Анна поела немного, отодвинула тарелку. Дмитрий Данилович добавил еще себе. Хотелось отвлечь Анну от недуга, рассказать о своих делах. Завтра вот будет сеять пше-ницу на своем поле. И о Кузнецове сказал:
— Удружил соседушка, напахал, насоревнованил. — Что в лесники Саша метит, умолчал, не больно веря в это и сам.
О перепашке Кузнецова поля ни Анне, ни Ивану со Светланой решил пока не гово-рить. Анну только расстроишь, а Иван начнет отговаривать: затянешь сев, чего выгада-ешь?.. Он и сам, пожалуй, так бы сказал, будь заместителем председателя. Должность и берет верх над здравым смыслом, взыгрывает азарт руководителя.
Анна ничего не сказала о Саше. Не отозвалась, как на ненарочный высказ о посто-роннем. Послала Дмитрия Даниловича в погреб за огурќчиками. И она поприохотится к со-лененькому-то.
Огурцы прошлой осенью она высаживала сама. На весну засолила отдеќльно в ка-душке. Дедушка Данило вывел свой сорт для засолки. Его огуќрцы и держались в особом засоле до новых.
— Не знаю вот, что и делать, — придя из погреба и садясь за жаркое, не утерпел, вы-дал свою заботу о плохой вспашке поля Сашей Жоховым.
— Его бы вот самого и заставить перепахивать, — обмолвилась Анна. И тут же возра-зила себе: — Да уж какой Саша пахарь. На уме у него совсем другое. Прасковья сказывала, метит в лесники.
Это известие, услышанное от Анны, Дмитрия Даниловича по-серьезному насторо-жило. Значит, дорожка Сашей задумно торилась к лесу. Говори, не говори о леснике, Са-шу уже не остановишь. И нечего душу себе терзать, будет Саша лесником.
Поглядел на Анну, вдруг примолкшую. Худое лицо заострилось, руки опустились на колени. Вся она показалась вдруг маленькой, сморщенной. Только глаза тлели, как угольки под тонкой пеленой в потухающем коќстре.
— Ты устала, Нюша, — сказал он ей. Подлел, подхватил ее, — давай я тебя отнесу… — Легкая-то какая, прошло в сознании.
— И ты поди отдохни, — сказала она ему, когда он присел возле ее кровати. — Посу-ду-то и оставь, только прикрой. Света вымоет… Посыќлку вот она получила на школу, ро-зы, Иван сказывал. Посадите, зацветут, так может и я погляжу…
Дмитрий Данилович промолчал. Что-то жуткое изошло из слов Анны: "Может и я погляжу". Вышел, когда она прикрыла глаза, вроде как задремала.
3
Он любил разводить цветы, так же как и сажать деревья. Это у Кориќных делалось все как бы между прочим, в промежутье дела, на досуге. Цветы в крестьянском хозяйстве — красота без пользы. А мужик во всем привык видеть прок. В проке у него и главная кра-сота. Досуг нужен и огороду — тут красота с большой поќльзой. А когда этой пользы в дос-татке — влечение и к красоте чистой, как бы только для глаза. Это вот цветы под окном в палисаднике, и деревья в овиннике… Деревья — тут еще связь через себя прошлого с со-бой будущим: до тебя на них глядели другие, теперь ты гляќдишь, и после тебя будут гля-деть. Деревья, как и поле — где вечно родится хлеб.
Дмитрий Данилович надеялся, что придет большая техника, молодежь увлечется земледельческим трудом и у крестьянина появится больше доќсуга. Но поры такой вблизи не виделось, что-то она отворачиќвается от человека, жизнь становится суматошней и без-рассудней. От тебя все чего-то и кто-то требует, непонятного и тебе и тому, кто требует. И боремся, одолеваем старое, самих себя. Кода вокруг борьба как способ жизни, она вызыќвает раздоры и в твоем доме. И тут уж не до цветов и садов. Но Кориќны от своего уверо-вания не отступили — после худа непременно хорошее и доброе время настанет, только вот надо это добро постоянно в себе держать.
То, что Светлана получила посылку с черенками роз, обрадовало Дмиќтрия Данило-вича. Анна высаживала неприхотливые астры и георгины в палисаднике. Цвели броско, но неги такой, чтобы не только глаз раќдовало, но и душу в них не было.
Как-то зимой, под настроение, Дмитрий Данилович сказал, что их приходский ба-тюшка, отец Матвей, йод окнами у себя высаживал розы. Словно диковинкой заморской любовались ими прихожане. Стали они красоваться и в палисадниках мирян, дедушка Да-нило тоже развел было, но коллективизация как раз ударила прежде всего по досужей красоте мирного люда. Дедушку отправили на принудиловку, а матери не до тоќго было. Светлана и выписала на школу черенки, не больно веря, что их вышлют.
Прибирая посуду, Дмитрий Данилыч помечтал, где лучше посадить роќзы. Хорошее место в загороде между хмельником и крыжовником. Решил все же полчасика передох-нуть, прилег на веранде на кушетку.
Покой не приходил. Полезли беспокойные мысли. Болезнь Анны, Кузнецово, по-сев льна… Ровно в колеса мужиковой телеги исподтишка всовывали палки, чтобы натуж-ней было ехать.
Случайно вот или не случайно предложил Горяшин засеять льном Данилово по-ле?.. Прильнет как репей, не отвяжешься. Какая уж тут охота с задором о чем-то думать, мозгами шевелить… Страшный человек этот Горяшин, где бесом к тебе, где пестом дол-банет. И тоже ведь при какой-то своей вере демиургеновой. Вроде дьяка, только не при церкви, и мажет не елеем, а смрадом дымит и душит. Отец Матвей мирян пытал о стари-не, хорошим дивил. А горяшинское диво — что из-за угла поленом. Настоящей должности его Дмитрий Данилович так и не знал, был замом, теперь вроде зав. Да и какая разница. Одним словом — творитель нашего действительного… А кто же мы?.. Нет ответа.
Будто кем подтолкнутый, вскочил с кушетки. Не сегодня наша жизнь началась и не должна она идти не по-нашему. Перед уходом заглянул к Анне. На легкий шорох двери она приоткрыќла глаза, приподняла руку, лежавшую на одеяле. Проводила его взгляќдом; иди… Может, в эту минуту и ей грезилось свое поле, которое доќводилось засевать.
Заехал к бригадиру полеводов Фомичу, попросил, чтобы завтра с утќра пораньше семена пшеницы подвезли на Данилово поле и сеяльщиков наќрядил. От бригадира свер-нул к мастерским. Механик Колотин был на обеде. Поехал к нему домой. Если сам отды-хает, подумал, оставлю заќписку. Серафим Алексеич человек аккуратный, все и сделает.
У Колотиных в сенцах пили чай. Дмитрий Данилович извинился, от приглашения к столу отказался. Куда в комбинезоне, да и дома только что отобедал. Хозяин хотел было выйти на крыльцо, но Дмитрий Данилович сказал, что пришел с единственной просьбой, чтобы завтра с утра поќдвезли сеялки за Шелекшу, на Данилове поле. На бригадира трак-торисќтов Семенова не больно надеется.
Серафим Коротин опустил взгляд, замешкался. Это Дмитрия Даниловиќча насторо-жило, и он сказал:
— Я подожду, Серафим Алексеич, допивайте чай. — Подмыќвало узнать, что же про-изошло в конторе после того, как председатель вернулся с совещания. Вышел, сел на за-валинку возле крыльца.
Колотин был хорошим механиком, из рода старых деревенских кузнецов, о кото-рых говорили, что они на наковальне железом играют, в узорные узлы его вяжут. К земле большого пристрастия не имел, а технику креќстьянскую любил. Заведовать мастерскими он стал при Дмитрии Даниловиче. Перешел в колхоз из сельхозтехники. В заработке ма-лость и поќтерял, но оправдывал свой переход тем, что в колхозных мастерских раќботу свою видишь. Машину в поле и провожаешь, и встречаешь, как свою корову из стада. Мягкий, отзывчивый, малость с чудинкой (вот тракќтор и машины с коровой сравнил), как и все своеобразные люди. По хаќрактеру напоминал Дмитрию Даниловичу своего отца — дедушку. Так же совестился за поступки других. Старался сгладить всякие трения межќду Дмитрием Даниловичем и Николаем Петровичем.
Серафим Петрович тут же и вышел под окошко. Пригладил ладонью свеќтлые воло-сы, покивал головой, вроде как сочувствуя в чем-то, сел ряќдом. И Дмитрии Данилович сказал ему о своем разговоре в поле с преќдседателем.
— Да Николай Петрович и не помышлял засевать Данилове поле льном, — как бы за-щищая председателя, проговорил Колотин. — Но больно Горяшин наседал, льноводческое звено ему мерещится. Чудное там у них соќвещание вчера прошло. Сеять-то лен всех обя-зали, а сегодня выявилось, что семян ни у кого нет. А у кого и есть, так тоже говорят, что нет.
