Виктор вдруг понял, что он, в своей китайской синтетической бурой куртке под замшу и ботинках с квадратными носами, скоро будет выглядеть здесь белой вороной, однозначно. «Надо рвать когти, – мелькнуло в голове, – хорошо, хоть шапки-ушанки мало изменились». В движении, на улице, отличие его одежды могло меньше бросаться в глаза. Стараясь выглядеть безразлично, он прошел к ближнему выходу – ах, как они все-таки когда-то выглядели классно, эти дубовые двери, как шли они этому залу с классической лепниной, – и направился навстречу неизвестности.

Снаружи метель стихала, и все кругом, словно постель свежевыстиранной и накрахмаленной простыней, было покрыто незапятнанным белым снегом, перераставшим в казалось столь же заснеженное небо, сквозь которое прорастали решетчатые скелеты опор переходного мостика, сваренные из старых рельсов, – их еще долго не заменят на бетонные. Белая ворона полетит над белым снегом, усмехнулся Виктор. Ну что же, так оно и к лучшему.

Толстые доски настила пешеходного мостика слегка прогибались при ходьбе, и Виктор вдруг ощутил отголосок давнего детского страха – когда-то, еще ребенком, он опасался этой высоты, этих прогибающихся досок со щелями между ними, да еще, подтверждая эти страхи, некоторые доски трескались, и от них отлетали куски, а от перил отваливались плохо приваренные прутья до тех пор, пока на настил вместо досок не уложили бетонные плиты и не залили сверху асфальтом. Удивительно, но это неприятное чувство внушило ему некоторую надежду, что, идя по мосту, он опять вернется в тот обжитый, давно покинутый мир, полный безмятежности, надежд и ложных беспокойств и в целом весьма уютный. Даже гудки паровоза, казалось, чем-то его подбадривали. Он узнал – или ему показалось, что узнал, – деревянный забор, отгораживающий пути, заснеженные деревья парка, двухэтажный довоенный дом, возле которого еще не вырос серый параллелепипед общежития БМЗ, а вместо этого росли деревья, скрывавшие маленькую голубую деревянную церковь Петра и Павла, – верно, она еще не была снесена!

Слева Виктор узнал знакомое длинное здание хлебозавода и ближе – одноэтажный домик с большой надписью «Автостанция». Несколько автобусов, которые стояли на расчищенной площади, тоже на первый взгляд были знакомы, во всяком случае, похожи своими округлыми обводами и желто-красной раскраской. Отличие было в том, что из «колокольчика», который висел на черном деревянном столбе, видимо, для объявления рейсов, лилась музыка. Осторожно спускаясь по заметенным за ночь ступеням и смотря себе под ноги, Виктор вслушивался в звуки этого немного неожиданного здесь и даже кажущегося бессмысленным сервиса. Вдруг его что-то словно толкнуло: мелодия была одновременно слишком знакомой, но необычной. Да, он вспомнил эту мелодию: это был шлягер «I wanna be loved by you» из комедии «В джазе только девушки», ключевой номер Мэрилин Монро; но здесь исполнение было в несколько медленном темпе, и певица другая, с каким-то необычным, словно мяукающим голосом, хотя и пела тоже по-английски. Это сочетание вечного хита, ассоциаций с секс-бомбой Мэрилин, детской отечественной послевоенной реальности и взрослого осознания того, что через пять минут здесь может упасть ядерная ракета, создавало впечатление какого-то сюра.

Виктор пересек площадь автостанции, ожидая найти за углом рынок; тем временем песня закончилась, и диктор начал рассказывать новости спорта – оказывается, это была трансляция по радио. Мимо него по Ульянова проехали сани, запряженные серой в яблоках лошадью; правил ими весьма живописный мужчина с бородой. Колхозник, наверное… Впрочем, а эта улица действительно здесь Ульянова? Виктор помнил, что на автостанции, пока ее не снесли, сохранилась табличка со старым названием. Удивительно, но она и здесь оказалась на том же месте. Так и есть: «Улица Ленина».

Рынок оказался на старом месте, и даже два павильона его к этому году были достроены и покрашены в песочно-желтый цвет; но только были они более спартанского вида, без лепнины, торцевые стены их поверху были сложены не по дуге, а треугольником, что делало их похожими на фабричные корпуса; за ними проглядывался силуэт водокачки, которая здесь еще не была снесена. Но больше всего Виктора удивило то, что вместо троллейбусной линии, которой в пятьдесят восьмом еще здесь быть не полагалось, на белом снегу перед рынком чернели геометрически ровные кривые трамвайных рельсов!

Впрочем, он знал, что вначале в Брянске собирались строить трамвай и отказались от этого во многом из-за пристрастий Никиты Сергеевича к троллейбусу. Раз в этом варианте наверху другое руководство, значит, трамвай и построили, заключил Виктор. Вполне логично. Вон, даже двухпутку сразу сделали на выделенной линии.

Трамвайный сюрприз как-то сразу поднял Виктору настроение. Рельсовый общественный транспорт всегда казался ему более основательным и солидным: автобус – он в любой деревне есть, а вот метро или трамвай говорят о том, что город большой или хотя бы с давней историей. «Интересно бы посмотреть, что тут у них по этим рельсам ходит», – мелькнуло в голове.

Средство передвижения не заставило себя долго ждать. Из глубины улицы 3-го Интернационала послышался звонок, и мимо Виктора, скрежеща колесами в кривой, проплыли в сторону Стальзавода два вагончика – моторный и прицепной. Они были короткими, двухосными и чем-то напомнили Виктору те, что он когда-то видел в Евпатории. Маршрут оказался «тройкой», спереди у вагончиков висели большие буквы «УВЗ» (Уральский вагонзавод, что ли, подумал он), а на боках, над окнами, по-дореволюционному висели два рекламных транспаранта. Надпись на транспаранте на моторном вагоне категорически гласила: «Бога нет», – а на прицепном столь же категорически: «Покупайте сервелат».

«Да, если у них тут социализм, то не совсем такой, как наш…»

Виктор машинально двинулся в сторону, где раньше у рынка была остановка троллейбуса. Тротуар возле станционного забора был полностью занесен; стоянки такси тоже не было видно – то ли в этой реальности такси не существовало, то ли стоянка была на автостанции. Пришлось идти по краю проезжей части; но не успел Виктор проследовать и двух метров, как сзади послышался гудок. Мимо проехал грузовичок-фургон защитного цвета, похожий на послевоенный «Опель-Блитц», но с кабиной от «газона» и вертикальной решеткой радиатора. Сбоку на фургоне было крупными белыми буквами выведено «Хлеб». Грузовичок повернул к воротам хлебозавода и опять трубно засигналил.

До Виктора вдруг дошло, что он идет не туда: остановка трамвая была напротив входа в рынок, там, где сейчас (или теперь уже «тогда»?) останавливалась «десятка». Да и в карманах у него не было ни копейки здешних денег. Знать бы, как они вообще выглядят…

Четкого плана действий у него пока не появилось, он вернулся, перешел Ульянова-Ленина на другую сторону и двинулся по 3-го Интернационала к центру Бежицы, чтобы осмотреться и в надежде, что это подскажет какую-то идею. Несмотря на отсутствие денег, документов и надвигающуюся проблему с питанием, его глодало любопытство: как же это тут будет выглядеть?

С деревьев за церковной оградой комками осыпался налетевший снег. Радиорупор на автостанции закончил спортивные новости и замурлыкал беспечный фокстротик нэповских времен: «Не пробуждай ото сна, этого дивного сна…» По узкой тропинке, протоптанной средь сугробов, зашагалось свободно и легко.

Внезапно до слуха Виктора откуда-то со стороны Молодежной донесся приглушенный дальним расстоянием пистолетный выстрел; через непродолжительное время послышались еще два; он остановился в надежде уловить еще что-нибудь, но уже больше ничто не нарушало утреннего благолепия, и все так же мурлыкал все тот же фокстротик громкоговоритель.

Не так уж и спокоен был этот мир, каким казался.

Путь до улицы Куйбышева показался Виктору длинным до бесконечности.