Дом — это весь мир в самом тебе.

1

Надвигались холода. И в уюте дома как бы уже со стороны гляделось на все, что пришлось пережить-перетерпеть за страдную пору. Сброшеќна с плеч понудная работа, за-ставлявшая горбиться. Дмитрий Данилович домом своим считал и свое Данилово поле. Есть теперь у него большая о нем забота, обновляющая его жизнь. Поле его сулит ему, какую ни на есть, а все же свободу. Об этом и думалось и строились новые планы.

В гуще леса за Кузнецовым полем Дмитрий Данилович давно приглядел ядреную осину. И вот в благом настроении помечталось о новой комяге. Мастерить ее надо с лег-ким сердцем. Лучше и не начинать, если нет покоя в себе и мира. А где ему быть, миру-то?.. Но все же что-то уже и проглядывалось и веселило душу. И она взывала руки к за-бытому досужему ремеслу.

Лесника Колосова попросил приберечь ладное дерево. Хотя кто бы на осину нынче позарился. На дрова березы поглаже высматривают. А нет — так и сосну строевую, и елку свалят… Раньше бы такая осина на счету и на глазу у мирян была. Надлежало такое дерево на сходе выпрашивать. Были в Мохове и комяжники, лукошечники. Из осиновой стружки

плели корзинки, шляпки. Колосов сказал Дмитрию Даниловичу:

— Да что ты, Данилыч?.. Кому по уму пережнее ремесличанье… Бери, коли надо.

Такое обидно было слушать о моховцах. Сам Колосов гнул в свое время и зыбки, делал сенные плетни. Мастерил и комяги. И вот на тебе — кому по уму.

Освобожденный от тревог о своем поле, Дмитрий Данилович ощутил в себе побу-жденность, тягу к отдохновенному делу, мужицкому ремеслу. Отправился с "дружбой" в лес к заветной осине.

Взялся морозец, землю прихватило коркой, встала Шелекша. Летели неслышно снежинки из пелены серых облаков. В груди покой, дома уют. Белое поле, лес оголенный, тихий простор и ты в нем вольный.

К осине он ходил по два дня, торопиться не хотелось. Сначала уложил подкладки, куда ей упасть. Осмотрелся, как бы свыкаясь с тем, что этоќму дереву, как и всему на свете, подошел свой срок. На другой день спилил осину. Обрубил сучки, сложил их высокой ку-чей. Подойдут лоќси, зайчишки погложут свежую кору. И медведь мог бы тоже набить этим добром брюхо свое… Затесал комель, вышло вроде полоза. Подсыплет снегу, окреп-нет лед на реке, и он подъедет на тракторе, подцеќпит тросом за комель и отвезет ствол де-рева к дому. Считай дело и начатым.

Лесом через болотняк пошел домой. Давно так нахаживал. И все потому, что был при должности. И вот ныне как бы сам по себе. Колхозный люд в лес, на болото почти уже и не ходит, Отучились. Разве что кто из приезжих городских былое вспомнит. Ягоды — брусника, черника, морошка, гонобобель остаются нетронутыми. Кого-то отпугивал Та-таров бугор, но больше оговоры: поля не убраны, а он по грибы, по ягоды. Припомнят и в чем-то тебя обойдут, чего-то недодадут.

Морозы сковали землю рано. После Октябрьской Дмитрий Данилович приволок осину к дому. Выпилил пятиметровый кряж, остатки ствола разделал, в хозяйстве приго-дится. Комлевой кряж втащили с Иваном лебедкой в мастерскую, поставили на колодки. Вот и работа в зимние вечера. Они ныне тягостные и бездельные. Ни поле пахать, ни луг косить никто тебя не пошлет. А дело свое опять же вроде как и не по закону. Да и леность стала одолевать. О деле мыслей нет и руки дряхлеют. И Божий человек, колхозничек, ста-новится пустосуетным. Чего не хваќтает по дому — можно и спроворить, попросту — украсть. Такое уже дозќволительно, греха нет… А так ли бы надо по природе-то крестьянской? Страдным трудом в лето и осень запасается дом всем необходимым, что дарит земля. Сы-тая зима копит душевные силы. И ты щедр в помыслах, и тянет тебя к привычному досу-жему ремеслу, отрада душе. А нынешний селянин — уже и не крестьянин, не мужик все-умелец. Но и такому ему чего бы дом свой ладно не устроить. Но все становится посты-лым, когќда над тобой свист кнута. И ждешь — огреют им тебя, или пронесет. И уже привы-каешь к такому жданью, как лошадь к узде, пес к поводку… Корины, как могли, глушили в себе эту подавленность. Берегли дом, как тело свое от ушиба. Без такого бережения себя нет покоя. О доме это был завет дедушки, Данила Игнатьича. Сам он как бы и не уходил из своего дома, оставался в нем живым наставником.

2

Стылой осенью и лютой зимой, даже зимогора, свыкшегося со своей беспризорно-стью, влечет уют дома. Огонь от пылающих в печке сухих поленьев — кого не заворожит по вечерам. В этом печном огне вся буйственность природы, укротившейся к зиме, как хмельной гость после праздника. Человек в тех же законах, что и Вселенная. И ему, как и всей земной природе, предназначено в свое время притихать, чтобы взглянуть на Божий мир без упрека и жалоб. За окном темень и стужа, а у тебя избяное тепло и свет. И ты умиротворен при своем тихом деле.

Дом Кориных оставался таким, каким его оставил новым Кориным дедушка Дани-ло. Дом вечен и жизнь должна идти в нем без конца. Одни уходят, другие приходят длить тобой начатое.

Светлане нравилось, когда по вечерам выставлялся на стол шумевќший самовар, сверкающий медалями на медных боках. Этим самоварным шумом все в доме как бы оду-хотворялось. С тобой разговаривало все, что в нем. И столы, и стулья, и полочки. Подава-ли свой голос и гладќко выструганные стены с закругленными углами и искусно законопа-ченќными пазами. Из ладных рамок, как живые из окон, глядели на тебя фото-графии и картины. Привечали тебя и плотно пригнанные одна к другой половицы, застланные по-ловиками, вытканными еще в благую деревенскую пору. Как бы светили тебе, словно звезды с неба, сучки на потолочиќнах. Это все единилось для Светланы в высказ — "свой дом". Стоит разыќграться воображению — и ты переносишься в живой мир природы из этой цивилизации. Внутри дома ничего не красилось. Только мылось с дресвой, скоблилось, чистилось. И оттого держался в нем здоровый дух ядќреного дерева, леса. Покрась те же двери, окна, выбели косяки, оклей обоями стены — и все пойдет в крик, исчезнет живая те-плота, и при жаркой печке будет холодно. А узоры дерева никогда не надоедают, они как музыка духовая тихо вливаются в тебя. В них постоянная новизна. Гляди и раздумывай, гадай, чем земная жизнь должна радовать человека, и чем ему надо в ней дорожить…

Самовар представлялся Светлане непременным обитателем каждого деќревенского дома-жилья. Человек озаряется, слыша в самоварном напеве шум леса, журчание ручья по весне, шелест хлебов в поле, перелив луќговых трав. Воздается душевный покой, рождают-ся мечты о мире, в коем ты творец, а с ними и защищенность от наплыва смутных тревог. Все омрачающее тебя остается снаружи, за порогом, как соскобленная с сапог дорожная глина. Домашность складывает и характер селянина. Вспоминается прошлое, а с ним и провидение будущего. И гость привечен домовитым баском самовара. Без своего уюта в доме ты — не личность. Как бы не "Я" сам, а безликие "мы", казенные общественники. И надо беречь сложившиеся веками обычаи. И вместе с этим просвещаться, не руша свои привычный нрав. Пытливым умельцам приобщаться к миру кульќтуры и науки, ширить свой земледельческий кругозор. Это были мысли Светланы учительницы. Русь земельная на земле и должна возрастать. Народ, нацию делают великой и благоденственной высокое земледелие, наука, внедряемая в жизнь и легкость передвижений по своей земле. Человек должен не бежать с земли, а утверждать разумом и вольным трудом себя хозяином-творителем в своих пределах.

Слаженный быт дома Кориных Светлане нравился и она его приняла, к только во-шла в дом. И дом ее принял. И как бы позволил чего-то и свое в него внести. В буфете-теремке, выделанном дедушкой Данилом, береглась старинная посуда, спасенная от по-жара, а потом припрятанная, как вот отшучивался Дмитрий Данилович, "от экспроприа-ции твердозаданца". Царского времени купеческие тарелки, чашки, ложки, ножи вилки, рюмки, бокалы и разное другое для гостевого стола. Анна Савельевна выставляла все это только в праздники, когда собирались гости. Светќлана называла Анну Савельевну мамой. Уговорила ее подавить хорошую посуду и для себя по воскресениям, а иногда и в будние дни, когда все собираются за столом при хорошем настроений. Праздник должен быть и в твоей душе. Самим ведь приятно, когда на белой скатерти необыкновенная посуда. Душа радуется, а от этого и дело спорится. Анна Савельевна сказала Светлане: