– Писай в штаны! – вдруг потребовал Живой.

– Как это? – опешил Темнохуд. – Ты что не понял, где я сейчас нахожусь? Я на приеме у самого.

– Да мне по всем хренам, где ты находишься! Ссы в штаны! Делай, что тебе говорят!

У тебя три секунды!

Темнохуд хотел что-то сказать, привести аргументы, но все его логические построения вылетели из головы, когда в штанах возник некий дискомфорт и одновременно полная свобода, каковая возникает лишь в одном случае, а именно, когда он стоит над унитазом с высунутым сквозь расстегнутую ширинку пенисом.

Темнохуд одной рукой прижимает трубку к уху, другой лихорадочно расстегивает штаны, выдирая пуговицы из слоновьей кости по восемьдесят долларов за штуку. Он едва успевает уложиться в заданный срок. Вернее не успевает, слегка подпортив лакированную стену и брюки из чистого английского твида.

– Живой, ты спятил! – он тужится и непроизвольно с шумом портит воздух.

– Полегче, в Кремле все-таки! – весело говорит собеседник. – Ну что дошло, что я могу с тобой сделать, Иван Иваныч?

– Чего тебе от меня надо?

– Иди и откажись от прожекта, гнида! Так и скажи, руки прочь от порта! Ну, все, пошел вон, не заставляй президента ждать.

Когда Темнохуд вернулся, президент пил чай из старинного серебряного подстаканника. Поднос с фруктами и напитками заменил другой с чайным сервисом и печеньем. Любимым президентским – с начинкой из антоновки.

– Проходите, выпейте чайку, – участливо пригласил Рубин, и едва он потянулся к чашке, остановил его вопросом. – Ну, вы обдумали предложение? Подумали и согласились? Я так и знал. Это замечательная мысль построить порт с привлечением частного капитала. Стране нужен порт. Ногою твердой встать при море!

– Я не согласен, – тихо сказал Темнохуд.

– Что? – президенту показалось, что он ослышался, и Темнохуд повторил, он готов был повторять это как попка, у него не было другого выхода, но чрезмерно утруждаться ему не пришлось.

Глаза Рубина заледенели. Лицо и так бледное, выцвело как фотобумага, выставленная на свет в самый неподходящий момент.

– Надеюсь, вы понимаете, что отказываете сейчас не Алексу Веге? Вы отказываете мне, – скрежетнувшим голосом вынес вердикт президент.

Темнохуду сделалось невыносимо жутко. Он знал, что это конец не только его карьере, в России ему больше делать нечего.

Президент порывисто встал и вышел. За секунду до столкновения с дверью, та бесшумно распахнулась и так же бесшумно прикрылась. Темнохуд вскочил зачем-то, засеменил следом, залопотал в седой затылок Рубина. Тот уже не слушал, он уже ушел.

Темнохуд понял, что только что его самого ушли. Самое жуткое, что это может, был его последний шанс вырваться из-под власти Живого. Ему надо было только открыть рот. Сказать всего пару фраз, и государство в виде президента вступилось бы за него, вытащило его из той клоаки, в которой он оказался по его же вине. Конечно, его. Это ведь президент пять лет назад вызвал его и сказал, что пора навести порядок в Алге.

– Кто если не вы? – заявил он тогда.

И он, дурак старый, поддался на провокацию. Теперь от того вопроса осталось только утверждение:

– Не вы!

И в этот момент Темнохуду сделалось по настоящему хреново.

Сафа попал к Корявому на следующее утро после убийства Жеки расстроенный и злой.

Гаишники наводнили "зубы" словно пираньи, расстроив весь нормальный график.

Корявый работал в шиномонтажке рядом с плотиной. Сафа зря сомневался, что Корявый не сможет достать все компоненты быстро, тот сработал оперативно – за одну ночь.

Сафа предупредил его, чтобы держал язык за зубами, в ответ тот красноречиво посмотрел на него, во взгляде неожиданно обозначилось сожаление. Сафа кинул объемистый баул в багажник и поехал к Максу, недоумевая над странным поведением Корявого. Тот никогда не подводил, мог достать и наркоты и оружия, Сафа делал с ним хорошие деньги, но никогда он не смотрел на него так…соболезнующе. Сафа сплюнул. Учитывая характер заказа, Корявый мог догадаться, что он задумал, но это совсем не повод смотреть на него как на покойника. Этот город определенно переставал ему нравиться.

Вечером того дня, когда они ходили встречать пароход, Макс позвонил ему и сказал, что есть новая идея. Откровенно говоря, Сафа и не надеялся, что у того так быстро просохнут штаны. Макс шкандыбал по улице и оглядывался как заправский психопат. Он все больше напоминал Сафе Коляна в своей худшей фазе, и он думал, не срулить ли ему от этого парня, который, судя по всему, собрался сдаваться. Не угадал. Макс словно в омут бросился, предложив бежать. Сафа усмехнулся и стал издеваться над хромым.

– Как ты это здорово придумал! Ей богу! А я все думал, что бы такое изобрести, но до мысли о побеге ни за что бы ни додумался. Не того я полета, фантазии не хватает. Как гениально. Взять и сбежать.

После он обрушился на Макса с площадной бранью, самым легким было обвинение, что он сын свиньи и монаха. Город взят в кольцо блокпостами, спецмон давит нарушителей скоростными спилерами без предупреждения, а этот бежать собрался.

Макс весь покрылся пятнами, потел и смущался, полное ощущение, что его до этого не крыли по матери, потом полез в карман, достал распечатки с компьютера, уронил их, долго поднимал. Это был очередной план. Как человек плохо и мало читающий Сафа испытывал к бумажкам суеверное доверие.

Это оказалась старая планировка, на которой бдительный Макс обнаружил старую дорогу, неучтенную на новых картах.

– Строили лыжную трассу, потом забросили, о ней никто не знает, – пояснил он. – С вероятностью сто процентов постов на ней нет.

В душе Сафы все запело. Он и сам собирался дать деру, правда, фантазия его не шла дальше проскакивания блокпоста в Желтовке на полной скорости, а там как повезет. Теперь же получив исходный толчок, ум Сафы плодотворно заработал в нужном направлении. Он сразу забыл, как секунду назад поливал грязью Макса за те же идеи и стал плодотворно их перерабатывать. В первую очередь нужны две пары очков ночного видения, чтобы передвигаться без света и материал "хамелеон" для себя и машины, не пропускающий тепло и не позволяющий засечь их тепловыми сканерами. У него имелись сильные сомнения, что Корявый в сжатые сроки сумеет достать "хамелеон", но тот его сомнения сразу развеял, сказав, что все будет тип-топ.

Корявый не стал портить Сафе настроение, сообщая, что он далеко не первый делает подобный заказ, другие тоже приходили с таинственными рожами и светящимися надеждой глазами, а потом лохов уже находили забитыми насмерть, раздавленными броневиками, неопознанными и тихими, как и все покойники.

Сафа сидел на диване в комнате Макса и веселился от души- хромой собирался. Надо взять самое необходимое, говорил он. Взял Вениаминова, долго заворачивал в шуршащие газеты. Тапочки взял. Не люблю, когда ноги потеют. Там, куда мы приедем, я же не буду все время ходить в ботинках. Зубную щетку взял – вещь поистине необходимую на недостроенной просеке. Интернетовскую карточку. Тут еще восемь рублей осталось. Листок снял со стены с распорядком дня, не дай бог что- нибудь перепутает. С сосредоточенным видом отматывал туалетную бумагу. Моя любимая. Все взятое тщательно заворачилось в оберточную бумагу, заклеивалось скотчем, поверху писалось, то там внутри. Сафа аж закатился. Опасливо заглянувший Женька на всякий случай сказал, чтобы он не трогал Максимку. На прощанье Макс обнял малыша и сказал, чтобы он передал маме, что сегодня он ночевать не придет. А завтра, простодушно спросил Женька. Макс смутился, отчего стало понятно, что он врать не умеет и в случае форс мажорных обстоятельств (проще, шухера) на него в этом аспекте можно не рассчитывать.

На улице Макс недопустимо долго задержался у подъезда. Неизвестно когда увижу вновь, признался он. Разве что, когда Женьке стукнет восемнадцать, придется за ним вернуться. Ты герой, ухмыльнулся Сафа. У него были на героя свои планы, на которых он внимание пока не акцентировал. Не дай бог, конечно, но если их застукают и бросятся в погоню, тогда поневоле придется бросить машину и ринуться в чащу. И самое главное, сразу разделиться. Почему? Потому что в первую очередь кинутся за хромым, его легче догнать. И у Сафы появится шанс. Но это конечно крайний случай, говорил он себе и себе же не верил. Ведь лучше себя кто его знает. Ведь ставил на это, ведь был почти уверен, что до этого дойдет.