— За что? — уточнил Антон, прикидывая, кого валить первым.

— За долги, Тони! Я разве не сказал. Долги принято отдавать, таков был уговор. А ты свалил и не расплатился. Нехорошо. Настоящие офицеры так не поступают. Это ли не причина?

Это действительно была причина оставить их всех на некоторое время портить остальным живущим воздух. Что-то обстановка с личность настоящего Воронина начинала Антона слегка напрягать. Он чувствовал, все еще хуже, чем видится.

Стало быть, чтобы узнать подробности, надо встретиться с Эстебаном.

— Ведите меня к Папе! — потребовал он.

Эстебана Ванчопе, криминального Папу Южного сектора, Антон припомнил за мгновение до того, как увидел. Он не изменился. Толстый мужик, абсолютно толстый, все толстое: пальцы, складки на щеках и веках, уши. Этакий слон в безразмерном костюме на жалобно промявшемся кожаном диване.

Напротив Ванчопе сидела блондинка в мини-юбке и пила бугрящееся пузырями шампанское из высокого узкого бокала. Такой шикарной б… Антону еще видеть не приходилось.

У нее было все, чтобы сводить самцов с ума. Ровные ноги, беззастенчиво открытые практически до попы, и часть попы тоже открыта, пышная грудь, не стесненная низким декольте, алые губы, чувственно охватившие край бокала. У нее было все, кроме трусиков, которые она на дух не переносила как класс.

— Я думаю, вас пора знакомить! — вздохнул Папа, проследив его взгляд. — И перестань жить у Аннушки в декольте, наглец!

Значит, Анна.

— Анна Фогель! — сказала она пульсирующим грудным голосом, который был синонимом эрекции.

Ванчопе жестом отпустил своих людей. Прислуживать остался худой мужчина в болтающемся черном костюме ростом под 2 метра. Движения его были экономные, словно линейкой отмеренные.

— Боевой андроид! — подтвердил по внутреннему коммуникатору Иван, чемодан с которым Антон отвоевал, сказав, что это личный ноутбук и очень дорогой.

Худой дернулся и уставился на Антона. Засек, гад, понял Антон и подарил ему самое безмятежное выражение лица, которым мог обмануть любого.

— Не тужься, я вижу тебя насквозь и в случае чего убью раньше, чем ты мигнешь! — предупредил мужчина на «цифровом», используемом для общения между машинами самого грубого класса, не делая попытки скрыть пренебрежения.

От него веяло смертью, а чем еще должно веять от боевого андроида класса "киллер".

— Не зли Расхода, проживешь долго! — усмехнулся Папа.

Антон знал, что имеет дело не только с убийцей, извращенцем и заправилой криминального дна, но и с умнейшим проницательным человеком. Это он понял еще в их первую встречу, состоявшуюся не при совсем приятных обстоятельствах. Иначе и быть не могло. Всех дураков на Южном уже перестреляли.

— Слушаем тебя, Тони! Где же ты болтался столько времени? — с этими словами Папа начал серьезный разговор, в конце которого Антон явственно увидел чей-то труп.

— Вы прекрасно знаете, что я был на Шарагде, потому что пытались меня убить!

Антон просек, что был не прав, когда Расход наклонился чуть вперед, в таком положении у андроида включаются боевые серводвигатели, но был остановлен жестом Папы.

— Заткнись! Ты еще слишком молод, сопляк, чтобы разевать пасть на Папу! — проговорил Ванчопе, и Антон извинился. — Вот и ладно, — «подобрел» Эстебан. — Перестань кукситься и пялиться на Аннушку, и послушай меня старика. Ты помнишь, чем мне обязан?

Антон помнил. Жизнью. Правда, жизнью настоящего Воронина, которую Папа не стал забирать, но забрали другие, а теперь Антон вернулся, и на него вывалили всю эту кашу. Если бы знал, улетел бы на другую станцию, слово Великому Мазе! — 13 июля 8 года, бар «Хана». Ты помнишь этот день? — спросил Папа, Антон помнил, это был день, после которого его жизнь превратилась в ад. — День, когда погиб Крекрюшон. Ты помнишь его? Знаешь, кто он был?

Козел он был. И одновременно выполнял обязанности Смотрящего одного из секторов Южного горизонта, будь он трижды проклят Великим Мазой!

Воронин был в «Хане» с девушкой. Ага, с девушкой. Он был у нее 135-м по счету кобелем, и дело бы кончилось быстрым перепихом и все адье, но когда Крекрюшон полез к ней, Воронин ни с того ни с сего почувствовал себя уязвленным.

Антон уже и сам не знал, где чьи воспоминания и воспринимал мелькающие перед его мысленным взором картинки как свои собственные.

Хлыщ с прилизанными волосами и щеточками усов стоит перед его столом и делает жест мизинцем, на котором отращен длинные ороговелый коготь.

— Пошел отсюда! Эту рыжую буду иметь сегодня я!

Ага, точно, рыжая она была. А имени, убей, не помню, хотя из-за нее полегло столько людей.

— Я тебя самого буду иметь! — сказал Воронин, он только что приехал с войны и ничего не боялся, но мигом наэлектризовавшийся воздух сказал ему, что он поступил опрометчиво, война конечно дело героическое, но и на мирной «Пантере» могут яйца на лоб натянуть.

Трое верзил за спиной Крекрюшона сделали телодвижение, но прилизанный красавчик остановил их одним движение того же пальчика, он был эстет, чтоб Великий Маза на том свете сношал его во всех позициях.

В баре наступила тишина, в которой отчетливо слышалось, как у кого-то от страха урчит в животе. Крекрюшон достал из кармана паузер, переделанный под стрельбу плазмой, и посетители с криками кинулись на выход. Они знали, с каким гавном имеют дело, и им было страшно. Их терзали сомнения, не зачистят ли потом и их, свидетелей позора великого и ужасного Крекрюшона.

Сейчас Антон не стал бы его убивать, как и его людей тоже. Но тогда, стоило противнику достать оружие, как у Воронина включился рефлекс, еще горячий и не успевший атрофироваться после войны, и он с ходу вошел в режим БУМа — Боевой убивающей машины.

Первым умер Крекрюшон, потому что оказался ближе всех и познал, за сколько миллисекунд ломаются шейные позвонки после страшного удара в челюсть. Громилы только выхватывали оружие, когда Воронин, не став тратить время, чтобы завладеть паузером убитого, без затей вывернул ему руку и в таком положении открыл огонь, уложив, как и троих верзил, так и какого-то четвертого гада, пожелавшего выслужиться перед Папой и открывшего огонь от двери.

В баре наступила тишина, стало понятно, откуда у него такое название. Все куда-то испарились, даже рыжая, имени которой он так и не успел узнать, и можно было бы сказать, что за честь которой вступился, если бы таковая еще имела место.

Побелевший как привидение, сохраняющий неестественное спокойствие, дисгармонирующее с запахом крови, гари, едкой ни с чем не сравнимой вони пробивших воздух разрядов, бармен надменно произнес:

— Первый раз вижу мертвеца, который еще стоит на своих ногах!

В следующие сутки, в течение которых Воронин не сомкнул глаз, он познал на собственной шкуре всю правоту его слов.

Его даже не арестовали. Полиция исчезла из Южного горизонта, и на протяжении всего времени сектор оказался во власти подонков, разъезжающих на черных, словно катафалки грайверах и применяющих оружие безо всякого стеснения. Много народа полегло тогда.

Воронин не смог не улететь, не уехать. Горизонт попросту закрыли, как сачком накрывают бабочку. У бандитов оказались снимки, сделанные камерами наблюдения в «Хане», так что поимка Воронина стала делом лишь времени.

Он озлобился, сжал зубы и решил идти до конца. В любом случае это закончилось бы печально для него, не мог же он противостоять бесчисленной банде отморозков вечно, тогда он решил продать свою жизнь подороже и унести с собой как можно больше врагов.

Тут и проявился дьявольский ум Папы. Он словно почувствовал, на что может пойти загнанный в угол офицер спецназа, и предложил сделку.

Как они связались, как Антону передали флип, это чересчур длинный рассказ, который нет смысла пересказывать. Стоит особо подчеркнуть, что при передаче Антона не пытались захватить или убить. Не стали даже следить за ним, так что спецназовец совершенно напрасно путал следы. Ванчопе словно зловещий гроссмейстер просчитал все ходы вперед, поняв, что Антон никуда не денется из уготовленной ловушки, мало того, он именно тот, кто ему нужен, поэтому его стоит беречь.