Когда он выбрался на шоссе, для него стало счастьем, когда он узрел стоящую на обочине машину ГАИ, из которой доносилось Морское радио. В кабине темнела фигура гаишника.

Какие же мы были идиоты, подумал Никитос. В войнушку играли. Он опустил Марину на землю, и, дождавшись, пока она приведет себя в порядок, вышел из леса, она последовала за ним. Гаишник увидел их, присвистнул от удивления и показался из машины.

– Откуда такие красивые? – беззлобно спросил он.

Никитос успел прочитать на жетоне у него на груди: сержант Ларьков. Что-то насторожило его в этом расслабленном хорошем парне. И он даже вроде притормозил, но, откровенно говоря, все это были отмазки для самого себя, чтобы не признавать, как он лоханулся.

Граната на весь лес рванула, не мог он не слышать, и не должен был быть так спокоен, хоть бы встревожился, мелькнула запоздалая мысль. Перед тем как провалиться во тьму, Никитос увидел непосредственно перед своим лицом некий темный предмет, а осознать, что это рукоять пистолета, врезавшего по его непутевому лбу, уже не успел.

– Нам нужен язык, – с бывалым видом заявил Шорохов.

Рассвет застал напарников в пригородной лесополосе. Алга-17 была перед ними как на ладони и производила двойственное впечатление. С одной стороны вид провинциального городка, будто сошедшего с картинок 50-х годов, навевал умиротворение. Насколько хватало глаз, тянулись ровные ряды 2-х, 3-х этажных домов, крашенных невнятной бормалиновой краской. С другой стороны, если долго всматриваться, картина навевало ощущение опасности, такое острое, что холодок проскальзывал между лопаток. Становилось ясным, что город мертвый, и в нем давно никто не живет. Одни окна были выбиты, другие заколоченны фанерой наглухо, словно чумные.

Улицы заросли мусором. Крайне редко кто-то пересекал их быстрым шагом, чтобы исчезнуть под защитой дворов. Машин не было вовсе. Разве что на ближайшем к наблюдателям перекрестке с неработающим просвечивающим насквозь светофором застыл ржавый остов драндулета не установленной конструкции.

Напарники договорились выйти к городу по одному и идти по противоположным сторонам улицы, чтобы не привлекать внимания. В этом городе было принято гулять по одному. Хоть явной опасности не наблюдалось, майор посоветовал Неволину держаться ближе к стенам и в случае чего нырять в подъезд.

Следователь пошел первым и, странное дело, чем он ближе подходил к мертвому перекрестку, тем холоднее становилось. Он списал бы это на нервы, если бы не вырывающийся изо рта пар.

Первого горожанина Неволин встретил сразу же, тот неожиданно вышел на него из-за брошенного кузова, и от неожиданности запаниковал, ему показалось, что незнакомец его подкараулил. Следователь затравленно оглянулся, ища глазами майора. Тот делал энергичные жесты с другой стороны улицы, чтобы он продолжал движение, но Неволин не шелохнулся.

Вышедшим оказался плешивый старик бомжеватого вида. Даже не подняв глаз, он прошествовал мимо, исчезнув в ближайшей подворотне и даже не заметив отважного едва не описавшегося разведчика.

Неволин, пропустив аборигена, с трудом перевел дух, а майор с другой стороны показал ему кулак и жестами велел двигать дальше. Ему что, он здоровый, а следователь кулаками махать не привык.

Второе потрясение он испытал, когда в тени за домом увидел снег. Он не поверил, нагнулся и потрогал его. Снег был твердый и колюче жег руку. Во дворе дома гулял какая-то бабка, бросившаяся наутек, едва он обратил на нее внимание. Двери подъездов перечеркивали жирные белые кресты, на стенах белой же краской было написано "Продезинфицировано".

Надпись нехорошо подействовала на нервы Неволина, так что от тихого свиста он едва не подскочил на месте. Шорохов успел заскочить в подъезд и манил его оттуда.

Неволин нырнул следом.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил майор.

– Краска свежая.

– На той стороне тоже везде надписи.

– Дело врачей продолжается.

– А ты как думал? По словам Крутохвостова тут такой медицинский центр отгрохали в свое время. Мама, берегись.

– Думаешь, он действует до сих пор? Сомневаюсь, чтобы тут еще что-то работало.

– Прыг-скока где-то здесь подлатали. Нам надо найти этот центр и убедиться.

– Всего то?

Неволин хитро ухмыльнулся, на самом деле он не знал всего, что знал Шорохов.

Неизвестно чем руководствовался Крутохвостов, но про Живого он рассказал только майору.

– Этот чокнутый профессор окопался в Алге-17,-говорил он. – Место для него там идеальное. Я посмотрел кое-какие документы. Сателлит выведен из федерального подчинения десять лет назад. Живой хоть и чокнутый, но настоящий профессор. Если он все это время делал левые операции богатым неврастеникам и клал денежки в карман, то он богаче самого Креза. А так как чердак у него действительно повернутый, он вполне мог заварить кашу и в метрополии. Найди этого выскочку.

Тебе достаточно щелкнуть пару его фотографий или хотя бы одну, а дальше парни из аналитического отдела вытащат всю его биографию, начиная с того момента, как он был сперматозоидом.

Глядя на мандражирующего напарника, Шорохов начинал понимать генерала, требовавшего секретности. У Неволина выдающийся мозг, но в данной ситуации он бы не помог. Шорохов вытащил мобильный телефон с вмонтированной камерой и на мгновение включил, о чем сильно пожалел. Раздался высокочастотный вой, и Неволин в страхе хлопнул его по руке.

– Что ты наделал? Нас могут услышать!

Словно в ответ на его слова хлопнула дверь подъезда, и вошел мужчина. Это был первый не бомж, встреченный ими в городе. Мало того, он выглядел прилично. На нем было длинное черное пальто. Только лицо подкачало. На нем застыла блудливая дегенеративная улыбка, а когда он говорил, то скашивал масляно блестящие глазки вбок, словно знал о собеседниках нечто непотребное.

– Енот какой-то, ей богу! – пробормотал Шорохов, заступая ему дорогу со словами:

– Кто вы такой? Чего вы здесь ищете?

Енотообразный не испугался, скосив глаза и хитровато улыбнувшись, сказал, что он здесь проживает.

– Проходите тогда, чего встали! – грубовато напер Шорохов, и Неволин подумал, что напарник, пожалуй, тоже мандражирует, он всегда становился грубым, когда не знал, что надо делать.

– Не обращайте на нас внимания, – вмешался Неволин, побоявшись, что Шорохов может немотивированно применить силу. – Мой друг немножко выпил.

– Что вы, что вы, – елейным голоском сказал енотообразный. – С кем не бывает. Я все понимаю. Я и сам люблю, знаете ли.

Неволина взяло сомнение, что родственник енота любит и сам. Похоже, тот с испуга нес всякую околесицу и боялся, что его задвинут в челюсть. И вообще он напоминал ухоженного, бритого педика. Педика-енота.

Енотообразный поднялся на пару этажей выше и, громко хлопнув дверью, вошел в одну из квартир. Они, не сговариваясь, ринулись на улицу. По-зимнему свежий ветер внес ясность в их мозги, и они взяли себя в руки.

– Не пойму, чего мы так удираем от этого енота? – возмутился Шорохов.

– Енота в габардиновом пальто, – уточнил Неволин. – Лишние свидетели нам не нужны.

Они прошли с квартал, и от одинаковых обшарпанных домов у них зарябило в глазах.

Шорохов остановился и с решительным видом заявил, что языка они будут брать здесь.

Бомж в рваном халате с надписью "Муниципальная собственность" и в ботинках, скрепленных проволокой, и не подозревал, что он язык. Шорохов подхватил его под мышки одной рукой, другой зажал рот. Неволину, как и договаривались, досталось нести ноги. Не мыты они были по крайне мере год, и запах несколько разнился с лосьоном после бритья, к которому он привык.

Они внесли незнакомца в подъезд, в котором очень кстати оказалась брошена одна из квартир, и дверь в нее была приглашающе распахнута. Шорохов внес мужчину и приковал к батарее наручниками. Неволин отстал и, приперев дверь табуретом, ибо замков не оказалось, присоединился к напарнику.