Антон к такому повороту событий оказался совершенно не готов и не представлял себе, как обращаться с внезапно свалившейся на него безграничной властью. Он пытался докричаться до словно обезумевших, превратившихся в беспомощных детей, людей. Куда там.

В сутолоке Фонарщик, Мора вместе с Каинами повскакивали на лошадей и ринулись сквозь толпу. Антон хотел устремиться в погоню, но тут толпа полезла на помост, и едва не столкнула Волобуева в петлю, которую так никто и не удосужился с него снять.

— Освободите меня, кто-нибудь! — Закричал Волобуев.

Антон подбежал к нему, снял петлю, и едва это проделал, силач рухнул на колени, порываясь поцеловать ему ноги.

— Очнись, Волобуев! — Спецназовец встряхнул его, приводя в себя. — Найди Юфа, пусть собирает бойцов! Мы еще не победили!

Антон вышел из-за стен дома, за которыми простиралось ровное место до самой крепости наместника. Ворота были задраены, башня Голодоморни возвышалась мрачно и неприступно.

В бойницах на протяжении всей видимой части стены засели многочисленные лучники.

От этого стена в неровностях кладок разных лет выглядела колючей.

На самой башне кто-то написал "Добро пожаловать в ад!".

Ну-ну, сплюнул спецназовец.

На нем были доспехи, покрытые сусальным золотом, и он чувствовал себя неуютно, этаким ряженым. Но ничего нельзя поделать, электорат просит.

Перевязь с двумя мечами тоже золотая. Еще под панцирем был спрятан паузер, так на всякий случай: вдруг внутри крепости нейтрализующее поле не действует.

Если при взгляде на Голодоморню охватывало молчаливое умиротворение, то стоило Антону обернуться, как на него разом обрушился несусветный гвалт.

В прилегающих дворах и улицах Ахангарана было полно народа, и царила невообразимая сутолока. Те, кого удалось вооружить, человек восемьсот, кучковались в колонны. Мало, черт подери. Янычар с их тяжелым вооружением, равного которому в городе не сыскалось, будет, по крайней мере, втрое больше.

С другой стороны, спецназовец сам удивился, что кто-то еще пришел после такого оглушительного фиаско. Сам он не переставал испытывать чувство вины, глядя, как с улиц убирают погибших.

Чуть в стороне, там, где сколачивали тараны, и во всю стучали молотки, группировались мегалаки.

— Волобуев! — Позвал Антон.

Тот отделился от толпы и приблизился, согнувшись в три погибели в поклоне. На нем были старые покореженные доспехи, и Антон опять почувствовал себя петрушкой.

Ему сделалось стыдно за свой «парадно-выходной» мундир, все равно, что он бы стоял без трусов.

— Слушаю, о Великий, — крикнул в землю силач.

В ответ на высокопарное обращение спецназовец только поморщился. Он уже устал отучать людей от такого рода раболепствования. Утверждалось так же, и люди верили, что нельзя смотреть великому К.Г. в глаза — окаменеешь. Посему он видел одни затылки и зады.

— Ты сказал, чтобы Юф строил мегалаков всех вместе, включая рабов? — строго спросил Антон.

— Так точно, о Великий.

— Так какого же Великого К.Г. он разделил свою колонну на две? Скачи к нему и скажи, что я не допущу второго базара.

— Может, его убить?

"И ведь убьет", — подумал Антон.

— Пусть лучше колонну объединит, — устало сказал он.

Едва Волобуев ушел, как, отклячив зад, к нему буквально вполз человек из личной охраны.

— Великий, к вам женщина.

— Я же сказал убрать всех женщин в глубь города.

— Она утверждает, что вы знаете ее, Великий.

Маша, молнией мелькнула мысль, и Антон велел пропустить.

Женщина приблизилась боязливо, на ней было старенькое платье, и все норовила упасть на колени. Он поспешил ее поднять и усадил в королевское кресло, принесенное мегалаками с площади.

Она присела на самый краешек, словно кресло могло ее укусить, по- прежнему не поднимая глаз.

— Ты тоже боишься смотреть мне в глаза? — улыбнулся Антон.

— Нет, Великий, даже если превратишь меня в камень, — храбрясь, ответила она и подняла на него серые глаза, полные вселенской всепоглощающей любви.

"И за что женщины так беззаветно любят мужчин?" — Подумал он и понял, что правильно сделал, предложив ей трон.

Да что трон, он готов был предложить ей всю планету.

— Я верю, что ты нас все спасешь, Великий, — тихо проговорила она.

"Хотелось бы так думать", — сделал он про себя поправку.

— Я хочу умереть за тебя! — воскликнула она.

— Это лишнее. Иди к женщинам и до окончания боя не выходи.

— Слушаюсь.

Она беспрекословно повиновалась. Быть Великим Антону в этот раз понравилось.

Когда она сходила с трона, повинуясь порыву, он остановил ее и жарко поцеловал.

Она засмущалась:

— На нас смотрят!

— Это вряд ли!

Она уходила гордо, ни разу не оглянувшись, и он понял, что больше они не увидятся.

Тараны — огромные телеги с деревянными колесами, груженные заостренными бревнами, которые искали по всему городу, сколачивали слишком долго, и это несмотря на то, что плотники работали без перерывов.

Вскоре приготовления были закончены, и люди стали выдвигаться. Спецназовец почувствовал дискомфорт. Настроение воинов ему решительно не понравилось. Лица опять были обреченные.

Он подозвал к себе Ивана и поинтересовался, в чем дело.

— Они знают, что все умрут. Но умрут вместе с Великим К.Г., который станет их пропуском к Великому Мазе. И наступит всеобщая Маза! Ты что не знал, что К.Г. и Маза друзья? — издевательски поинтересовался Иван.

— Шутник! — в сердцах бросил Антон, и, подозвав командиров отрядов, отдал новый приказ.

— Как я прорвусь в Голодоморню, сразу уходите. Дальше я работаю один!

— Может, их измором взять, Великий? — предложил Юф.

Что им сказать? Антон оглядел лица, не глаза, глаза все продолжали прятать. Они хотели жить, и им не было дела до элиминатора и готового рвануть на всю планету унформера.

И они были правы. Их ждали женщины и дети, и они хотели их дождаться.

— Как только я окажусь в крепости, уходите, — упрямо повторил он.

— Хан Яндырбец нас из-под земли достанет.

И опять Антону нечем было возразить. Великий К.Г сгинет снова на тысячу лет, а Фонарщик вот он, тут. И фонари готовы принять новых висельников. Народу много, но можно вешать несколько шей в одну петлю. Это быдло даже умереть не имеет право достойно, кроме как блюя и фекалируя друг на дружку.

— Когда Великий прорвется к хану Яндырбец, тому наступит конкретный… — пришел на помощь Иван.

И как всегда вовремя. Разрядил обстановку и командиры повеселели, но с рядовыми горожанами было не в пример хуже.

Люди с опаской выходили из-под защиты стен и улиц, не было слышно ни разговора, ни обычных в таких случаях подтруниваний. В центре встали наиболее хорошо вооруженные найденным в городе оружием люди, на левом фланге — мегалаки, на правом — опять люди, но вооруженные лишь дубинами да ножами, что означало, что им суждено выступить против тяжелой кавалерии практически безоружными.

— Сейчас что-то произойдет! — понял спецназовец.

Со страшным скрипом ворота крепости стали открываться. Из глубины двора сначала показалось облако поднятой пыли, а потом уже донесся мерный топот.

В воротах возник ряд полированных медных щитов, за ним другой, третий. Казалось, им не будет конца.

Бронированная колонна вышагивала как на параде. От ритмичного колыханья сотен щитов зарябило в глазах. В такт ударам бубна янычары организованно перестроились во фронт.

Перед остолбеневшими горожанами выстраивался монолит. На площади перед крепостью уже замерли в ожидании битвы, готовые по первому сигналу ринуться в бой, около пяти тысяч янычар, а колонна продолжала выдавливаться в ворота.

Стоял сплошной лязг навешанного на янычар железа. Даже на глаз было видно, что их больше горожан раза в три.

Янычары не суетились, держались уверенно, было слышно, как они неспешно переговариваются в строю. "Эх, и врежут же они нам сейчас", — подумал спецназовец.