Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Слов о том, что очень многое я смогу рассказать тебе когда-нибудь позже, но не сейчас. – Саймон помолчал, глядя на меня. – Сегодня я могу признаться тебе в любви, в том, что твое тело сводит меня с ума. И я убью любого, кто сделает тебе больно, но ты должна уехать отсюда на несколько дней.

– Без проблем.

– И еще: если кто-то спросит, чем я занимаюсь, ты должна отвечать, что работаю с тканями.

– С какими тканями? – не сразу поняла я.

– Нет необходимости убеждать в этом всех и каждого, но если кто-нибудь задаст такой вопрос…

– Мои подруги уже все знают. И мама, брат, дядя, владелец книжного магазинчика для геев по соседству с тем местом, где я жила прежде…

– Я имею в виду незнакомых тебе людей. Если речь зайдет о моей профессии, ты будешь говорить им, что я занимаюсь тканями.

– Как, интересно, об этом может зайти речь? «Эй, чем зарабатывает на жизнь тот парень, с которым я тебя никогда не видел?»

– Ладно, проехали.

– И все же, – настаивала я, – мне придется врать?

– Только не в суде.

– Умение лгать – качество, необходимое для твоей подруги?

– Время от времени.

Ко лжи у меня особое отношение. Оно не имеет ничего общего с моралью (хотя иногда и имеет) – просто вру я отвратительно. Краснею, заикаюсь, глаза начинают косить, и сразу становится ясно, что я пытаюсь сказать неправду. Со мной наверняка случится какой-нибудь припадок, если вдруг придется врать судье. Мне не нужен детектор лжи – все будет ясно по усилившемуся потоотделению.

– Не уверена, что сумею.

– Достаточно уклончивого ответа. Не говори, что не способна на это. Я видел тебя в действии.

Это на самом деле так. Если ты не можешь врать, то учишься увиливать от ответа. Мне пришло в голову, что в эти предрассветные часы и мой бойфренд, и моя лучшая подруга обсуждали со мной мою неспособность лгать. Разница заключалась в следующем: Джо, у которой иногда случались мелкие неприятности с законом, не ожидала от меня, что я смогу солгать ради нее, а Саймон – воплощение закона – ожидал.

Он встал, подошел ко мне, убрал с колен тарелку с крошками и сел на стеклянный кофейный столик.

– Значит, ты никогда мне не врешь?

– Когда я должна исчезнуть?

– Давай поговорим об этом раздетыми. – Саймон взял меня за руку и повел в спальню.

В девять часов меня разбудил телефонный звонок. Какая-то женщина сказала, что звонит из офиса Того-то Сякого и Этакого, и попросила меня быть в Сенчури-Сити в десять тридцать на чтении завещания Дэвида Зетракиса.

Как странно!

Глава 20

«Энтон, Грабаевич и Носуэнджер» оказались менеджерской фирмой на пятом этаже высотки в Сенчури-Сити. Менеджерами чего они были, оставалось неясно, но в Голливуде таких пруд пруди. Менеджеров так много, что возник особый подкласс – менеджеры по управлению менеджерами, – если верить Джо, чьи собственные менеджеры то ли были поглощены менеджерами ее мужа, то ли слились с ними, когда они поженились. Мне в голову пришла идея поздравительной открытки: несколько людей в форме, прежде называющихся служанкой, шофером, уничтожителем крыс и священником, теперь гордо именуются менеджером по дому, менеджером по транспорту, менеджером по грызунам и менеджером по религии.

– Уолли, как твои волосы? – спросил Руперт Линг, когда двери лифта открылись. Он обнял меня словно давнюю подругу, впрочем, возможно, я к этому времени уже и стала, – затем поцеловал Джо.

Я поздоровалась с Максом – в костюме он меньше походил на помощника режиссера и не имел ничего общего с игроком в покер. В вестибюле было полно народу; кое-кто, увидев Джо, отворачивался, другие, напротив, впивались в нее взглядами. Уверена, она была основной темой разговоров.

Неужели они все слушали одну и ту же радиостанцию, передающую новости? И хуже того, поверили в сказанное? В машине я включила радио и наткнулась на интервью с одной из сиделок Дэвида, она утверждала, что Дэвид обрел царствие небесное: «Этот человек просил читать ему Библию. Он не хотел умирать. Его убийца действовал хладнокровно». Сиделка указала также на то, что Джо Рафферти, которая не читала Библию, постоянно была у Дэвида. Репортер, похоже, счел ее свидетельство очень важным и завершил эту часть передачи нарочито тихим голосом, и мне захотелось, съехав на обочину, расправиться с радиоприемником.

С другой стороны, здесь были такие люди, как, например, Руперт, которые явно симпатизировали Джо, выказывали ей молчаливую поддержку. Макс стоял рядом с ней и своим громадным телом, словно щитом, закрывал ее от любопытных взоров.

– Мисс Шелли, мы счастливы, что вы так быстро явились сюда по нашей просьбе. – Какой-то мужчина протянул мне руку. Как и Макс, он был в костюме, но больше напоминавшем униформу, и это давало повод думать, что он не имеет отношения к телевидению. – Меня зовут Нельсон Грабаевич. Мы с трудом нашли ваш номер телефона. А мисс Рафферти я знаю с давних времен. Очень рад снова встретиться с вами – хотя, насколько я понимаю, вы теперь миссис Хоровиц?

Подруга улыбнулась:

– Я по-прежнему Джо, как и в старые времена, когда была рабочей лошадкой, а не женой-трофеем. Рада вас видеть, Нельсон.

Грабаевич повел нас в небольшой конференц-зал, быстро наполнявшийся людьми; многие из них принадлежали к миру мыльных опер. Все это казалось продолжением коктейльной вечеринки Рекса и Триши, хотя их самих здесь не было. Мы нашли свободные места, и тут в зал вошла какая-то пара, встреченная всеми с почтением. Джо подошла к ним и обняла, затем снова села рядом со мной.

– Брат Дэвида, Чарлз, – прошептала она, – с женой Агнес.

– Спасибо всем, что пришли, – сказал Нельсон, выходя вперед. – Особенно мы благодарны Чарлзу и Агнес, которые приехали из Пасо-Роблеса. Как многим из вас известно, Дэвид знал, что умирает, хотя, разумеется, не мог предвидеть, что смерть ему уготована столь трагичная и… преждевременная. Хорошая новость, если можно так выразиться, состоит в следующем: Дэвид успел привести в порядок все свои дела и очень четко изложил посмертную волю. Это облегчает мою работу, хотя смерть такого клиента и друга, как Дэвид, – очень тяжелый удар.

Мне показалось, будто Нельсону не хватает слов, но потом я поняла, что он изо всех сил старается держать себя в руках. Трудно представить людей более привычных к выражению чувств, чем те, кто работает над мыльными операми, но Нельсон не собирался выставлять напоказ свою скорбь. Он поправил очки, пошуршал бумагами и прокашлялся.

– Первым желанием Дэвида было, чтобы его кремировали. Вторым, и это объясняет спешку, с которой мы здесь собрались, – чтобы не было похорон, отпевания или гражданской панихиды. Ничего. По его собственным словам, здесь, на странице третьей… а, вот: «Я провел большую часть своей жизни на съемочных площадках, где слезы – настоящие или фальшивые – обязательны, а потому вдоволь насмотрелся на них. Я также пресытился сценами похорон – в «Под конец дня» их было более двух дюжин; будучи актером, я сыграл свой собственный труп восемь раз. Не стану отговаривать вас от того, чтобы вы открыли бутылку шампанского, подняли за меня бокалы или даже скривили такие физиономии, будто наелись дерьма, – тут Нельсон покраснел, – но никаких зрителей, никаких шоу-плакальщиков, никаких надгробных речей. Поговорите со мной один на один, когда вас посетит мой дух, а не воскресным утром в десять часов. Бога ради, не делайте это в церкви».

Нельсон поднял глаза, будто ожидая вопросов, но все молчали.

Я была разочарована. Я верю в похороны. Согласно «Справочнику по пантеону греческих богов и богинь и их римских соответствий» доктора Паоло Померанца, древние греки тоже верили в обряд погребения и считали его необходимым для того, чтобы спасти душу от вечного странствия. Я нахожу утешение в окружении скорбящих. Похороны нужны живым, а мертвым все едино.

Нельсон перетасовал бумаги.

– Теперь о наследстве. У моей помощницы Эвелин есть копии завещания для всех присутствующих, но я кратко изложу его, поскольку такова была воля Дэвида. Имение переходит к Чарлзу Зетракису, за исключением следующего…

28
{"b":"132863","o":1}