Дом был холодным, построенным большей частью из бетона и стали, с деревянными вкраплениями. Он был пуст, как картинная галерея. В центре гостиной стояла ненаряженная елка. Она была обнажена не потому, что после Рождества с нее сняли все игрушки, просто Рольф Соломон не одобрял украшений и, соответственно, Эллиот Хоровиц тоже. Если уж на то пошло, то Эллиот не верил в Рождество. Минувшее он провел в Вегасе, в деловой поездке. Деревце было свидетельством сентиментального отношения Джо к обычаям, но выглядело одиноким и ненужным. Однако елка была живой, и это воспринималось как существенный прогресс – на их первое Рождество в Соломон-хаусе Эллиот принес «елку», сделанную из железа.

Я тяжело дышала от пробежки до двери дома – занятия спортом или фитнесом не по мне – и гнева, гадая, как долго все это будет продолжаться.

Может, в том, что меня приняли за Джо, не было ничего особенно странного. Мы обе высокие, но вовсе не похожи – просто репортеры не знали, как она выглядит. Джо была звездой только для тех, кто помнил ее роли – в основном ее последнюю работу на телевидении – «Девушка с пистолетом», а также для старых поклонников «Под конец дня». Большая часть человечества не была знакома с ее творчеством. Даже те, кто смотрел вчера выпуски новостей, не узнали бы ее этим утром – таким разительным был контраст между Джо, упакованной как куколка, и Джо в действительности. Она обладала способностью хамелеона менять облик: для того чтобы из обычной Джо стать Джо гламурной, а потом претерпеть обратное превращение, ей было достаточно поменять помаду и воспользоваться компактной пудрой.

Я подошла к окну, стараясь держаться в тени. Парочка все еще ошивалась на подъездной дорожке.

Где будет жить Джо, пока не уляжется вся эта суматоха? Я могла бы спрятаться в любой дыре, имея при себе принадлежности для рисования. Но Джо от одиночества станет очень раздражительной. Я задумалась над тем, где она могла бы устроиться с комфортом.

Соломон-хаус был совершенно неуютным – от этой обстановки бросало в дрожь. Например, здесь не было книг. Встроенные книжные шкафы пустовали, разве что где-нибудь стояла случайная ваза. Никаких цветов. Кошмар.

Ощущение пустоты складывалось потому, что Соломон-хаус изобиловал шкафами и ящиками; я нашла зарядное устройство для сотового телефона в ящике на кухне, большую сумку в шкафу в гостиной, сумочку и одежду Джо в шкафу в спальне, набитом снаряжением для серфинга. Поставив телефон заряжаться, чтобы вдохнуть в него немного жизни перед уходом, я позвонила Саймону.

– Привет, красавица! – отозвался он. – Чем занимаешься?

– Прячусь от репортеров.

– Что ты натворила?

– Не бойся, ничего. Они принимают меня за Джо.

Наступила пауза, и я поняла, что Саймон обдумывает ответ.

– Почему они так считают?

– Да кто их знает! – На самом деле я могла объяснить такой феномен, но решила не делать этого. – Я звоню на случай, если ты попытаешься со мной связаться. Потому что у меня сейчас телефон Джо, а у нее мой.

– По какой причине?

– Все так сложно, – ответила я. – Послушай, я должна идти. Время – деньги. – И, выдав этот афоризм, я поскорее отключилась.

Он зазвонил опять, но я проигнорировала это обстоятельство. Вовсе не обязательно, что это был Саймон, верно? Звонить мог кто угодно.

У меня была одна проблема: с настойчивостью, граничащей с эксцентричностью, Саймон требовал регулярного телефонного контакта. Я хотела познакомить его с обстоятельствами дела, но если он собирается волноваться по поводу каждого непредвиденного случая, то не лучше ли оставить его в неведении? Именно так и следует поступить. Хотя Саймон вряд ли согласился бы с таким решением.

Джо сказала, чтобы я особо не заморачивалась: взяла только ее кроссовки, айпод и сумочки, но я упаковала одежду на два дня и еще всякую всячину, в том числе фотографию ее семьи в рамке, висевшую на внутренней стороне дверцы шкафа. Я представила себе, как ее братья расправляются с репортерами несколькими удачными сериями кулачных ударов. Или выстрелами. И ее сестры тоже. Одному Богу известно, что они могут устроить Эллиоту! Если верить историям, которые я слышала о клане Рафферти, ему лучше держаться подальше от Среднего Запада. А возможно, следует покинуть страну.

Я взяла сорок восемь долларов из свиньи-копилки, чтобы оплатить штрафную квитанцию, которую нашла у Джо в кармане. Незачем давать повод к тому, чтобы ее машину на год конфисковали. Или как там поступают с нарушителями? Я снова посмотрела на улицу, на этот раз из окна спальни. Хорошая новость: джип исчез. Плохая новость: к входной двери направлялся Эллиот.

Придется убегать. Через заднюю дверь и сад. Меньше всего мне хотелось встречаться с неверным мужем подруги.

Входная дверь со скрипом открылась.

– Джо? – позвал он.

Черт побери! Он видел ее «мерседес». И даже припарковался за ним. О чем думал Рольф Соломон, когда проектировал подъездную дорожку, ширина которой рассчитана на одну машину? Этому нет оправдания. Даже в 1924 году люди должны были беситься оттого, что им приходилось отгонять машину, когда первый из приехавших собирался уезжать. Чертовски неудобно! Вот почему этот брак трещал по швам.

– Джо! – еще раз крикнул Эллиот, и на этот раз в его голосе слышалось раздражение.

Я могла залезть в шкаф. Но является ли неловкость ситуации достаточной причиной для того, чтобы прятаться среди досок для серфинга и мокрых костюмов? Наверное, нет. Я вышла из спальни.

– Это я.

Каждый раз, когда вижу Эллиота, меня поражает красота мужа Джо, хотя его лицо выдает тот факт, что он много развлекается и бурно проводит ночи. Но беспутный образ жизни был Эллиоту к лицу, придавал ему еще большую сексуальность. Он владел несколькими профессиями: телепродюсер, любящий риск бизнесмен и игрок. Джо говорила, будто за двадцать лет он трижды сколачивал состояние и трижды разорялся. Сейчас дела у него шли очень хорошо. В финансовом отношении. Что касается личной жизни, то, вероятно, он знал лучшие времена.

– Уолли, привет! – Раздражение исчезло из его голоса – теперь в нем звучала усталость. – Где она?

– Понятия не имею.

– Как это? – Он посмотрел на собранную мной одежду. – Что происходит?

– Я должна передать ей вещи. Она позвонит и скажет, где мы встретимся. Мы поменялись машинами.

– Почему?

– Ее преследует пресса.

Эллиота снова охватило раздражение. Он вынул весьма внушительных размеров мобильник и набрал номер. Нахмурившись, он слушал, как телефон Джо звонит на кухне. Наконец он сказал – очевидно, ее голосовой почте:

– Позвони мне. – Затем засунул мобильник обратно в карман пиджака и показал на собранные вещи: – Эта «Волком», кстати говоря, моя.

– Что? Бейсболка? Я видела ее на Джо десятки раз.

Он промолчал.

– Эллиот, ты ведь не собираешься дергать ее сейчас, правда? – спросила я. – Пожалуйста, скажи, что это так. Нет никого великодушнее Джо.

У него хватило такта засмущаться – он запустил руку в коротко подстриженные волосы. Они были темными, но теперь в них проблескивало седины больше, чем когда я встречалась с ним в последний раз. Последний раз перед вечеринкой у Рекса и Триши. У них я не обратила внимания на его волосы.

– Просто скажи ей, чтобы она ее не потеряла, – попросил он. – Джо то и дело теряет вещи.

Я подумала о том, чего Джо лишилась за несколько последних дней. Дэвида Зетракиса, анонимности, свободы приходить куда угодно, чувства безопасности в собственном доме и иллюзий о муже.

– Почему ты спишь с другими женщинами? – Я сама себе удивилась, задав этот вопрос. Эллиот внушал мне некоторое чувство страха. Не намеренно, просто он слишком харизматичен. Богат. Крутой игрок. Если для него есть место на земле, то это Вегас или Монако, я же принадлежала Бербанку. – Мне просто интересно, – добавила я. – Джо не просила меня задавать тебе этот вопрос.

Он посмотрел мне в глаза.

– Ты когда-нибудь была замужем?

Я отрицательно покачала головой, удивившись, что он не знает этого. Я, конечно же, знала о нем все, от Джо.