Джип, лавируя между тяжелыми спилерами, вырулил в порт и понесся по заброшенному пирсу, набирая скорость. Тут с сумитами что-то случилось, они как по команде накинулись на него, нанося беспорядочные удары по лицу и корпусу. В первые же секунды был разбит нос. Сумиты рычали словно звери. Водила молил, чтобы дали ударить и ему, но старшие товарищи не слушали его. Наконец они угомонились и откинулись довольные, потные и умиротворенные.

– Теперь поехали! – махнул рукой старший.

– Какие вы же все-таки уроды! – вырвалось у Никитоса. – Поехали, говорите?

Поехали!

Хорошая машина, высокая, можно с ногами вскочить на сиденье. Руками, скованными сзади, Никитос вцепился в горло сумита слева. Сидевший справа коренастый, вскрикнув изумленное "Вах!" полез за пистолетом. Никитос с маху боднул его в голову. Череп сумита, угодивший между его головой и косяком предательски треснул, стремительно теряя круглую форму. Сумит умер, визжа во всю глотку. Задний сумит бился как птица, угодившая в силки. Водитель, поняв, что происходит нечто не по сценарию, полез за пистолетом. Никитос навалился корпусом на водительское сидение, опрокидывая вперед на лицевую панель.

Потерявший управление джип занесло, сбивая мусорные баки и пустые ящики, он понесся боком. Удар о морской контейнер остановил его у самой воды. Никитоса откинуло, и получивший свободу водитель с удвоенной энергией полез за оружием.

Хоть задний сумит уже хрипел, Никитос не мог так сразу его отпустить, эти сумиты были живучие твари и приходили в себя чрезвычайно быстро. Он нашел другое решение. Как всякий уважающий себя сумит водитель был обвешан оружием: автоматом, ремнем с кобурой, разгрузкой. Никитос всунул ногу между автоматом и спиной водилы и потянул на себя. Ремень спереди врезался сумиту в горло.

Но он был крепкий парень и просто так не сдался. Достал из кармана нож и стал резать ремень. Тот истончался на глазах, и тем сильнее истаивали шансы Никитоса.

Полковник навалился со всей медвежьей силы и потянул ремень назад. Голова сумита запрокинулась, показав белые, по-звериному заголенные зубы, раздался треск, и он обмяк.

Никитос нашарил у конвоира ключи от наручников и освободился. Джип стоял недалеко от указателя: До выезда из города 7 километров.

– Извините, ребята, но я кое-кому обещал вернуться, – сказал полковник.

Фамилия человека, которого Шорохов с Неволиным называли не иначе как Енот, была Корчин. Никто не знал, настоящая эта фамилия или нет, но Енот требовал, чтобы обращались к нему именно так. Товарищ Корчин. Возможно, он читал об этом в каких-нибудь книгах, из всех его подчиненных только он один умел читать.

Отряд он набрал из бомжей. Он накормил и вооружил их. Он по -своему любил их, но это не помешало расстрелять некоторых их них, кто вздумал, нажравшись, проявить неподчинение.

Прибор из медцентра, уцелевший в единственном числе, заставил подчиненных смотреть на него как на бога. Плохо, что аккумуляторы садятся, но он с этим что-нибудь придумает. Можно предпринять вылазку в метрополию и сдуть их оттуда. Правда, исполнителей придется расстрелять. Про город слишком много и так болтают, и лишь карательные меры удерживают людей, чтобы они окончательно не разбежались.

В приданом ему подразделении поддерживается железная дисциплина рабов и хозяина.

Никто не может обратиться или заговорить с ним, если он не разрешит.

Одному придурку, нарушившему табу и осмелившемуся обратиться к нему напрямую, Корчин прочитал долгую нотацию:

– Рядовой, вы что считаете себя фигурой равной мне? – рядовой в обмотках и пуховом платке потеряно шмыгнул носом. – Сколько вы книг прочитали? Одну? И какую-букварь? Я, молодой человек, с отличием окончил Московский государственный университет. Мой любимый писатель Паоло Коэльо. Вы хоть знаете такого? Я б удивился, если бы вы о нем слышали. Временно ваше подразделение переподчинено мне, но это не значит, что вы можете считать себя равными мне. Вам оказана высокая честь временно оказаться под моим командованием, но обращаться вы должны исключительно через сержанта. Вам все ясно? – когда незадачливый боец ответил, что ясно все, хотя и не представлял, кто из них сержант, и хотел отойти, то был остановлен. – Вы должны извиниться, рядовой. И не спрашивайте за что. За нарушение субординации, за попытку принизить мое ведущее положение.

– Извините, – сдавлено буркнул проштрафившийся боец, не зная куда деться.

– Не так. Извините меня, товарищ Корчин, потому что я быдло неотесанное, сопляк и хам.

Тот опешил:

– Я не хам!

– Значит с быдлом и сопляком вы согласны? А я говорю – хам! – Енот вынул длинный блестящий пистолет и наставил в лицо бойца. – Я жду, рядовой. Умхальтер без предохранителя, автоматически взводится в боевое положении при нажатии курка.

Свободную зону я уже выбрал. Думаете, я блефую, – и он выстрелил.

Пуля просвистела рядом с головой рядового. Он шарахнулся в сторону, но дуло дернулось вслед за ним. Ствол ровно отсвечивал в лучах осеннего солнца, и этот отсвет показался вдруг несчастному нестерпимым как сварка.

– Простите меня, быдло и гада! – в панике закричал он, заслоняясь рукой, словно мог остановить пулю.

– Ну, зачем вы так? – деланно запротестовал Енот, изящным движением убирая оружие в карман пальто. – Надеюсь никакой обиды? Идите, рядовой.

Дом, в котором скрывались Неволин и Шорохов, был вычислен благодаря Еноту. Он шел по следам как пес. Долго живя в городе, он знал здесь каждый куст, каждый проходной двор. Он ставил себя на место беглецов, действовал как они и ни разу не ошибся. Они должны были выбрать этот именно этот дом, и они выбрали его.

Когда напарники не захотели сдаваться, Енот включил умертвитель, так он называл имевшийся у него прибор, со смехом представляя, как дохнут все лохи в зоне, куда он направил излучатель. Спустя какое-то время, когда истошные крики в доме смолкли, туда вошли бойцы его отряда. Они делали зачистку комнату за комнатой, этаж за этажом, выкидывая трупы в окна.

Енот все это время сторожил умертвитель и чистил пилочкой ногти. После окончания осмотра ему доложили, что в доме больше никого нет.

– Приезжих нашли? – спросил Енот.

– Нет, только дохлые бомжи!

– Идиот, они в доме! – закричал Енот, тыкая пилкой докладчику в лицо.

Тот спас глаза, отделавшись глубокой царапиной поперек щеки.

– Все приходится делать самому, хамы необразованные! – с этими словами Енот возглавил новый поход в дом.

Он безошибочно вычислил нужную квартиру. После повторного более тщательного обыска в нише за ванной нашли одежду приезжих. Енот выглянул в окно, и увидел под окном два выброшенных голых тела.

– Кретины! Они сняли рванье с бомжей, прикинулись мертвыми, и ваши олухи выкинули их в окно! – взорвался Енот. – Одного не пойму, как вы перепутали живых с мертвыми? Вы что лохи?

Он внезапно успокоился и спросил:

– Кто проверял комнату?

Давешний докладчик оглядел столпившихся в комнате людей и сказал:

– Сейчас будет трудно установить. Никто не признается.

– Отлично, виноватые все равно должны быть! – Енот вынул пистолет из кармана, никто не успел даже пошевелиться, как он разнес голову несчастному. – Кто был заместителем командира взвода? – никто из столпившихся угрюмых рядовых понятия не имел, что у них был командир взвода, а уж про заместителя тем более не слыхал.

Так как все промолчали, Енот сказал. – Как хотите. Я знаю только одного человека, но этого вполне достаточно, чтобы расстрелять его, когда операция сорвется в следующий раз, – и он подозвал к себе того, кто так неосторожно обратился к нему в прошлый раз. – Теперь ты сержант!

– Не-а! – замычал тот, поняв в какую передрягу угодил.

– Сержант, сержант! – подтвердил Енот. – Гордись оказанным тебе высоким доверием, теперь ты можешь обращаться ко мне напрямую. Выводи людей, прочеши ближайшие свалки, но найди свидетелей, которые видели, куда делись эти двое хитрых уродов.