Чемоданова подняли и повели. Позади плелся Мотя в пропотевшей робе и дурно пахнущий. В руке он сжимал шило. Вся процессия исчезла в темноте. Только сейчас Сафа смог перевести дух.

Он лихорадочно соображал, что бы предпринять. Когда Сафа решил проследить за процессией, то едва не столкнулся с Темнохудом, и был вынужден юркнуть обратно.

– Зачем вы меня подняли с постели? Я плохо себя чувствую, у меня морская болезнь, – пожаловался он. – Ваш штурман полный идиот. Где его учили так управлять судном?

И когда, наконец, подойдет "Делейни"?

– Вы куда-то спешите? – ухмыльнулся Заремба и успокоил. – Через пару часов мы пришвартуемся к парому, и ваши мучения кончатся, – случайно это получилось, или нет, но его слова прозвучали двусмысленно, но капитан порта этого не заметил.

– Вы помните наши договоренности? – обеспокоено поинтересовался Темнохуд. – На пароме точно имеется все необходимое оборудование? Спутниковая связь? Пароль доступа к счетам я скажу только там и только взамен на абсолютное здоровье. Я чувствую себя все хуже, несмотря не регулярный прием прописанных вами лекарств, – сварливо заметил Темнохуд.

– Дорогой Альфред, здоровье так быстро не восстанавливается, его надо создавать повседневно. Я вам выдам дополнительно препарат, обладающий улучшенной формулой.

– Если он такой хороший, то почему я узнаю только сейчас? Сколько времени потеряно! – сокрушенно покачал головой Темнохуд.

– Это абсолютно новый препарат. К тому же вы сможете принимать двойную дозу и быстро нагоните упущенное.

– Ну, если так, – успокоился Темнохуд. – Но мне надо доложить президенту!

– У нас, к сожалению, нет прямой связи с Москвой. Но зачем вам Москва, когда у нас есть полномочный представитель?

Видно за ними наблюдали из темноты, потому что по одному кивку оттуда появился знакомый мужик в телогрейке.

– Приведите представителя по южно-морскому округу! – приказал Заремба.

Вскоре привели Филинова, одетого сверху в официальный костюм, а снизу в не первой свежести и молодости широченные парусиновые брюки клеш.

– У вас есть связь с президентом? – строго спросил Темнохуд.

– Я все время на связи! – важно кивнул тот, а приведший его мужик подтвердил сказанное.

– Передайте, что город готов к переформации. Мужского поголовья практически нет, исключая бомжей и детей. Женщины готовы к оплодотворению. Можно завозить производителей. Я лично рекомендую Голландию. Мужик там крепче и покрупнее.

Уподобимся великому Петру, который тоже оттуда брал пример.

Полномочный представитель снова важно кивнул, и по знаку Зарембы его увели в темноту и тесноту кокпита.

– Я слышал у вас проблемы, – сказал Темнохуд. – Вахтовики совершили побег? Это в высшей степени странно. У настоящего капитана никогда такого бы не случилось.

– Настоящий капитан я! – рявкнул Заремба. – Предыдущий идиот, который командовал судном, терял до 30 процентов пассажиров, годных для трансплантации! Вы знаете, как это отразилось на простое донорских клиник в Шенгенской зоне?

– Слушайте, зачем вы все мне это говорите? – взмолился Темнохуд. – Я старый больной человек. Мне надо отдохнуть, а ваши люди не дают мне спокойно заснуть.

Кругом стрельба, крики!

– Успокойтесь, теперь все позади. Полковник Ребрий окружен на 3-м ярусе и вскоре его же бывшие подчиненные принесут мне его голову. Еще одна вредная девица по имени Сека заперта здесь неподалеку в сушилке и вскоре окончательно закоптится.

Услышав про Секу, Сафа с трудом сдержал эмоции. Сека на корабле! Хоть она по существу и была главной виновницей того, что он сам здесь оказался, в глубине души он бы только рад вернуть столь сильного друга. Однако капитан сказал, что Сека в опасности?

Когда Темнохуд возвратился в свою каюту, Заремба в одиночестве некоторое время простоял у леерного ограждения. Перед тем как подняться на мостик, зло сплюнул за борт и произнес с сильной энергетикой:

– Проклятый мальчишка!

И кого он имел виду?

У сержанта Хлыстова оставалось 8 бойцов, и чтобы обложить полковника Ребрия, он разделил их на две неравные группы. Двое пошли со стороны бака, это были стрелки, которые должны были неприцельным, но интенсивным огнем погнать Никитоса на ют, где его и встретит основная группа. Если повезет, то может, и уложить проклятого полковника. Брать его живым Хлыстов не собирался.

Никитос подозревал, что его вылазка не останется безнаказанной, стало быть, надо как можно быстрее менять дислокацию. С этой стороны исчезновение Марины развязало ему руки.

Он еще не знал, куда идти, но что отсюда, это наверняка. Забрав сумку с зипом, он вышел в коридор, не забыв плотно прикрыть дверь, и направился к ближайшему трапу, который виднелся в метрах двадцати. Ему достаточно было исчезнуть с яруса, чтобы растворится для преследователей, которые он не сомневался, уже вышли на охоту.

Нервы и ощущения были обострены до предела. Никитос насторожено ветел головой, но нападавших все же не углядел. В тесном коридоре хлестнула очередь, которая по идее и должна была оборвать его бренное существование, если бы не зип.

Стрелявший не подозревал, что в сумке, которую Никитос закинул за спину, может находиться нечто, что в состоянии остановить автоматную пулю. От сильного удара Никитос полетел на пол. Пули продолжали крошить переборку.

У него не было оружия, чтобы ответить, он ногой нащупал дверь ближайшей каюты, выбил легкий замок и нырнул внутрь. Стрельба разом стихла. Опытные бойцы экономили боеприпасы.

– Полковник, сдавайся! – раздался зычный голос, который он узнал.

– Хлыстов, ты? Чувствуется умелая рука в организации преследования и засады!

– Не заговаривай мне зубы, полковник! Сдавайся! Выходи с поднятыми руками и ложись на пол!

Они не уверены, есть ли у меня оружие, догадался Никитос. Это плюс. То, что его блокировали, это минус. Оставался единственный путь – через иллюминатор. Он обыскал каюту и в рундуке нашел прочный канат, спасжилет и опять гантели. Ему повезло, что опять попался спортивный матрос.

Он снова смастерил самодельную кошку, привязав трос к гантели морским узлом.

Когда распахнул иллюминатор, воздух показался ему гораздо более стылым, чем в первый раз. Лезть наружу не было ни малейшего желания, одежда еще не успела высохнуть с первой вылазки. Да и предчувствие было нехорошее, а он привык доверять своему предчувствию.

Когда он полез наружу, выяснилась первая неприятность. Спасжилет в иллюминатор не проходил, и от него пришлось избавиться. Это было непринципиально. Зачем он ему нужен? Чтобы его замерзший труп не утонул? Ведь до утра в холодной воде ему не дотянуть.

Процедура повторялась. Высунувшись по пояс, он методично раскручивал канат, пока в верхней точке гантель не достигла леерного ограждения тремя ярусами выше. На этот раз все получилось с первого раза, и самодельная кошка сразу намоталась на леера, что Никитоса однако не обрадовало. Плохо, когда все идет как по маслу.

Жди беды.

Он подергал трос, проверяя прочность, заодно зорко поглядывая, не привлекли ли его действия постороннего внимания. Ведь если наверху прочухают, кто лезет к ним в гости, его снимут с одного выстрела.

Грозно шумело море, корабль вскидывался на волне, но наверху все было тихо, и тогда Никитос выбрался наружу и повис на канате. Канат ощутимо раскачивало, это его и спасло. Услышать подкрадывающегося врага в общем шуме он не мог, но когда его качнуло в очередной раз, он увидел неясно колыхнувшуюся тень в соседней каюте.

Времени в запасе не оставалось, брать его живым, когда он раскачивался на веревке отличной мишенью, никто бы не стал. Посему он при обратном движении резко оттолкнулся от борта и нырнул обеими ногами обратно в каюту, из которой только что выбрался.

Противник, догадавшийся, что его маневр разгадан, разразился длинной очередью сквозь переборку. Она оказалась деревянной, во все стороны полетели щепы, в которых затерлись свинцовые шершни.