В аэропорту Карнач Филинова кроме охраны встречали три человека. Олега Петровича Кривохижина он знал по предыдущему посещению. Он недоумевал, каким образом в мэры крупного портового города попал невзрачный тщедушный человек, по виду совершеннейший неудачник. Второй был в форме полковника с черным лихо заломленным беретом. По всему Никита Сергеевич Ребрий, командир спецмона.

Третьим оказался небезызвестный главврач Рахитов, неизвестно за какие заслуги затесавшийся в компанию высших должностных лиц. Был он упитан, смазлив, напоминая актера Чарли Шина, с которым Филинов как-то фотографировался. Был он одет не в официальный костюм, а в парусиновые белые брюки и свободную сорочку на выпуск. На память пришел придурок Прусаков, зачисленный в правительство по блату и чистому недоразумению и явившийся на встречу голландцев в белых подштанниках.

– Алексей Лазаревич, вас ждут! – напомнил стюард, на президентском самолете не было женщин.

Филинов с деловым видом собрал записи – план действий, которые он намеревался предпринять на месте. Весь антураж носил психологический характер, весьма для Филинова приятный.

Он любил свою должность, хотя по большому счету считал ее лишней.

Бюрократическая система федерации давно расписана и расчерчена. Установлена строгая иерархия сверху до низу. Все знают, кто кому подчиняется, и кто кому чего должен делать и исполнять.

Должность полномочного представителя подразумевает, что ему подчиняются те, кто до встречи с ним понятия не имел о его существовании. Круто. Должность давала власть, сравнимую разве что со снами, когда ты знаешь, что это сон.

Аборигены пытались оказать нажим, показывать зубы и иголки. Как же без этого?

Является какой-то конь неместный, не знающий толком, где какая улица находится и начинает командовать направо налево. Филинов обожал момент, когда он, гость и чужак, начинал ломать местные порядки и идти, словно ледокол Ленин. Был такой в советские времена. Уран размером со спичечную коробку позволял ему взломать Северный ледовитый океан по периметру.

Он любил видеть половое бессилие губернаторов и мэров, тщательно скрываемых за лучезарными улыбками. Если бы хотел, он мог крикнуть, чтобы они подпрыгивали и подставляли задницы. Или сначала подставляли задницы, приспускали штанишки и подпрыгивали, а он бы только стоял и ждал оргазма.

Жаль, что в "президентском" не оказалось блокнотов, пришлось писать на отдельных мелованных листах по доллару за штуку. Нет худа без добра. Каждый лист имел гербовый оттиск с грозной надписью "Администрация президента". Типа "Не влезай, убьет!" Так даже лучше. Деловое выражение лица, в руке кипа исписанных бисером листков.

Все должно говорить о чрезмерной занятости и поставить аборигенов на причитающееся им место.

Филинов, опираясь на свой богатый опыт сидения в московских кабинетах, был твердо убежден, что как ни крути, весь интеллектуальный потенциал сосредоточен в столице. Вся Россия умещается внутри Садового кольца. Здесь средоточие людей, которые решали, какой быть федерации. Остальная часть шла за столицей подобно коровьему стаду за пастушечьей жалейкой.

Проходя мимо стюарда, Филинов неосторожно коснулся его, почуяв под фривольной белоснежной кофточкой неожиданно твердый предмет-пистолет в кобуре. Филинов скривился. Как человек, считавший себя интеллигентом, он терпеть не мог сотрудников секретных служб, даже если они занимались обеспечением безопасности его собственной шкуры.

Спустившись, он пожал руку Кривохижину. Тот представил полковника, отдавшего честь, но как-то без лоска, получилось нечто вроде отмашки. Ничего, тебе это припомнится при утверждении очередного звания. Ишь, честь отдавать разучились.

Ладошка главврача оказалась плоской и шершавой. Он хотел съязвить нечто вроде "Привыкли руки к топорам", но не успел. Рахитов в вольной манере скинул на нос темные очки, которые до этого были в центре шевелюры, и весело заметил:

– Вам нельзя переутомляться, вы знаете об этом?

Началось, подумал Филинов. Он нашел новое определение для своей должности.

Должность полномочного представителя президента – это должность-мутант.

Должность-полип. Трудности сопровождали Филинова на всем его пути на этом поприще. Его не пускали на базу подводных лодок в Саразани, ссылаясь на сверхсекретность. Он до министра обороны дошел, которого в глубине считал штатской сухопутной крысой, но своего добился. Да что там говорить, на голых баб не пускали посмотреть, режимный объект нашли, докторишки хреновы. Филинов с готовностью вступил в пикировку с Рахитовым.

– Со здоровьем у меня все нормально, Артур Александрович. Так считает Картонкин, у которого я регулярно, как член правительства прохожу обследование. Или вы с ним не согласны?

Здесь нужна пауза. Хотя, откровенно говоря, министр здравоохранения подставил с фамилией. Фамилия могла быть и посерьезней. Рахитов проигнорировал упоминание высокого начальства и, как ни в чем не бывало, с улыбкой продолжил:

– У вас шейные лимфоузлы воспалены. У вас не рачок случайно?

Как и все нормальные незакомплексованные граждане Филинов до поноса боялся рака.

– С чего вы взяли? Что вы себе позволяете? – голос его сорвался на фальцет.

– А может у вас зуб болит? – продолжил докторишко, словно издеваясь. – Это тоже может дать припухлость.

Филинов вздохнул внутри себя. Как он ненавидел Рахитова, надо будет ему ревизию устроить, столичную, решил он. Он взял себя в руки и сказал:

– Моим здоровьем займутся в Кремлевке. Тем более что действительно, это всего лишь зуб. Я тут план набросал наших дальнейших действий.

Не успел он разжать ладонь со скомканными листками, как надо же такому случится, порывистый бриз слизнул их с руки. Некоторое время все смотрели на весело перекатывающиеся по бетонке гербовые листки.

– Есть ли у вас план, мистер Фикс? У меня есть два плана! – съязвил Рахитов.

– Извините, близость моря, – нашелся Кривохижин. – Никита Сергеевич, позовите охрану, пусть соберут записи!

– У меня в спецмоне дворников нет! – огрызнулся Ребрий.

Вот такой мэр в Алге.

– Ерунда! – холодно ощерился Филинов. – Я все помню и так.

Кривохижин пригласил в машину. Рахитов оказался лицом к ним, Ребрий демонстративно отсел в устрашающего вида двух башенный спилер, хоть места в роскошном "Капитал-спилере" было предостаточно.

– Надеюсь, там не было государственных тайн, – пробубнил доктор себе под нос, и Филинов сделал вид, что не услышал обидное замечание.

"Капитал" пересек пустынное летное поле первым, спиллер за ним. У здания терминала стоял пузатый аэробус "Размах-А320". Поначалу Филинов опасался, что они пересекают рулежку гиганта, но опасения его испарились, когда он увидел снятую половину борта. В "Размахе" был устроен склад, и какие-то люди в фуражках чем-то торговали.

– Непорядок! Аэропорт должен использоваться по назначению! – строго сказал он, ему никто даже не подумал возражать, возникло нехорошее чувство, что его никто не слушает.

Рахитов налил себе из бара и задумчиво постукивал бокалом о тонированное стекло.

Филинова это задело.

– Предлагаю проверить центральный клинический комплекс. Это же ваше детище, господин Рахитов? – предложил он.

Произошла непоследовательная не оправданная психологически вещь. Ведь то, что он сказал, касалось вотчины доктора, но бумерангом ударило забитого Кривохижина. Он повернул голову к Филинову, очень медленно, словно шейные позвонки дозволяли лишь сегментарное движение, по миллиметру, не плавно, а урывками, дерганиями и толчками.

Мэр уставил на Филинова белое незагоревшее лицо, и тому показалось, что оно светится в тонированном полусумраке кабины. Создалось полное ощущение, что Кривохижин что-то жует, лишь спустя бездну времени, в течение которого Филинов с выжиданием вглядывался в жующие губы, до него дошло, что ничего тот не жует, а это жуткий, мерзкий тик, а он как идиот сидит и вглядывается в человека, который мучается, не имея возможности нормально воспроизводить обычные слова. Как он в мэры попал, в очередной раз удивился Филинов.