Потерявшие самообладание спецмоновцы кинулись наутек.

Командовавшему верхней группой сержанту Чураеву повезло больше, почти сразу он поймал Сафу и Макса. Сначала они наткнулись на дебилов матросов, бестолково толкающихся у лестницы. Они хватали его людей за руки и что-то хотели сказать, но чурки так коверкали слова, что понять их не было никакой возможности, да и желания.

И в это время снизу по трапу и вылетела сладкая парочка. Бегущий первым Сафа кусался и вырывался, и его пришлось успокоить ударом в челюсть. Зато второй сам кинулся чуть ли ему не на грудь с криком:

– Дяденька, бегите отсюда, вас всех убьют!

Чураев хотел и ему дать раза, но тут из подвала стало подниматься чучело в кольчуге и огромном шлеме. В спецмоне слабаков не держали, огромный Деркаченко заступил закованному дорогу со словами:

– Ты кто, пугало?

Это оказались его последние слова, когда Визг рывком завел пилу и отвалил ему один бок на сторону с легкостью, с какой иной специальной лопаточкой отваливает на блюдце кусок масляного торта. Чураев, как и многие в специальном отряде милиции имел несколько отсидок, и один раз они взяли с собой телка-заключенного, которого должны были съесть во время побега. Они и съели его. Резали тоже без наркоза, но даже тогда он не слышал, чтобы человек так по-скотски орал.

Деркаченко, крепкий малый, сразу не сдался, некоторое время прыгая и роняя все то, что должно было храниться внутри него, пока окончательно не помер. Бойцы так опешили, что под шумок Визг зарезал еще двоих. Головину вырезал плечо вместе с лопаткой, а Краушу воткнул пилу в живот и намотал на цепь все его содержимое.

Только после этого бойцы опомнились и стали стрелять. Но Визга было не так то просто убить. Пули рикошетили от кольчуги во все стороны, даже кого-то убило из своих. К тому же он удачно закрывался ревущей пилой, крутящейся с такой скоростью, что временами казалось, что он держит в руке нимб, вместо того чтобы носить его на голове.

Долго пострелять им не дали. Визгу надоело играть с ними в бирюльки, и он стал наотмашь сносить головы. Чураев оказался среди фонтанирующих безголовых тел, которые не сразу падали и продолжали некоторое время стоять. Он уже не хотел никого убить, только уцелеть.

Визг перехватил его как пацана одной рукой и прижал к стене, не давая шелохнуться. Потом приставил пилу к черепушке и медленно повел вниз. Чураев был уверен, что умер от дикой вибрации, а не оттого, что ему рассекли голову до подбородка.

Макс опомнился только после того, как наступила тишина. Визг достал из кармана брусок и стал методично натачивать зубья. Сафа, двинутый по башке, все еще пребывал в сладостном забытьи. Что-то Макс был ему должен. Он нахмурил лоб и вспомнил.

Жизнь он ему должен! Ведь именно Сафа заставил его побежать навстречу Визгу и прямо перед его носом вырулить к трапу. Там они должны были вывести его на матросов, но им повезло, и они вывели его прямиком на спецмон. Теперь спасать была очередь Макса.

Это было трудно. Он еще никогда никого не спасал. Он вечно сам попадал в истории, его били, обижали, отбирали деньги и вещи, сгоняли с лучшей парты, целовали его девушку у него на глазах, было и такое. Теперь от него требовалось нечто иное.

Противоположное. Теперь помощь нужна не ему, а от него.

Макс потянул Сафу, но тот хоть тощий, оказался тяжел словно колода. Макс еще недоумевал, как ему удается так ловко драться, теперь он понял причину, вес у него недетский и бьет, наверное, как осел копытом, когда этого никто не ожидает.

Так и не сдвинув дружка с места, Макс попытался его растолкать. Сафа ожил, зашевелился, и на все это Макс смотрел с ужасом. Он видел, как Сафа разлепляет губы, как начинает говорить, и не успел зажать ему рот.

– Что, все уже? – спросил с зевком Сафа.

Существовала надежда, что занятый важным делом Визг не услышит, но она умерла, когда монстр резко всем телом развернулся на голос, потом с ревом запустил свою адскую машинку и полоснул по разлетевшимся вдребезги перилам. Подростки вскочили как ужаленные и кинулись через переборку. Сафу шатало, он угодил в косяк и неминуемо бы свалился, если бы его не поддержал отставший хромой. Невероятным усилием тот не только устоял, но и втолкал его в правильном направлении, в соседний отсек.

Они бежали, не чуя ног, и лязг кольчуги преследовал их повсюду, от Визга некуда было скрыться. Гонки продолжались до тех пор, пока подростки окончательно не выдохлись. Оказавшись перед трапом, Сафа скользнул по нему вниз, но не побежал прочь в открывшийся перед ним отсек, а полез в узкий стенной пенал с надписью ПЩ.

Макс, сверзившийся вслед за ним по трапу, замешкался, решил, было, что у дружка после ударов что-то не в порядке с головой, но тот высунулся и втащил его за шкирку.

Наверху реванула и замолкла пила. Визг прикидывал, куда они могли подеваться.

Что если он найдет их в этом пенале? Ведь отсюда даже бежать некуда.

Визга совсем не было слышно. Он словно растворился. В шкафу были щели для вентиляции, они приникли к ним, истерично шаря глазами по сторонам.

В нос ударил запах животного пота, потом дверцы распахнулись, но выход по всей ширине занимала мощная грудина монструоза.

– Я пришел, детки! – пророкотал Визг.

За распахнувшейся дверью никого не было, но чуть в отдалении застыл Заремба в длинном развевающемся сюртуке. За ним в черных комбинезонах с надписью ГБР замерли Ларьков и Чемоданов. Троица походила на трех нахохлившихся черных птиц, Счастливчик поежился.

– Выходите, свиньи! Надо готовиться к встрече господина Кантерсельфа! – приказал Заремба.

Счастливчик, Шкот, Мормышка и Жиртрест вышли на палубу, пахнущую кровью и порохом. Фонари повсюду освещали кровь и неподвижные тела.

В ночи, словно вздох живого существа пронесся далекий вопль сирены, и на горизонте замаячили сигнальные огни приближающегося судна. Воспользовавшись моментом, один из вахтовиков, спрятавшихся за пожарным рундуком, начал пробираться к полубаку. Чемоданов заметил и поднял умхальтер.

– Не трогай его! – велел Заремба, даже не оглянувшись.

Гэбээровец подчинился. Паренек, не веря своему счастью, поправил лямки тощего рюкзачка и припустил к носу корабля. Спрыгнул на выступ нижней палубы, в спешке отбив пятки, и быстро запетлял среди стоящих контейнеров.

Фонари послушно отмечали его лихорадочный бег дикими прыгающими тенями. Наконец парень достиг шлюпки, что было слышно по тому, как она стала раскачиваться. В темноте заскрипели тали. А потом вахтовик стал кричать. Заремба в охватившем его благовейном наслаждении закатил глаза, впитывая чужую боль.

Вахтовик, уже ничего не соображая от боли, пытался грести, хотя шлюпка продолжала, как и прежде висеть над палубой. Гэбээровцы загоготали от удовольствия.

Вахтовика ломало бесшумно и страшно. Хоть кожа и оставалась неповрежденной, под нею происходило ожесточенное движение костей. Сами кости утончались, вытягивалась, и вскоре вместо человека возникла омерзительная фигура с вытянутыми тонкими ручками и ножками и со спутанными длинными седыми волосами, похожая на привидение. Вахтовик умер, крича от боли и отвращения оттого, что осознал, во что он превратился.

– Он в раю! – раздался чей-то голос.

– Возможно, а кто это сказал? – спросил Заремба, по-прежнему не оборачиваясь. – А, это вы полномочный представитель?

– Да, я, – церемонно поклонился Филинов, хотя вид его был страшен. – Зря вы это сделали. Я обо все доложу президенту. Преступления, которые здесь творятся, настолько невероятны, что я думаю, Рубин отметит мораторий на смертную казнь, и вы будете казнены.

– Разве вам не понравилось? Вас все любят.

– В настоящее время я говорю не о себе. Кто вам разрешил открывать несанкционированный доступ в рай? У вас есть какие-то документы? Стандарты предприятия? Должностная инструкция, наконец? А налоги вы платите?