Никитос перехватил люк поудобнее и бесшумно положил его в сторону. Выбрался сам и помог Марине. Только успел вернуть люк на место, как дверь столовой распахнулась, и некто в форме покатился по ступеням. Укрыться решительно было негде, ровная заасфальтированная площадка для расстрела, и Никитос увлек Марину вплотную к стене, где существовала узкая полоска тени, куда не доставал свет из окон столовой.

Вслед за упавшим выскочили двое спецмоновцев, догнали упавшего. Один из них упер несчастному колено в грудь и ловко перерезал горло, уклонившись от струи.

– Придурок бы это Дзюба, – брезгливо проговорил убийца, в котором Никитос узнал Шкота. – Даже кровь у него вонючая.

– Брось, пошли официанток драть, – сказал второй, судя по голосу, Мормышка.

– А их еще не порезали?

– Идем, сегодня наш праздник.

Вразнобой напевая "Уходим завтра в море", спецмоновцы скрылись в столовой. Дверь закрылась, и стало темно.

– Что они с цепи сорвались? – прошептала Марина. – Девчонок жалко.

Никитос только зубами скрипнул. Впору было себя пожалеть. Столовая располагалась на взгорке, кругом, куда ни глянь голый асфальт, ни кустика, не за что спрятаться. Внезапно крышка колодца тихо вздрогнула.

Полковник схватил Марину за руку и потащил от стены в направлении лестницы, ведущей к пляжу. По пути он перестроился и взял женщину под руки, будто прогуливаясь. Им надо было чуточку везения, чтобы раствориться в ночи. Пляж большой. Там лодки, на море забора нет. Им не повезло с самого начала.

– Эй, вы куда собрались? – снизу кто-то поднимался, Никитос давно уже не помнил своих людей по фамилиям, да и какие они ему свои.

Никитос лихорадочно вглядывался в лестницу, но поднимающийся был один.

– В чем дело боец?

Сержант. Пьяный. За спиной небрежно повешен автомат. Кому-то значит, закон не писан.

– Почему оружие не в арсенале? – строго спросил Никитос.

– Товарищ полковник, – нагло ухмыльнулся сержант. – Девочку ведете? Только должен вас разочаровать. Траходром занят, – и он, обернувшись, крикнул. – Братва, тут полковник с дамой.

На пляже зашевелились сразу несколько теней, и чей-то голос, совершенно трезвый, настороженно спросил:

– Какой полковник?

Никитос поморщился от второго своего прокола. Надо было от столовки двигать в другую сторону, а он поплелся на пляж. Здесь же по ночам сплошной загул. Но почему они трезвые?

– Мы пойдем, сержант, – он повернулся, чтобы уйти, не тут то было.

Сержант цепко перехватил его за локоть. Чересчур цепко для пьяного. Все спектакль. Для лохов. Вернее для одного лоха. Полковника Никиты Сергеича Ребрия.

Бить на такой дистанции совершенно невозможно, что сержант и доказал, неудачно попытавшись боднуть его головой. Бодалка у тебя не выросла. Тебя сумиты не брали в кольцо. Не шли на тебя с ножами, веселые, хохочущие. Сынок. Никитос толкнул сержанта на перила, слегка помогая перевалить через них за пряжку ремня. То, что он унес с собой автомат, оказалось не единственной неприятностью, которую он им доставил, потому что снизу донесся вопль:

– Держите его. Полковник уходит.

Словно услышав крик, канализационный люк резко приподнялся, и снизу показался кто-то в черном. Никитос не останавливаясь, прыгнул на крышку сверху, припечатывая черного. Черный полетел вниз, и люк лег обратно в паз. Временный успех завершился, когда снизу так поддали, что Никитос отлетел вместе с люком.

Из колодца, словно чертики из табакерки лезли черные скользкие фигуры, пропахшие илом, отрезая его от застывшей Марины. Никитос вскинул умхальтер и дал несколько очередей. Стрелять на поражение он не мог, рискуя зацепить девчонку, так что взял пониже.

Ему повезло. Сразу нескольким нападавшим он попал по ногам, они с истошными криками прыснули в разные стороны. Через секунду площадка опустела. Но тут сверху распахнулась дверь столовой, заливая авансцену снопом ослепительного света.

Тут уж Никитос сдерживать себя не стал. Длинной очередью вспорол темноту, разбивая резную балюстраду и стекла в окнах. Кто-то заорал, разбиваемые лампы гасли одна за другой. Свет погас окончательно, в ночи кто-то громко стонал.

Никитос прыгнул к Марине, увлекая ближе к лестнице, где была мертвая зона.

Двигаясь вдоль нее, они оказались на тыльной стороне спального корпуса. Никитос много всякого повидал в жизни, несколько раз был уверен, что видел и теперь знает, как выглядит ад, но видно ошибался.

Спальный корпус смотрелся как после бомбежки. Вместо окон провалы, откуда доносились жуткие крики, стоны и хрипы умирающих. Где-то истерически хохотала женщина. Некто вылетел из верхнего этажа и влепился в землю, проделав это в абсолютном молчании. Зато сверху ему вторило остервенелое ржание. Казалось, хохочут обезумевшие небеса.

Опережая доносившийся и все усиливающийся из-за угла топот, Никитос увлек женщину в парк. Парк постепенно переходил в неухоженный лес. Забор в этом месте бы совсем хлипкий, а кое-где и такого не было, так что у них опять появился шанс.

Но шанс чрезвычайно неуловимая вещь, зараза. Сколько раз ты вроде уже держишь его в руках и обманываешься раз за разом.

Никитос бежал, петляя между стволами, словно бешеный заяц. Необходимо было углубиться как можно дальше и как можно быстрее. Марина совсем обессилела, женщина и так подержалась неожиданно долго, но теперь ему приходилось тащить ее за собой, кое-где он даже подхватывал ее и протаскивал на себе несколько метров.

И в этот момент на него кинулся холодный. Атака получилась сродни смерчу. Не ожидавший ничего подобного, Никитос получил такой стремительный удар, что выпустил из рук Марину. Женщина покатилась по земле, сбивая пожухлые листья. Сам Никитос тоже упал, но успел сконцентрироваться и быстро пришел в себя.

Холодный ухватил женщину за волосы и поволок в чащу. Никитос не помнил, как оказался на ногах, как догнал обидчика, зато как бил, запомнил навсегда. Кулаки скользили по синей харе, покрытой толстым слоем субстанции, напоминающей вазелин.

Холодный оставил женщину и кинулся на новый объект. Никитос перехватил его за шею и отбросил. Едва коснувшись земли, холодный отскочил от нее точно резиновый и прыгнул на полковника. Он целил в глаза, но когда промахнулся, довольствовался шеей. Никитос увернулся от смрадной пасти и опять отшвырнул нападавшего.

Холодный повторил свой трюк, земля словно отшвыривала от себя, не желая, чтобы ее касалось грязное существо. Монстр вцепился в полковника и стал истерично просовывать пасть к его горлу. Никитос вновь почувствовал его смрадное дыхание у своего лица, и его обуяла ярость. Он схватил холодного за ногу, раскачал и, как следует, приложил об осину. Лишь со сломанной спиной тварь, наконец, затихла.

Некоторое время полковник не мог отдышаться. Поэтому он сначала так и воспринял окружающее. Ему казалось, что у него в глазах двоится и троится.

– Что с тобой? – спросила подошедшая Марина.

– Полундра, – тихо проговорил Никитос.

Из чащи бесшумно выходили холодные. Их было много, десятки. Они неумолимо приближались, сбиваясь в стадо и издавая звериное рычание.

– Мамочки! – прошептала Марина.

– Ложись! – крикнул Никитос, отстегивая и даря холодным Ф-700.

Время срабатывания гранаты две с половиной секунды. "Эфка" катнулась по земле и замерла. Замерли и обступившие ее холодные. Потом запал выгорел. Казалось, не граната ахнула, а лес стал раздеваться, по листочку, по веточке, до голых стволов, теряя мелко наструганную кору. Деревья гнулись, чтобы не распрямиться уже никогда. Во все стороны летели вырванные корневища. Центнер земли тучей взметнулся кверху и заслонил звездное небо.

Тишина наступила так резко, то заболели уши. Никитос откопался из-под шубы из земли, листьев и веток и узрел неподвижно застывшего в единственно уцелевшем числе холодного. Не успел он разразиться проклятиями, как холодный с деревянным стуком опрокинулся навзничь.

Теперь Никитос ничего не боялся. Он поднял застонавшую ничего не понимающую Марину, подхватил ее на руки и побежал прочь через поредевший лес.