— Еще коньяку?

— Нет, спасибо. Чем не фантазия? Чтобы рейхсфюреру самому не светиться, введете пост канцлера, а на роль фюрера — простого весельчака моложе пятидесяти. Народ устал от тусовки фанатов, ему для отдыха нужен гламурный лидер и запрещенные свинговые танцы.

— Что мне нравится в вас, Виктор, так это то, что вы в любой ситуации шутите. А вот если логично рассуждать — в этой ситуации фюреру понадобился бы советник, который бы обладал большим опытом наблюдения развала империи при либерализации. Да, Виктор, да. С машиностроением мы сами разберемся. И с вычислительной техникой тоже. И с оружием будущего. Какой прок от военной и экономической мощи страны, если она в один прекрасный день сама разлетится на осколки? Ваши мелкие секреты нам не нужны. Нам нужен один, и крупный, — как дать людям свободы так, чтобы они в ней не утонули, как мухи в дерьме. Как отказаться от тотальной слежки, армии информаторов, как примирить в одной стране людей разных наций и религий, но без ваших последствий. Вы, Виктор, думаете, что вас будут делать нацистом. А как вам роль одного из основателей европейской демократии?

«Да. После такого предложения логично только коньяку сталинского тяпнуть. Пастор Шлаг отдыхает. Но на это разводиться не следует».

— Разве у вас мало демократов?

— Достаточно. И у вас было достаточно. И вы знаете, к чему это привело. Нужен хорошо информированный скептик.

— А если я откажусь, меня отправят к костоломам. Верно?

— Я все-таки уважаю коммунизм за этот культ самопожертвования. У нас он как-то хуже сложился. Идеал первых христиан — быть зверски замученными за веру. Но понимаете, у нас не конец тридцатых. Военное время, полевые условия, тупые методы неопытных мясников… Сейчас, Виктор, если бы вдруг нам понадобилось от вас чего-то принудительно добиться, вы бы не умерли смертью великомученика. Вы бы остались живым, с подорванным здоровьем и предателем. Довольно долгую оставшуюся жизнь вы бы испытывали даже не столько физические, сколько нравственные мучения, потому что вы не выдержали, вас заставили предать.

— Но вы же и так предлагаете мне предательство.

— Да вы что? Господь с вами, Виктор! Предлагать человеку, который по духу своему гражданин, предательство… Почему вы считаете меня таким глупым? Как я, столько лет имевший дело с разными людьми, смог бы найти в вас хоть какую-то склонность к добровольному предательству и рассчитывать на это? Каким образом?

— И что же вы тогда предлагаете, если не предать?

— Виктор, вы слишком заигрались в «Зарницу». Вернитесь в реальность, пожалуйста.

— В какую из?

— В любую, какая вам по вкусу. Войны нет. У вас там люди переезжают из России на постоянное жительство и работу в Европу, в Германию?

— Да, и довольно много.

— У вас считают их предателями?

— Нет. Но это другой случай.

— Чем? Тем, что между Россией и рейхом пока нет дипломатических отношений? Но это вопрос технический. Если в нашей реальности Сталин подписывал с фюрером соглашения и поднимал тост за его здоровье, с чего вы взяли, что этого не сделает ваш президент?

— Но этого-то пока нет. Здесь СССР.

— Разве вы гражданин СССР? В СССР вы иностранец, гражданин Российской Федерации. Ну подумайте, как вы можете предать государство, которому вы ни в чем не клялись, ни в чем не обязаны и которое вообще своим вас не признает? А у нас вы наконец получите гражданство. Вы перестанете быть человеком без родины.

— Разве Родину можно назначить?

— Я понимаю, вы имеете в виду корни. Родные места, знакомые дома, старые друзья, родственники. Но… Вас оторвало от корней, Виктор. Здесь вы не можете вернуться к старым друзьям и родным. Я понимаю, человеку сложно это сразу пережить, и в это не хочется верить. Но рано или поздно надо укореняться заново. Человек словно дерево: без корней он засохнет.

— У меня есть корни. Есть родной город, река та же, леса те же.

— Чем же вы измените своей реке? Это вообще-то остатки языческих религий — поклонение реке, лесу. Но пусть даже так. Разве мы собираемся им вредить? Мы собираемся сотрудничать с СССР. Наши концерны заинтересованы строить там заводы. Зачем мучиться и изобретать велосипед? Рабочие в СССР будут трудиться на образцовых предприятиях, собирая вот такие красивые «мерседесы», «БМВ» и «опели».

— Понятно. Опять ляйтеры вместо инженеров, чтобы вечно зависеть от левой ноги Круппа?

— А какой смысл развивать советские предприятия? У меня один знакомый был приглашен специалистом в СССР в первую пятилетку. Да, там хорошая, крепкая, быстро обучающаяся рабочая сила. Но в каких условиях! Халатность, саботаж, пьянство, прогулы, управляющие или жулики, или самодуры… Это бесполезная трата времени и денег. А покупатель имеет право за свои деньги купить хороший, надежный товар, а не то, с чем он будет мучиться.

— Это позиция обывателя, а не гражданина.

— Дать народу хорошие товары — позиция гражданина.

«Ясно, — подумал Виктор. — Подмена ориентиров. Это мы уже проходили в девяностом…»

Уважаемый читатель! Если вам говорят, что у вас нет внешних врагов, а ваш основной враг — ваше собственное государство, если вас убеждают, что работать против интересов своей страны — это не предательство, а работать для своей страны — пустая трата сил, то вас, скорее всего, психологически обрабатывают. Хотя в нашей реальности это будут уже не люди рейхсфюрера.

— Мы теряем время. Я требую звонка в консульство.

На улице раздался шум машины — похоже, небольшой грузовичок.

— Времени уже нет. Скоро здесь будет пуф-пуф, и надо провести эвакуацию. Сейчас в фургоне вывезут Наташу, она была с нашими людьми в гараже. Можете убедиться, что она в полном порядке, можете поговорить, только недолго.

— Видеть не желаю. Наташа — ваш агент и провокатор.

— Как знаете.

На улице хлопнула дверь, рокот мотора усилился и плавно угас, удаляясь.

— Теперь вы. Чтобы ваши друзья не разобрали вас на части вместе с машиной, вас придется везти в багажнике. Машину поведет фрау Боммер — на нее не подумают. При каких-то технических неурядицах в пути не кидайтесь на нее, тем более что она неплохо стреляет. Надеюсь, вы, как взрослый человек, не будете вынуждать вас, ради вашей же безопасности, запихивать туда насильно.

Виктор вздохнул:

— Ну что ж… Дайте только собраться с духом.

— Пожалуйста.

Виктор поднес руки к лицу, подойдя к углу комнаты, медленно провел ими ото лба вниз, словно в раздумье…

«Я же не давал им одежды, они не знают…»

Он бысто ухватил лацкан своего пиджака и засунул в рот.

— Химмель![29] — заорал Дитрих и дернулся к нему.

— Нажад! — процедил Виктор. — Ражгрыжу ампулу!

— Ну что за ерунда…

— Нажад! — Виктор вытаращил глаза, чувствовал, как жар от гнева прилил к его лицу.

— Ну, ну… — Дитрих отошел на полшага. — Поговорим спокойно.

— Шоедините ш коншулом, живо!

— Хорошо. — Дитрих подошел к телефону и поднял трубку. — Семь-три-двенадцать. Дайте связь с советским посольством, немедленно. Немедленно, я сказал! Сейчас они соединят, не волнуйтесь. Да? Говорит штандартенфюрер СС Дитрих Альтеншлоссер. Я прошу вас безотлагательно соединить меня с послом СССР в рейхе. Прошу доложить, что это дело чрезвычайной государственной важности… Да… — Он поднял голову. — За послом послали… Надеюсь, эта дипломатическая бюрократия не будет долго тянуть.

— Отойчите от штола.

— Хорошо. Пожалуйста. Вот мои руки. Я ничего не делаю.

Виктор осторожно подошел к столу и потянулся к трубке.

И тут у него в глазах внезапно потемнело, как будто от давления.

«Коньяк…» — подумал он и полностью провалился во тьму.

Он очнулся от того, что ему в бедро вонзили что-то острое. Хотел замычать, но все тело и лицо задеревенели; в бедре начал разливаться какой-то жар, поднимаясь выше.