз уж тут пугает, — сыронизировал и он, выделяя голосом последнее слово, — раз уж клятое место, так единственный способ истребить гнездо нечистой силы.

Смешки и улыбки, появившиеся было на лицах при этих словах Горяшина, враз сменились чуть ли не испугом, из лозняка с резким шумом, свистя крыльями, взвилась черная птица. Устрашающе каркнув, пролетела над озерцом к дороге, где стояли машины. Николай Петрович, проследив за ее ходом, запоздало хохотнул, сказал Горяшину:

— Вот вам, Игорь Константинович, и подтверждение пугания…

В каком-то принужденном молчании, веря и не веря в это пугание, постояли, огля-дываясь и ожидая чуда. Дмитрию Даниловичу подумалось, что Старик Соколов Яков Фи-липпович, своим умыслом вызвал черную птицу. И она подчинилась его воле, взлетела, смутив демиургенов

С Татарова бугра, будто в совещания, где каждого ненамеренно чем-то озадачили, прошли к машинам. Николая Петровича Сухов пригласил в свою "волгу". Горяшин с Жо-ховым поехали в райкомовской машине. Дмитрий Данилович, Старик Соколов и Алексан-дра сели в председательский "уазик". Черная птица навеяла на каждого какие-то свои чув-ства. Но их нельзя было высказать, да никому и не хотелось говорить.

Дмитрия Даниловича заботило само дело. Решение вроде и принято, поле новое позволено ему сотворить. Но теперь надо опасаться другого. Нажима, безрассудного то-ропления махом спихнуть бугор в озерцо. Подхлестнут и мелиораторов. И они загонят сюда всю технику, выворотят сосны и кустарник, свалят все в кучу примнут и сожгут. Пустят бульдозер, за день все и сравняют. А дело это требует неторопливости. Из озерца прежде следует выгрести ил, из логовины — перегной. И сосны на дело прибрать. Николай Петрович окажется как бы в тисках, с одной стороны заместитель со своей правдой, с дру-гой — окрик райкома: "давай, давай". Все посерединные должностные демиургены — жи-вые люди, "без самих себя". Забота у них — верхушке угодить, и следить, чтобы какой Иван за их спиной не выкинул коленце.

На святой Руси — все как в сказке. Только когда настанет неминучая — Иванушке су-лят волю, и он вытягивает державный воз из топи. Но минует лихо — и он опять в высмехе под властью "умников". Нет, нет, да иногда и выспросит себя: "Для чего же это я им по-трафляю?.." Но опять продолжает жить тихо до новой неминучей… Так из века в век и по-вторяется. И будет повторяться, пока сам Иванушка не перестанет беззаботно время тя-нуть… Но как вот ему нынче перестать — демиургены не дремлют. Разбили единый люд на классы. Одних гегемонами назвали, других — их союзниками сделали. А остальных про-слойкой объявили. Вроде пирог с начинкой испекли. Но в ней-то, этой начинке, упакован-ной между верхом и низом, как раз и прорастают демиургены… Вот и пойми тут, к какому классу относится ты сам, заместитель председателя колхоза? Никакой ты уже и не кре-стьянин. Но и не гегемон… Вылетел отовсюду, как стреляная гильза из патронника. Го-родские гости язвят: "Не на классы, а на сорта нас разделили: на униженно простых, на затылоглазников, и на этих самых демиургенов, творителей всего нашего действительно-го. Зимогоры текут из деревень в города, как ручейки в реку, чтобы там попасть в демиур-гены. Но для этого полагается походить в затылоглазниках…" А Иваны все так и ждут своего часа. Но тоже уже… В этой вот их компании, выехавшей на Татаров бугор, как раз и наличествуют все выти "нашего общественного строя". Не что иное — как новое старое, многое с ним схожее. Баринов — помещиков вроде и нет. Их место заняли "Первые", по-круче нравом. Слово это произносится с насмешечкой и берется в кавычки. И не спроста. Настоящий Первый — он один на Руси — вот Петр Первый. А тут "Первых" тьма. И от кого они отделяются первенством? От Иванов "Дураков"?.. Те и другие прозвания в кавычках, понимай по-своему, как знаешь. Все эти разговоры-шуточки городских гостей не шуточно и льнут к мужицкому языку. Может это и есть приближения очередной неминучей. И он вот, Дмитрий Данилович, волею провидения готовится к ней.

Подъехали к конторе колхоза, вышли из машины. Сухов распрощался со Стариком Соколовым и Дмитрием Даниловичем. Дмитрий Данилович заторопился в мастерские. Яков Филиппович прошел с ним, сказал ему:

— Теперь у тебя, Данилыч, будет втрое забот. Решить-то как бы и решили, а бумага с прежним решением о тех же Гарях не похерена. Как вот и зло на Татаровом бугре… За-тянется время и вынырнет бес, как черная птица, и обворожит. На дне озерца надо недуг искать. Оставить нечисть там — значит и беду не изжить.

— Знамо раздоры будут, — согласился Дмитрии Данилович. — Этой осенью работы не начнешь. Поле надо под пар отвести: а как, коли пары под запретом… Мелиораторам не впишут в план очистку озерца и логовины…

Вдруг и самое малое не делается.

1

Нельзя сказать, чтобы Дмитрий Данилович обрадовался, когда Сашу Жохова "про-катили на вороных" — не избрали вновь секретарем колхозной парторганизации. "За" — все-го два голоса. Скорее, самого Саши и Николая Петровича. Или Авдюхи Ключева. Но Ав-дюха из ревности, что Саша больно прыток, мог и против проголосовать. Секретари парт-бюро, кто бы он ни были, не так уж и отличается один от другого. Также обязан "соблю-дать" и "следовать"… Вроде и попривыкли к Саше Жохову. Заранее знаешь, когда и поче-му он будет "за" и когда "против". Можно и словчить, и подыграть ему. С каким еще но-ровом новый будет? Да если еще "варяга" пришлют… И все же Дмитрии Данилович голо-совал против Саши. И не только по убеждению, скорее, от безразличия и по настроению остальных: авось что-то и глянет… Саша вреден был больше не тем, что угодливо следо-вал, а тем, что преследовал жертву свою яро и со злобой. Как вот бывало и активист кол-лективизации Авдюха Ключев. Взялся Саша критиковать Корня за отсебятину, и не отста-вал, будто Дмитрий Далилович у него теляти съел. Но опять же — может ли Саша иначе, если ходит под Горяшиным, который на эту "отсебятину" смотрит как на вражью вылазку, должность парторга и толкает Сашу "идею" блюсти, а за нее ведь и на смерть идут.