Ценой невероятных усилий он протолкнул руку в карман, сжал рукоять, но на обратном пути рука застряла и ни в какую не хотела вылезать вместе с оружием.

Без него, пожалуйста, но с ним нет.

Открылась дверь, впуская Кетанга а вместе с ним продолжение нескончаемого кошмара. Всадник подозрительно уставился на него, и Фомичев замер.

— Я отрежу тебе все пальцы! — пообещал монстр.

Он наклонился и поднял нож. Потом рукой придавил ногу инспектора к столу, оказалось, что он уже снял с лейтенанта обувь и носки, и осторожно ввел лезвие между пальцами.

Холод стали сделался настолько нестерпимым, что инспектор вскинулся всем телом, ослабшие ремни позволили ему немного приподняться и — о, чудо! — он вытащил из кармана пистолет. Лейтенант завалился на бок и выстрелил.

Стрелял он наугад и естественно никуда не попал, но от неожиданности Кетанг отшатнулся. В полусидящем положении Фомичев переместил руку с оружием вперед, уставил дуло Всаднику в лицо и один за другим высадил все оставшиеся патроны. Их оказалось всего пять.

Кетанг, выронив нож, сжал руками лицо и ткнулся в пол. Фомичев скинул остальные ремни и, превозмогая боль, кое-как добрался до соседнего стола. Несчастный агонизировал.

— Держитесь. Я вызову помощь. Здесь есть еще кто-нибудь?

Но, похоже, несчастный был уже мертв.

Страшный удар опрокинул инспектора на пол. Как в кошмарном нескончаемом сне, Фомичев опять увидел возвышающегося над собой Кетанга. Лицо его было испещрено черными синяками, но более никакого урона не наблюдалось.

— Ты сделал больно Всаднику Тьмы. Ты умрешь.

Защищаться было нечем. Тогда инспектор дотянулся здоровой рукой до ножки стола, на котором продолжал лежать труп, дернул из последних сил и опрокинул на убийцу.

Произошла жуткая сцена. Казалось бы, единожды умерший, Курашов вдруг привстал на своем страшном ложе и с криком вцепился в своего убийцу. Слезы текли из его пустых глазниц.

— Держите его, я сейчас вам помогу, — закричал Фомичев, он никак не мог подняться, ноги его скользили на залитом кровью кафеле.

Но помогать на этот раз было некому, Курашов, вложив все оставшиеся жизненные силы в свой последний рывок, вцепился в Кетанга, и теперь того удерживал уже мертвец. Да и не смог бы Фомичев никому помочь, ему бы самому кто сподобился.

Фомичев поднялся и, шатаясь, бросился прочь. Убийца освободился от хватки мертвеца и с небольшой задержкой последовал за ним.

Фомичев бежал по ночному лагерю. Все домики казались ему одинаковыми. Было неясно, где находится выход, все направления с равной вероятностью могли, как привести к оставленной машине, так и увести от нее в противоположную сторону.

Сначала инспектор двигался наугад, но ему повезло, когда сквозь шум накрапывающего противного дождя он услышал новый шум. В ночи тяжело плескалось волнами неспокойное осеннее море.

Фомичев окончательно сориентировался и двинулся на выход. И тут же увидел двигающегося почти параллельным курсом Кетанга. В темноте тот ориентировался без помех, и ему удалось практически устранить разделяющее их расстояние.

Их пути должны были пересечься на заключительном отрезке пути, но Фомичев сделал невозможное, собрал всю силу воли в кулак и выскочил к воротам первым.

Когда они выскакивали за ворота, Кетанг его едва не ухватил. Фомичев понял, что до машины он еще успеет добежать, а завести — уже нет. Тогда он поступил по-другому.

Заскочив в машину, он не захлопнул дверцу и стал ждать, уперев в нее ногу. Убийца возник из тьмы и вцепился в дверцу. Тогда Фомичев резко распрямил ногу и отшвырнул его прочь. Теперь у него появилась пара секунд, чтобы завести мотор.

Мотор не успел еще остыть и завелся сразу. Сколько же он отсутствовал? Инспектор успел прожить за это время целую жизнь и не один раз умереть. Он тронулся сразу со второй скорости и утопил педаль газа. Убийца кинулся на машину сбоку. Фомичев не замедлил выкрутить руль и ударил его правой фарой. Ломая кусты, Всадник отлетел прочь. Фомичев сам от резкого маневра едва не вывалился в кювет, но с трудом управляясь одной рукой, все-таки вырулил.

Он ехал по направлению к городу и думал о жутких монстрах, что носит мать-земля.

Вызов в "скорую помощь" пришел под утро.

— Говорит сторож профилактория "Каменные паруса". От меня еще с вечера какой-то старик звонил в милицию насчет «москвича», найденного у турбазы «Цезарь». Вот я и пошел глянуть. Я вам с мобильного звоню. Так что не буду рассусоливать. Тут раненый. Ему необходима срочная помощь.

— Кто ранен? Характер ранения? — уточнила диспетчер.

— Какой-то военный. Прапорщик. Его машиной переехало, весь в крови.

— Где находится раненый?

— Я же говорю, он прямо перед воротами турбазы лежит. Он вроде двигается, сейчас посмотрю…

Вызов попал к дежурной бригаде, состоящей из врача Веры Смолиной, медсестры Зины и водителя Виктора Щетинина. Водитель спал в машине и встретил врача и сестру уже на улице. Он давно и безуспешно пытался оказывать Вере знаки внимания. Не успела Смолина закрыть дверцу, как он уже сделал ей комплимент:

— Какие у вас бесподобные голубые глаза, Верочка.

— Для вас не Верочка, а Вера Ильинична, — холодно поправила она.

— Ну, зачем вы так со мной? — Обиделся Виктор.

Врач Вера Ильинична Смолина слыла в отделении неприступной женщиной. Она обладала тонкой талией и красивейшими ногами, по праву нося прозвище "Шахерезада".

Но главной изюминкой были ее глаза — большие, четко очерченные, полные невероятной голубизны. Злые языки поговаривали, что она спит с главврачом.

Из города выехали без приключений, только на выезде их едва не зацепил какой-то крутой, несшийся в направлении "Каменных парусов" — известного в городе притона, в прошлом пионерлагеря.

Михаил посылал ему проклятия вслед, когда увидел едущий прямо на него с включенным дальним светом милицейский автомобиль. Бросилось в глаза, что в салоне машины тоже горит свет. И вся патрульная машина светилась как рождественская елка. Михаил был вынужден вывернуть на встречную полосу, и они едва разминулись.

— Мент поганый, — вырвалось у него.

— Михаил, какой вы грубый.

— Верочка, с вами я буду очень нежный.

Она с таким высокомерием посмотрела на него своими невероятными глазами, что он с грустью подумал: "Кто же тебя имеет, при этом глядясь в твои синие очи?

Неужели этот скотина, заведующий отделением, с его огромным животом и мат-перемат языком? Уж этот-то будет нежен".

Уже светало, и сосны, между которыми вилась узкая дорога к турбазе, выглядели сказочно, седые красавцы.

Михаил уже бывал в «Цезаре», летом, не один раз, и каждый раз ворота выступали из леса неожиданно. Вот и в этот раз он был вынужден резко затормозить.

У самых ворот замер старый «Москвич». Михаил подъехал к нему вплотную и выключил мотор. Наступила ничем не нарушаемая благостная тишина. Вокруг не было никого.

— Да куда ж они все подевались? — Михаил погудел.

— Что будем делать?

— Подождем немного.

Воспользовавшись вынужденной паузой, Смолина решила начать разговор, который, по ее мнению, напрашивался давно.

— Вот вы, Михаил, обижаетесь на меня и совершенно напрасно.

— Да не обижаюсь я на вас.

— Обижаетесь. Оказываете всевозможные знаки внимания и обижаетесь, что я не отвечаю вам взаимностью.

— Да не оказываю я вам никаких особых знаков внимания. С чего вы взяли?

— Да вы глаз от моих ног отвести не можете даже во время вызовов. Очередь в столовой вечно занимаете, хотя я вас об этом не прошу, а потом еще и кричите через весь зал. Поймите, у нас не может быть ничего общего. Вы, наверное, из деревни?

— Какая разница? — обиженно спросил он.

— Большая. У нас совершенно разные запросы. Мне с вами неинтересно, поймите вы это. Неинтересно! — она повторила, акцентировав каждую букву.

Михаил огорченно отвернулся к окну и вдруг увидел приближающегося мужчину в форме прапорщика. Поначалу он даже обрадовался представившейся возможности прервать неприятный для него разговор.